Фаина Раневская. Жизнь проходит и не кланяется - Софья Бенуа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Неудачи не сломили моего решения быть на сцене: с трудом устроилась в частную театральную школу, которую вынуждена была оставить из-за невозможности оплачивать уроки. А не могла я оплачивать не только уроки, но и жилье. Деньги, с которыми я приехала в Москву, просто исчезали на глазах, а единственная работа, которую удалось найти, была крайне непостоянной, да и приносила сущие копейки. Но все равно я была счастлива – ведь я подрабатывала в массовке цирка! Но таким счастьем сыт не будешь. В скорости я осталась без крыши над головой. Благо это было летом! А ведь я была девушкой из добропорядочного провинциального буржуазного семейства, которая привыкла спать на мягких перинах и кружевном постельном белье. Мысль о ночлеге на улице не укладывалась в голове. Вот это я попала! Поистине безвыходная ситуация. А оставаться в Москве без денег, да еще и без работы невозможно, так же, как и повторно вернуться неудачницей домой».
Москва на старой открытке
Проходя мимо недосягаемого своего божества – Большого Театра, полуголодная и совершенно отчаявшаяся Фая вдруг безудержно разрыдалась прямо у подножия одной из театральных колонн. Проходившую мимо даму тронуло отчаяние девушки, она подошла, пожалела Фаину и пригласила переночевать к себе. Так началась сорокалетняя дружба Фаины Раневской и великой русской балерины, примы Большого театра – Екатерины Васильевны Гельцер.
Несмотря на разницу в возрасте (когда женщины познакомились, Гельцер было 39 лет), Екатерина и Фаина обнаружили удивительное духовное родство: обе были эксцентричны, остры на язык, остроумны, энергичны и в целом очень похожи. Историки полагают, что своему имиджу зрелая Фаина Раневская во многом обязана старшей подруге, которую невольно копировала в общении. Умная, проницательная Гельцер была язвительна, называла вещи своими именами и слыла в московском театральном кругу неисправимой насмешницей. Именно такой фигурой стала впоследствии и Фаина Раневская. Биограф Андрей Левонович Шляхов рассказывает:
«Фанни, вы меня психологически интересуете», – признавалась Гельцер. Она искренне восхищалась молодостью и самоотверженностью Фаины: «Какая вы фэномэнально молодая, как вам фэномэнально везет!» Радуясь первым успехам Фаины, Екатерина Васильевна признается ей: «Когда я узнала, что вы заняли артистическую линию, я была очень горда, что вы моя подруга».
Екатерина Гельцер была умна, остра на язык и имела привычку называть вещи своими именами. Так, например, рассказывая Фаине о московском театральном закулисье, она называла актерское общество «бандой», имея в виду нравы, в нем царившие.
«Я обожала Гельцер», – говорила Фаина Раневская после смерти Екатерины Васильевны, скончавшейся в 1962 году в Москве восьмидесяти семи лет от роду.
Порой во время бессонницы Екатерина Васильевна могла позвонить Раневской в два, а то и в три часа ночи с каким-нибудь вопросом (Фаина Георгиевна всегда пугалась этих ночных звонков). Вопросы у Гельцер всегда были самые неожиданные, особенно в ночное время. Например, она могла спросить: «Вы не можете мне сказать точно, сколько лет Евгению Онегину?» – или попросить немедленно объяснить ей, что такое формализм.
При всем этом, по свидетельству Раневской, Екатерина Васильевна была необыкновенно умна. Ее кажущуюся наивность, ее ночные звонки Фаина Георгиевна относила за счет причуд, присущих каждому гению.
Екатерина Гельцер делилась с Раневской сердечными тайнами. Однажды сообщила, что ей безумно нравится один господин и что он «древнеримский еврей». Слушая ее, Фаина от души хохотала, но Гельцер никогда на нее за это не обижалась. Она вообще была очень добра и очень ласкова с Фаиной. «Трагически одинокая», по выражению Раневской, она относилась к ней с подлинно материнской нежностью.
Гельцер любила вспоминать молодость. Вспоминала свою самую первую периферию – город Калугу, рассказывала, что мечтает сыграть немую трагическую роль. «Представьте себе, – говорила она Раневской, – что вы – моя мать и у вас две дочери, одна из которых немая, и потому ей все доверяют, но она жестами и мимикой выдает врагов».
