Поход на афганцев и бой на Кушке (1885 год) - Михаил Горный

V.

Наконецъ, добрались и до Бухарской границы съ Мервомъ, до большой степной ръки Аму-Дарьи. Шли низкимъ, болотистымъ мъстомъ, сплошь поросшимъ камышами, и вовсе не туда, куда нужно было идти, потому что чалмоносный проводникъ, въроятно, сбился съ дороги. Полковникъ страшно злился, но и виду не подалъ бухарцу. На прибывшихъ съ верховьевъ Аму-Дарьи каюкахъ, т. е. паромахъ, переправили сначала на противуположный берегъ транспорта, а потомъ переправились и солдаты. Переправа продолжалась съ ранняго утра до поздняго вечера. Полковникъ приказалъ выдать по чаркъ водки измучившимся солдатамъ и, удалившись въ свою палатку, призвалъ немедленно проводника. Тутъ ему онъ задалъ страшный нагоняй при помощи переводчика-офицера изъ татаръ. Чего только не говорилъ полковникъ бухарцу! Говорилъ онъ, что солдаты его не скотина, чтобы зря гонять ихъ по камышамъ и болотамъ, что долженъ онъ былъ разузнать сначала, куда ему вести, войска, что монжо было сдълать, наконецъ, и привалъ; грозился и тъмъ, что пошлетъ нарочааго въ Бухару къ самому эмиру и пожалуется на проводника, хоть бухарцы и подарпли ему лошадь съ съдломъ и уздечкой. Красный и въ простое время полковникъ, побагровълъ еще больше, и громко говорившiй обыкновенно, кричалъ теперь уже во все горло, такъ что у бъднаго проводника въ шелковомъ халатъ и душа ушла въ пятки. Однако все дъло окончилось только однимъ выговоромъ, и полковникъ повелъ своихъ солдатъ въ послъднiй бухарскiй городъ Чарджуй, гдъ проводники и были отпущены безъ всякихъ послъдствiй.

Въ Чарджуъ встрътилъ русскихъ почетный караулъ нестройнаго и недисциплированнаго войска въ самыхъ разноцвътныхъ халатахъ, съ неуклюжими ружьями, въ желтыхъ чалмахъ.

- Вотъ, Бухара, такъ Бухара! - острили солдаты, - такъ и тяпаютъ по топорному: одной рукой подъ козырекъ, а другой ладитъ ружье къ ногъ.

Потъшное было это войско Бухарское и долго дивилось оно, какъ скоро собирались русскiе и какъ быстро выдълывали ружейные прiемы. А проводники еще разсказывали солдатамъ, что Бухарскiй солдатъ ни за что не выйдетъ на призывъ, пока не доъстъ своей лепешки.

На другой день бухарцы выдали солдатамъ по фунту сахару, по фунту леденцу и по четверть фунта чаю. Затъмъ русскiе разстались съ ними и вступили въ сыпучiе Мервскiе пески.

Словно безпредъльное море, волнуемое вътромъ, раскинулись сливающiеся съ горизонтомъ эти струистые пески. Нигдъ ни деревца. Изръдка только попадаются жиденькiе кустики саксаула, вътка котораго, брошенная въ воду, какъ камень идетъ ко дну. Еслибы солдатикамъ пришлось идти по нимъ въ жаркое время года, застряли бы они по колъно въ зыбкой почвъ. По счаотью дожди смочили ее и сдълали ее твердою, такъ что и маршировать было гораздо легче.

До Мерва, куда шелъ отрядъ оставалось еще 850 верстъ, - переходъ немалый. Станцiями здъсь были уже не деревни и не города, а глубокiе колодцы съ длинными шестами. Придутъ солдатики, разведутъ огоньки, чайку бы погръть, да вода-то изъ колодцевъ и верблюдамъ не годится: горькая да соленая. Впрочемъ, предусмотрительное начальство еще раньше запаслось пръсной водой, которую везли на верблюдахъ въ кожаныхъ торсукахъ (мъшкахъ), но солдатамъ и лошадямъ давали ее самымъ умъреннымъ образомъ, чтобъ хватило ея на всю длинную степь.

На привалахъ ротные командиры предупреждали солдатъ, чтобы они ложились спать какъ можно осторожнъе, потому что степи кишъли разными вредными пресмыкающимися: какими-то съдыми змъями, длинными, аршина въ полтора ящерицами, фалангами и скорпiонами. Укуситъ какой-нибудь скорпiонъ руку или что другое, и начнетъ пухнуть вся рука, если не захватитъ во время бывшiй съ солдатами докторъ. Докторъ былъ маленькiй темнорусый человъчекъ въ очкахъ, обладавшiй всевозможными достоинствами. Придетъ, бывало къ нему солдатикъ, мнимо или дъйствительно больной.

- Отчего приключялась болъзнь? - спрашиваетъ докторъ.

- А Богъ ее знаетъ, - раздумчиво отвъчаетъ солдатикъ.

- Богъ знаетъ, такъ и иди къ Богу, - хладнокровно говоритъ докторъ, - я докторъ, а не Богъ: зачъмъ ко мнъ идешь?

Впрочемъ, болъзней было мало, несмотря на всю трудность тяжелаго похода, потому что истинный русскiй духъ, одушевлявшiй войска Святослава, Скопина и Суворова, одушевлялъ и нашъ небольшой отрядецъ, и онъ, что называется, не шелъ, а летълъ къ мъсту своего назначенiя, весело перешучиваясь между собою.

Разъ, для потъхи, даже запрягли въ ротную арбу молодого верблюда, желая узнать, какъ пойдетъ въ запряжкъ длинноногiй иноходецъ. Въ арбу посадили молодую жену командира 2-й роты, ъхавшую въ походъ за мужемъ. Верблюдъ, въ то время, какъ его запрягали, отрашно и непрiятно ревълъ.

- Онъ понесетъ, онъ побъжитъ! - со страхомъ говорила командирша.

- Ничего, барыня, пойдетъ не хуже какого-нибудь коня! - отвъчали ухмыляющiеся и весело перемигивающiеся между собою солдатики, предвкушая, уже, напередъ удовольствiе посмотръть на даровой спектакль. И, дъйствительно, пущенный на свободу верблюдъ рысью помчался на свовхъ длинныхъ ногахъ, влача чуть живую отъ страха командиршу. Вслъдъ за нимъ со смъхомъ устремились фельдфебеля, унтеръ-офицеры, солдаты. Бъглецъ, наконецъ, былъ , пойманъ.

Довольны были всъ, разумъется, за исключенiемъ командирши, ея мужа, да самого верблюда. Мужъ пострадавшей такъ разсердился, что накинулся на своего, ни въ чемъ неповиннаго, деньщика.

- Я ни въ чемъ не виноватъ, - оправдывалоя тотъ: - это ротные солдаты, ваше благородiе, допустили таков безобразiе.

- А ты гдъ былъ?

- Я тутъ же былъ, да я занятъ былъ: я держалъ лошадь подпоручика В ва.

VI.

Мало-по-малу почва сдълалась ровнъе, лучше, веселъе; пески кончались.

Передъ послъднимъ переходомъ въ Мервъ, къ полковнику прiъхалъ нарочный, съ извъстiемгь, что батальонъ встрътитъ самъ генералъ Комаровъ.

Полковникъ, ненмого взволнованный, тотчасъ же обратился къ ротнымъ:

- Гг. ротные командиры! Я получилъ сейчасъ извъстiе, что къ намъ прибудетъ генералъ Комаровъ!.. Обратите вниманiе на людей: пусть всъ осмотрятся, обчистятся, будутъ поаккуратнъе, не теряютъ виду!

Сдълали привалъ. Солдаты немного пообчистились и опять пошли ваередъ. "Чъмъ-то онъ насъ порадуетъ", толковали они.

Верстъ за 25-ть отъ Мерва встрътились съ 17-мъ линейнымъ батальономъ. Составили ружья въ козлы. Чистка аммуницiи пошла ревностнъе. Вдали показалось нъсколько всадниковъ. Батальону скомандовали: "Въ ружъе!" Всадники приближались. Впiереди, на сивой лошади скакалъ самъ генералъ, а за нимъ человъкъ пять свиты. К - въ звонко, отчетливо скомандовалъ: "Смирр-но!" и, съ шашкой наголо, поскакалъ на своей рыжей лошадкъ съ рапортомъ къ генералу. Генералъ принявши рапортъ отъ полковника, быстро соскочилъ съ лошади и поздоровался со всъми солдатами, бодро и весело глядъвшими на начальство. Обошедши всъ роты, онъ началъ говорить. Говорилъ онъ, что ждалъ солдатъ съ страшнымъ нетерпнiемъ, какъ жаждетъ въ жаркiй день человъкъ воды, что скавались солдаты молодцами, что онъ надъется, что и впредь они не подгадятъ себя, говорилъ, что переходятъ они теперь въ Мургабскiй отрядъ, что мирный походъ кончился и начнется военный, что на границъ-де есть маленькое, недоразумънiе. Кончилъ свою ръчь генералъ тъмъ, что приказалъ полковнику вести людей въ Мервъ съ музыкой и пъсенниками впереди.