Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Отобедав, решил посмотреть телевизор. В нашей квартире стоял приёмник чёрно-белого изображения «Рекорд В-312», у которого уже успела отлететь ручка тумблера переключения каналов, и вместо неё приходилось пользоваться пассатижами.

По первому каналу шёл какой-то фильм. Взяв газету, пробежался взглядом по телепрограмме. Ага, кино называется «Цыплят по осени считают». Потом будет «Поэзия. В. Корнилов – «Моя Африка». В 17.15 – «Отзовитесь, горнисты». В 18.15 – «К началу нового учебного года в вузах и техникумах». А что ж про училища забыли? Налицо дискриминация. Далее по программе «Песня-77», это можно посмотреть. И послушать тоже, некоторые песни тех лет были вполне ничего. В 19.10 тираж «Спортлото». Эх, мне бы «Спортивный Альманах Грейс», как во второй части фантастической саги «Назад в будущее», я бы сразу озолотился. А ещё лучше – интернет и любое из устройств, на котором можно с ним работать. Но ни первого, ни второго у меня не было, так что с лотереей облом. В 19.20 художественный фильм «Вихри враждебные». Даже не помню, о чём кино. То есть о чём – как раз можно догадаться, но сам фильм в моей памяти как-то не задержался.

Смысла читать содержание второй, третьей и четвёртой «кнопок» я не видел, так как на сегодняшний день областной радиотелевизионный передающий центр принимал только первую программу. А вторую начнёт принимать лишь в ноябре этого года, вот эта информация почему-то в моей памяти отложилась. На них всё равно смотреть вроде бы было нечего, так что я не особо расстроился.

В ожидании «Песни-77» я устроился в кресле с романом Гюго «Человек, который смеётся». Маме, кажется, в прошлом году на работе каким-то чудом обломилась подписка на французского писателя, хотя она и говорила, что лучше бы ей достался Дюма. А мне творчество Гюго почему-то нравилось даже больше, чем более популярный Дюма-отец. Наверное, потому что если сравнивать литературное творчество с музыкой, то Гюго, скорее, «Deeppurple» или даже «LedZeppelin», тогда как Дюма – ярко-выраженный «The Beatles». Выбор, конечно, трудный, но я всё же склонялся в сторону более тяжёлой рок-музыки.

Дюма, впрочем, я тоже читал, в нашей Лермонтовской библиотеке, идти от моего дома по улочке Белинского, где она располагалась, всего 10 минут. Правда, на руки хорошие книги практически не давали, либо они находились в весьма удручающем состоянии, зачастую не хватало десятка-другого страниц. Поэтому я предпочитал читальный за, где можно было несколько часов провести в уединении за чтением редкой книги. Приключения и фантастика, само собой, занимали в моём личном рейтинге первые места. Да и у кого из мальчишек было по-другому?! Это поколение 21 века читать не заставишь, сутками сидят, вернее, будут сидеть в соцсетях или играть в компьютерные игрушки. У меня и самого рыльце в пушку, но всё же танки – это моя единственная слабость, а соцсетей я категорически избегал, если с кем-то нужно связаться по сети – на то есть практичные мессенджеры.

С соседями я увиделся, когда пошёл на кухню готовить себе ужин – гречневую кашу с сосисками. Еле уговорил маму не возиться с ужином для меня, заявив, что в свои 15 лет вполне способен сварить себе макароны или кашу с сосисками. Она слегка удивилась, так как ранее подобные навыки я никак не афишировал, пожала плечами:

– Ну смотри, если что – сам же останешься голодным. Я-то себе на работу поесть собрала.

Ещё бы я не умел готовить, в армии всё-таки кашеваром был в солдатской столовой на несколько сотен душ, да и прапоры с младшим офицерским составом к нам захаживали. Пробу снимать как минимум. Почему меня определили в повара – одному богу известно да командиру, принявшему это решение. На полгода в Козельск, в учебку, потом обратно в ракетную часть под Йошкар-Олой. Поваром было неплохо, своего рода каста, да и ночевать можно было в столовой, и не в казарме, даже если не твоя смена в 5 утра вставать завтрак готовить.

– Завтра в училище? – спросила тётя Маша, подставляя чайник под кран.

– Угу, – буркнул я, кинув пару щепоток соли в закипевшую воду.