«Каких врагов?» – улыбалась Раневская. «Неважно каких», – отвечала Гельцер и начинала импровизировать, придумывая на ходу сюжет драмы, которую они бы вместе исполняли. «Я жестами показываю вам, что наступают враги! Вы поняли меня, враги побеждены, кругом радость и ликование, и мы с вами танцуем Победу!» «Екатерина Васильевна, дело в том, что я не умею танцевать», – робко возражала Раневская. «Неважно, – отмахивалась Гельцер, безумно переживавшая, что уже не танцует на сцене. – Тогда я буду одна танцевать Победу, а вы будете бегать где-нибудь рядом!»
Екатерина Васильевна Гельцер, крупнейшая «звезда» советского балета 1920-х годов, ставшая близкой подругой Раневской
Фаина буквально растворилась в театральной Москве. Они с Гельцер не пропускали ни одного спектакля Художественного театра, были завсегдатаями театра-кабаре Никиты Балиева «Летучая мышь»…
…Не стоит считать этот период в жизни Раневской совершенно уж безоблачным. Таких периодов в ее жизни не было вовсе. Фаина с трудом сводила концы с концами, тем более что рачительностью и умением экономить она никогда не отличалась, но мелкие житейские проблемы не могли затмить всего остального. Екатерина Гельцер вдохнула в Фаину новые силы, возродила угасшую было надежду на сценическое будущее и принялась за поиски места для своей новой подруги.
«Гельцер показала мне всю Москву тех лет. Это были «Мои университеты», – вспоминала Раневская.
Фаина была счастлива, ведь почти добилась своего: она вот-вот станет актрисой, она будет играть на столичной сцене (и пусть вначале ее роли будут незначительны и зачастую вообще без слов, но это только вначале), у нее появились новые знакомые, и какие! Один Владимир Маяковский, с которым она познакомилась в доме Екатерины Васильевны, стоил тысячекратно больше всего таганрогского «высшего света» с высокомерными провинциальными толстосумами и их чванными женами.
Сценическая школа: первые учителя
По рекомендации старшей подруги Фаина устроилась на свою первую театральную работу, которой очень гордилась: актрисой «на выходах» в Летний театр в дачном подмосковном поселке Малаховке (к востоку от столицы). Биограф Матвей Гейзер рассказывал:
«Этот театр в дачном поселке Малаховка, где летом отдыхал весь цвет московской богемы, построил богатый театрал Павел Алексеевич Соколов. В летний сезон там вовсю кипела жизнь – по вечерам на спектакли съезжалась самая изысканная публика. И неудивительно, ведь на сцене Летнего театра пели Шаляпин, Собинов, Нежданова, Вертинский, а в драматических спектаклях играли такие знаменитые актеры, как Яблочкина, Садовская, Коонен, Остужев, Тарханов.
Фаину взяли туда на эпизодические роли, но несмотря на то, что играть ей приходилось всего ничего, да и платили за это копейки, она была совершенно счастлива. Главное – работа в этом театре стала для нее прекрасной школой, там она училась сценическому мастерству у лучших русских актеров. И не только наблюдала за ними, но и играла вместе с ними на одной сцене. А ведь совсем недавно ей заявляли, что «в артистки она не годится».
Свободные от работы вечера Фая посвящала театральной жизни Москвы: ходила на спектакли, знакомилась с творческими людьми – окружением Екатерины Васильевны Гельцер. Экономя свои скудные средства, Раневская хитрила, чтобы попасть на тот или иной спектакль бесплатно. Она с трагичным видом заглядывала в окошечко театрального администратора, устремляла на него свои большие, выразительные глаза и печально говорила:
– Извините меня, пожалуйста, я провинциальная артистка, никогда не бывавшая в хорошем театре.
Хитрость часто удавалась – сердобольный администратор выдавал юной ценительнице театрального искусства контрамарку. Однако вскоре администраторы стали узнавать Раневскую, один из них сочувственно заметил девушке: «Вы со своим лицом запоминаетесь».
Больше всех столичных театров двадцатилетняя Фая любила Художественный театр, спектакли которого смотрела все без исключения и по многу раз. Разумеется, в число кумиров молодой актрисы сразу же попал Константин Сергеевич Станиславский, который был особенно хорош и убедителен, по скромному мнению Фаины, в роли отставного генерала Крутицкого, старика-ретрограда (в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты»). Любимым спектаклем девушки стал чеховский «Вишневый сад» с великолепным, звездным актерским составом, у которого Фае, впитывающей все, как губка, было чему поучиться (Станиславский играл Гаева, Николай Осипович Массалитинов – Лопахина, Ольга Книппер-Чехова – Раневскую). Биограф Андрей Шляхов рассказывает:
