Смерть царя Федора - Юрий Дружников

- Наверх он позвонил? - спрашивал Яфаров, пробираясь сквозь плотное кольцо. - Узнал что-нибудь плохое?

Никто не мог ему ответить, только пропустили вперед. Медсестра уже сложила руки Федора Петровича на груди, медленно опустила ему веки, придержав их пальцами, и стала разбирать шприц.

Яфаров опустился рядом с ней на колени и сжимал себе виски, будто сомневался в том, что видит.

- Федор Петрович, - глухо пробормотал он, поправляя мятого синтетического соболя на расшитом золотом царском одеянии, - прости меня, грешного, дорогой ты наш товарищ, прости нас всех. Во, несчастье-то какое... Вот ведь...

- Чего ж несчастье? Для нашего брата всегда почиталось за счастье на сцене умереть.

- Да ведь не в таком же ответственном спектакле! - Яфаров поднялся с колен. - А если бы...

Он не договорил, но все поняли. Яфаров подумал, что Сам, может, и вправду семи пядей во лбу: предчувствовал и потому отбыл раньше.

- Где "скорая"? Вызвали? - чтобы прийти в себя, режиссер принялся за распоряжения.

- "Скорая" прибудет вот-вот.

- Родным сообщили?

- Какая у него родня! Домработница... Чего ей сюда ехать, когда его в морг...

- Кто залу объявит? - спросил Фалькевич.

- Я, кто же еще? - с остервенением ответил Яфаров, отряхивая колени. Фалькевич подбежал к микрофону, скомандовал:

- Свет белый с двух сторон на занавес! Рампу в полнакала.

После краткого сосредоточения Яфаров отогнул занавес и вышел под свет. В зале установилась уважительная тишина. Медленно подбирая слова, Яфаров объявил, что ввиду внезапного заболевания актера, администрация театра просит извинения за спектакль, не доведенный до конца. Он не знал, можно ли без согласования с руководством сказать о смерти, и не назвал также имени актера.

Билетерши уже успели по своим каналам узнать, в чем дело, и сообщили тайну своим зрителям, которых они пропустили за наличные, скромную прибавку к мизерной зарплате, а те передали новость соседям. К моменту выхода главного режиссера на авансцену часть зала правду знала, другие догадывались, и зал гудел ульем. Но поскольку правда эта была неофициальной, к сокрытию ее главным режиссером все отнеслись с пониманием.

Некоторое время Яфаров постоял с разведенными в извиняющемся жесте руками, ожидая, пока зрители начнут подниматься. Зрители, однако, ждали, пока он уйдет со сцены и в зале дадут свет. Когда это произошло, зал постепенно зашуршал, люди начали вставать, и обычная гардеробная толкотня взяла всех в свою власть.

Выходя из театра, зрители в нерешительности останавливались. У театрального подъезда, запрудив улицу, образовалась толпа.

- Там есть смерть Шуйского, есть смерть Дмитрия, - рассуждал филологического вида юноша в кругу симпатичных подружек. - Черт его знает, может, Федор тоже должен был умереть? Поднимите руки, кто в школе историю проходил?

Театралы, тихонечко переговариваясь, пробирались поближе к служебному входу, ждали. Молодые люди подсаживали подруг на сваленные штабелями декорации. Потом все зашевелились, задвигались, стали давить друг на друга. Из ворот выехала "скорая". Она притормозила, замигала фарами, тронулась, опять замигала.

- В реанимацию, - сказал голос в толпе.

- Поздно в реанимацию, умер...

- Почему - умер? - спросили одинаково с разных сторон.

- Если бы не умер, "скорая" сирену бы включила. А теперь ему спешить некуда.

- Не знаете, а говорите! Яфаров объявил, что заболел. Значит приступ. Сейчас таких подымают.

- Подымают да в гроб кладут.

Это уже оказался чужой гражданин, неизвестно почему проникший в толпу людей, причастных к театру. О ком идет речь, он не знал, но, дыша водочкой, свое мнение изложил:

- Ждите, подымут! У меня тетка два месяца лежала. Сказали, пускай гуляет. Она встала - и с копыт долой.

У случайного гражданина нашлись единомышленники.

- Сейчас, говорят, или инфаркт, или рак - только и выбирай.

- Врут все! Помереть от чего хошь можно: и от гриппа, и от бутылки.

- Народ мудер, все-то он знает, - пробурчал старичок в обтертом пальто.

- Ах, Наташа! Смерть царей в России - самое любимое зрелище, - тихо говорил, выбираясь из толпы и таща за руку свою полную подругу, седой интеллигентный человек без шапки. - Тут нашему народу и хлеба не надо. Посмотрели, разошлись и счастливы. Пойдем, Наташенька!

- Разговорились! Дайте "скорой"-то проехать. Все-таки артист!

- А что артист? Ему что царя, что Ивана-дурака играть. Профессия.

- Так-то оно так, а все же, видно, нервное дело играть царей, раз при исполнении сгорел.

- Не слушай их, Наташа! Пошли спать...

"Скорая" выбралась наконец на улицу и тихо, не включая сирены, покатила мимо театра по улице. Три с половиной столетия спустя по Москве вторично везли в последний путь царя Федора Иоанновича. Однако на этот раз царь был в гриме.

1975-1978, Москва.