Тут появился и её братец, в трико и шлёпанцах, голый по пояс. Впалая грудь, выпирающие рёбра и торчащие ключицы, нездоровый румянец на небритых щеках… На левом плече татуировка в виде оседлавшей кинжал голой женщины, на пальцах «набиты» перстни. Молча взял у сестры чайник, сделал несколько жадных глотков прямо из горлышка, вернул чайник и снова скрылся в комнате. Неприятный тип, хоть и тихий.

Ужиная перед телевизором, я честно отсмотрел весь выпуск «Песни-77», переварив и Чепурнова с Мокренко, и Кобзона с Рымбаевой, и Зыкину с Вуячичем… Более-менее положительные эмоции оставило выступление «Самоцветов», Сенчиной, Ротару, Герман и «Песняров». Всё это время я мысленно прикидывал, что тоже мог бы стоять на сцене и петь какой-нибудь хит недалёкого будущего, например, из репертуара Юрия Антонова. В 15 лет у меня был довольно-таки звонкий голос, правда, по мере взросления обзавёдшийся хрипотцой, в том числе из-за сигарет, от которых я отказался ближе к пенсии по совету врачей. Курить я начал в армии, куда мне теперь категорически не хотелось отправляться.

Но это пока дело даже не ближайшего будущего. На первом плане учёба, надо показать себя с хорошей стороны, и при этом умудриться наладить отношения с одногруппниками. Вернее, с некоторыми из них. В нашей группе были как нормальные ребята, так и настоящая шпана. Правда, до конца обучения никто в места не столь отдалённые не загремел, но разборок, особенно на первом курсе, хватало. В прошлой жизни мне пришлось драться, если не ошибаюсь, через два месяца. Драка произошла прямо в коридоре второго этажа после уроков в окружении одногруппников. Моим соперником был Андрей Чарыков, который вроде бы не горел желанием получать по морде, но был тупо делегирован отмороженными слоями общества в лице своего тёзки Андрюхи Щебнева по кличке Щебень и ещё пары его друганов. Щебень жил в микрорайоне Терновка, куда центровые и тем более арбековские старались лишний раз не соваться. Это был мелкий, но наглый парнишка, однако и хитрый, сам старался никогда не подставляться. Чарыкова, кстати, я тогда побил, но без кровопролития, тот просто зажался в угол, и я перестал махать кулаками. А следом на меня накинула шобла человек в десять. Теперь уже пришлось мне зажиматься, но они помахали руками-ногами так невнятно, что на моём теле впоследствии не проявилось ни одного синяка. Помахали в общем конечностями, потом расступились, как морская волна во время отлива, я поднял с пола портфель и под общее молчание с гордым видом отправился восвояси.

После этого я всё-таки пересмотрел свои взгляды на отношения с некоторыми сокурсниками, перестал корчить из себя аристократа в окружении плебеев, да и они больше не провоцировали меня на конфликт. Наверное, эта драка была нужна, чтобы привести всё к общему знаменателю. Что ж, теперь я знаю, как надо себя вести. С одногруппниками – немного развязно, в стиле рубахи-парня, с педагогами и мастерами – учтиво и даже немного подобострастно, они это любят. Нашего мастака, то бишь мастера производственного обучения, звали вроде бы Валерием Борисовичем. Он гордился тем, что служил в десантуре и ездил на новенькой голубой «шестёрке», не зная, что в лихие 90-е сопьётся и повесится. М-да, вот такие фортели порой выкидывает судьба.

В 11 вечера я оделся, вышел из дома, слегка поёжившись (всё-таки правильно я сделал, что натянул куртейку), и пошёл вверх по Карла Маркса. Прежде я никогда не ходил встречать маму со второй смены, обычно в это время я уже дрых как последний эгоист. А теперь вот решил, что лучше подстраховаться. В прошлом варианте с мамой ничего не случилось за столько лет ночного спуска по Карла Маркс с работы домой, кто знает, возможно, с внедрением моего сознания старца в тело подростка история уже пошла другим путём. Да и вообще… Не спалось мне что-то, хотя, казалось бы, от переизбытка эмоций должен был бы после программы «Время», а то и до неё, свалиться замертво и ровно сопеть в две дырки. Возможно, большой опыт сочинения историй про попаданцев не позволил мне съехать с катушек, воспринимая всё происходящее со мной как сюжет очередной книги. Хотя, не исключаю, что я вообще лежу в коме, и моё подсознание на фоне какой-нибудь гипоксии выдаёт вот такие гиперреалистичные фантазии.