Каштановый прииют (СИ) - Холодова-Белая Анастасия

— Э-э, добрый день, я записан на это время… — в дверях стоял высокий сухой старик с очень большим носом и грустными глазами. Он мял в руках шляпу и с интересом оглядывал Вильяма.

— Здравствуйте, меня зовут Вильям Салтрай, — Вильям пожал руку вошедшему и указал на кресло перед столом. — Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете сейчас?

— Ну… Удовлетворительно. Я, в общем-то, в этот раз немного заранее записался на приём. Приступ был лёгким, обычно я ещё выжидаю время, но сейчас у меня есть время и возможность взять отпуск, — Вильям улыбнулся в ответ на такую точную дотошность и открыл его карту на первой странице.

— Вы принимаете препараты по рецепту, я так понимаю? — дождавшись кивка, он отложил карту чуть в сторону. Нужно складывать о пациенте своё личное мнение. — Как давно был предыдущий приступ?

— Года два назад. У меня тогда дочь в больницу попала с тромбом. Я разнервничался и… В общем, мне показалось, что я птица и парю над городом. Были такие бредовые картины, я так испугался тогда, мне жена помогла таблетку выпить.

— У вас все приступы такие яркие, или это скорее было исключение?

— Исключение. С тех пор, как я начал лечение, у меня такое впервые случилось. Хотя в самом начале чего только не было, ой…

— Написано, что вы ходите к психотерапевту по месту жительства. Как вы можете охарактеризовать ваши встречи? Вам важно выговориться?

— Да, когда я говорю о стрессе, каком-то своём нехорошем состоянии мне как будто легче, знаете. Мне помогает.

— Как вы поняли, что у вас случился приступ? — мистер Клейтон слегка пожевал губы и театрально махнул рукой.

— Ну вы понимаете… Я почувствовал, как моё «я» как бы отделяется от меня. Я как будто видел себя со стороны. Как будто я и не я. И руки исчезли, я смотрел на них и не видел, — Вильям окинул взглядом лист больничной карты. Ну понятно, его предыдущий врач вёл очень подробные записи.

— Так. И ваш врач выписал вам таблетки, одна во время приступа и ещё одна через полчаса.

— Да, я очень… Аккуратно отношусь к его рекомендациям, знаете. Я ответственный пациент.

— Я верю, ведь вы пришли сами. Я так понимаю, вам нужно направление на госпитализацию?

— Да, я хотел бы пролечиться неделю-другую, я уже лежал в стационаре.

— Я понимаю, нужно окончательно стабилизироваться после приступа, — Мистер Клейтон кивнул и слегка улыбнулся ему. — Хорошо, я выпишу вам направление, с ним вам нужно пойти к заведующему отделением. Думаю, вы уже знакомы с порядком.

— Да, я лежал тут уже пять раз. Прекрасное место, тихое, для психики приятное. Я так выматываюсь в большом городе…

— Вы ведь работаете в брокерской конторе? Не думали сменить поле деятельности? Вы уже в пенсионном возрасте, стрессы воспринимаются сильнее, они накапливаются и провоцируют приступы. Со временем они будут становиться всё более серьёзными.

— Да я понимаю. Но на кого я оставлю отдел свой?

— Неужели в нём нет хороших людей, которым вы доверяете? — мужчина кинул взгляд в окно поверх его плеча и вздохнул.

— Я понимаю вас, я сам об этом часто думаю. Но…. Знаете, и хочется, и не получается.

— Принятие проблемы — первый шаг к её решению, — мистер Клейтон улыбнулся ещё шире. Похоже, что удалось найти к нему подход. Пожилые сентиментальные люди, которые переживают за всех и вся — его конёк, Вильям умел успокаивать, жизнь научила. — Вот ваше направление.

— А вы мой психотерапевт на время, пока я буду лежать?

— Да.

— Ой, хорошо, а то мне сказали, что мой психотерапевт ушёл на пенсию, и я переживал.

— Ничего страшного, уверен, мы с вами сработаемся, и вы быстро пойдёте на поправку.

Мистер Клейтон забрал у него бумагу и, раскланявшись, вышел в коридор. Вильям уже собирался сделать запись в карте, как раздалась трель внутреннего телефона. Его приглашали к администратору. Кто мог звонить ему сюда, в такое время? Риэлтор был человеком-пунктуальностью, он никогда бы не позвонил вот так, даже если бы было что-то срочное. Он сам всё решал, ответственно подходя к делу. Только бы не те, о ком он подумал. Да и два звонка за всего два дня его тут пребывания — это много. Только бы не нашлось никого излишне любопытного.

Спустившись на первый этаж с папочкой в подмышке, Вили зашёл в служебное крыло к администратору. Мужчина что-то записывал, держа плечом сотовый телефон. Логично решив, что его пригласили именно к снятой трубке, он поднял её и тяжело выдохнул, пытаясь успокоиться.

— Вильям Салтрай, слушаю вас.

— Вильям, здравствуйте. Мы звоним вам насчёт похорон…

— Я дал вам деньги для организации и покупки всего необходимого. Что вам ещё нужно? Я же договаривался.

— Да, но дело в том, что с нами связались некие Кристиан Тернт и Анелиза Милтон, — Вильям тяжело выдохнул. Опять эти две чумы. Каждый раз, когда они появляются на горизонте, он чувствует ощутимые рвотные позывы. — Они…

— Они не родственники, не знакомые, не включены в завещания, никаких юридических бумаг на руках не имеют. Я не хочу, чтобы они присутствовали на отпевании и погребении. Можете вызывать полицию. Ко мне им приближаться уже запретили.

— Эм… А вы приедете?

— Я на другом конце страны. Я не могу приехать на похороны, приеду потом на могилу, считайте, что всё полностью на ваш вкус и взгляд.

— Хорошо, мы можем позвонить вам после похорон?

— Только после шести вечера, пожалуйста.

— Хорошо, всего доброго.

Вильям положил трубку и потёр глаза пальцами. Как бы он ни относился к этой женщине, он не даст этим ублюдкам даже прикоснуться к ней. Хватит. Надоело, что они помыкают его семьёй как хотят. Чёртовы сектанты. Пусть только попробуют влезть, он натравит на них всю полицию Лондона, у него слишком много бумаг на руках. Потеребив пуговицу рубашки, чтобы успокоить себя, он пошёл в столовую. Выпьет воды, посидит ещё с картой, поужинает и пойдёт к заведующей. Она обещала дать ещё одного пациента.

Ты — мой кошмар.

Аллея, засыпанная каштановыми листьями. Статуи чёртовых ангелов пляшут вокруг него хоровод. И в этом хороводе она. Скачет голая, с листьями в волосах, как ведьма.

— Пошла вон из моих снов.

Смех, прямо в лицо, хохочет, обдавая запахом нечищенных зубов. В глазах — огонь безумия, в руках кресты, тяжёлые, бронзовые, с острыми краями. Они оставляют шрамы, море шрамов на руках, когда пытаешься закрыть ими голову и шею. Ржёт, каркает как ворона, отрывисто и мерзко. Она не была такая когда-то. Не была. Но стала.

Я останусь с тобой, мой мальчик. Останусь навечно.

— Нет, пошла вон, тварь!

Отталкивает сильно, мир разваливается на осколки, он в гробу, узком и неудобном, перед глазами обивка крышки, воздуха нет, паника, мрак, крышка проламывается, и его засыпает сырая земля.

Казалось, что в пансионате, как и вокруг него, идёт дождь, тишина и медлительность витали в воздухе, и это начинало немного выматывать. Вильям привык к суете экстренного отделения. Смириться с атмосферой умиротворённого загородного пансионата оказалось тяжело. Инциденты, вроде в очередной раз обмазавшей калом стулья бабульки с деменцией, казались смешными. Казалось, что его выслали на курорт. Два мирных пациента на плановом, они прекрасно разговаривали сами, даже вопросы можно было не задавать. Им нужно было выговориться, поплакаться, а Вильям играл роль крепкого плеча и участливо поддакивал и подбадривал.

Очередной спокойный день тянулся медленно. На обеде Вильям ковырялся в переваренных по неосторожности макаронах и пытался понять, что ему тут не нравится. Ему уже пару лет, после встречи с психотерапевтом, ничего не снилось, а тут кошмары, каждую ночь, это плохой знак. Это означает стресс, очень сильный, вот только чисто внешне он совершенно никаких перемен в себе не видел. Ни нервного тика, который у него вылезал незамедлительно, ни тремора, ни навязчивых мыслей… Он знал свои больные мозги очень хорошо, изучал их всё время учёбы. Анализировать всё, что происходит в собственной голове, становилось навязчивой болячкой всех выпускников их факультета. И только от того, какой из мэтров нравился больше, зависела трактовка. Выпив свой сладкий чай, который так и хотелось запить водичкой, он поднялся по лестнице и присел в холле, чтобы почитать карточку пациента. Свежеприбывший неудавшийся суицидник, ничего необычного, привезли родственники. Он долго плакался Вильяму о своей судьбе и вопрошал у потолка, почему ему не дали повеситься. Это уже было больше похоже на его предыдущую работу. Вильям обожал таких пациентов, потому что на них его работа была видна самым очевидным образом. Он буквально возвращал людей к жизни и лелеял надежду, что у них суицидальных мыслей больше не возникнет. Сейчас как раз очередная встреча с ним, будут обсуждать проблему. Жаль только, что кабинета ему пока не выделили, мотается по всему этажу, нигде не задерживаясь.