Честь - Гумер Баширов

5

Пришло время, когда джигиты Байтирака стали заглядываться на Нэфисэ, даже ревновать ее друг к другу. Так и вертелись они вокруг нее во время игр. А она делала вид, что вовсе не замечает их желания быть поближе к ней. Не раз в полумраке зрительного зала клуба приходилось ей выслушивать взволнованные признания, но они еще не задевали ее юного сердца. И когда возвращались гурьбой с поля и вечерами, на игрищах, тщетно пытались джигиты песнями обратить на себя внимание Нэфисэ:

На небе серенькая тучка,Вот-вот как будто дождь пойдет;Как будто хочешь молвить что-то,Да слово на язык нейдет.

В ответ на горячие признания она лишь смущенно улыбалась, а сердце все ожидало чего-то:

Покуда не настанет срок,Не расцветет в саду цветок...

В школе Нэфисэ мечтала о том, что юность ее пройдет в светлых аудиториях, в большом городе и будут напутствовать ее в жизнь седовласые ученые. Ей хотелось стать агрономом или лесоводом, а не то выращивать, как Мичурин, необычайные плоды на диво самой природе. Но когда Нэфисэ собралась ехать учиться в город, болезнь приковала к постели ее старую мать Гюльбикэ. Оставить больную Нэфисэ не могла. В ту пору агроном Газиз Акбитов начал в «Чулпане» свои опыты по выращиванию особых сортов пшеницы. Нэфисэ упросила агронома прикрепить ее к своему опытному участку.

Работа на опытном поле была первым шагом, приблизившим ее к таинственному миру природы, чудеса которой она стремилась разгадать еще с детских лет. Теперь ей казалось, что свое счастье она найдет именно здесь, на полях «Чулпана». Ведь на колхозном поле вырастила Наталья Осиповна из Аланбаша пшеницу, за которую получила на московской выставке золотую медаль!..

Трудно угадать, где начинается настоящая жизнь, но Нэфисэ понимала, что стоит она у самого ее порога.

Тогда же в юном сердце зародилось и первое чувство любви.

Был в Байтираке джигит по имени Зиннат. Еще мальчишкой победил он своей игрой гармонистов всей округи. Как он играл! Как играл! Захочет — развеселит, захочет — слезу вызовет. Чувствительные женщины, слушая его игру, вздыхали, утирая платочком глаза.

— Ах, как играет! За сердце берет!..

Вот этот самый Зиннат повадился ходить каждый вечер с гармонью под окнами Нэфисэ. Из клуба ли возвращается или еще откуда, все равно забредет в их переулок. По душе ей внимание Зинната, а при встрече с ним и бровью не поведет. Но уж так получилось, что стала она каждый день с нетерпеньем ожидать наступления вечера. Приметила: поймает джигит ее взгляд — и будто сила какая повелевает ему заиграть любимую ее песню. Словно зачарованная, слушала его Нэфисэ... Плавно течет, извивается река Сарман, залиты солнцем зеленые луга. А на берегу стоит девушка, поет песню разлуки, полную тоски и печали...

Нэфисэ чувствует, что все ее тело охватывает мучительно-сладкая истома, и она приникает к оконцу клети. На улице в лунном сиянье мелькает белая рубаха удаляющегося Зинната. Звуки гармоники становятся все глуше. Вот джигит доходит до перекрестка, мелодия почти растворяется в гуще плакучих ив, потом последний протяжный звук, и прозрачная тишина окутывает ночную улицу.

Скоро они объяснились.

Сначала это было какое-то необоримое страстное чувство. Одного дня не могли они прожить, не повидав друг друга. Стоило Зиннату подойти не к ней, а к другой девушке, и Нэфисэ не смыкала глаз целую ночь. Тысячи сомнений рождались в ее сердце. Но утром, едва она встречала ласковый взгляд Зинната, как вновь оживала.

«Нет, я ошиблась. Любит, любит!» — говорила она себе и целый день звенела, словно жаворонок.

Иногда они ссорились, и тогда ходили хмурые, точно тучи. Но мир наступал очень скоро.

В таких тревожно-радостных волнениях прошли лето и осень. Подошла и зима. Все им пророчили счастливую супружескую жизнь. Когда они бывали в клубе, все любовались молодой красивой парой. А старуха Гюльбикэ, сидя в укромном уголке, утирала набегавшую на глаза слезу и шептала:

— Дай им бог счастья и согласия в жизни!

Нэфисэ, когда речь заходила о браке, из девичьей скромности молчала, но в душе уже давно избрала спутника жизни. Между ними все было договорено, и свадьбу они решили сыграть осенью, в День урожая. Нэфисэ стала готовить приданое. В долгие зимние ночи она вышивала скатерти, покрывала, носовые платки. Весной выкраивала свободное время и вместе с матерью ткала, по старинному обычаю, полотенца с красными концами, цветные салфетки, чтобы не стыдно было войти в дом свекрови. Все было приготовлено, все было новенькое, с иголочки.

Но неожиданно жизнь молодых людей обернулась по-иному.

Слава о Зиннате-гармонисте гремела в ту пору по всему району. Он занял первое место на районном смотре художественной самодеятельности. Выступление Зинната на республиканском смотре вызвало много шуму. В газете написали, что он «молодой талант из народа», и даже напечатали его портрет.

Наступил день возвращения Зинната, но вместо него в Байтирак пришло маленькое письмецо, в котором он сообщал, что выезжает с концертной бригадой на гастроли в другие города. В письме еще была такая приписка: «Эх, Нэфисэ, если б ты видела, как здесь живут!»

В горячем, увлекательном труде незаметно прошло лето, а Зиннат все не появлялся. Нэфисэ встревожилась не на шутку. Наконец пришло долгожданное письмо. Зиннат писал, что очень тоскует по ней, но заканчивал письмо так:

«Мне советуют поступить в музыкальное училище. Говорят, нельзя зарывать талант; считают, что выйдет из меня большой музыкант. Я подумал, подумал и решил послушаться совета. Как ты живешь?»

Разве он сам не понимает, как ей живется? Сколько бы он ни учился, Нэфисэ, конечно, ждала бы Зинната. Но где же он, ее прежний Зиннат? Где милый Зиннат, который — не в силах расстаться — прощался с ней до зари? Где его клятвы?

В горьких размышлениях проводила Нэфисэ ночи, но надежда все еще теплилась в ней: вот придет еще одно письмо и рассеет сомнения. Но от Зинната не было ни строчки. Зато до Нэфисэ стали доходить разные слухи. Люди, встречавшие Зинната в городе, говорили: «Напрасно ждет его Нэфисэ! Не похоже, чтобы он женился на деревенской!»

А одна женщина из Аланбаша, гостившая в городе, сказала ей напрямик:

— Не принимай, дочка, близко к сердцу! У Зинната голова закружилась. Подхватывает каждый вечер какую-то тонконогую — да в театр или в сад. Хватит, говорит, покопался в навозе, молодость свою в деревне погубил!.. Брось, дочка, ты эту заботушку, не по тебе она!..

Терпение тоже имеет свои границы. Девушка не выдержала и написала злое письмо:

«Где твои клятвы? Неужели ты обманывал меня? Ведь ты черной кровью залил мое сердце! Почему я раньше не разгадала, что ты бездушный, жестокий человек?!»

Зиннат не заставил себя долго ждать. Вместе с письмом в конверт была вложена фотография. Взглянув на нее, Нэфисэ вздрогнула. Прежнего милого Зинната будто подменили. Глаза его, высокомерно щурясь, смотрели куда-то в сторону.

Нэфисэ разорвала карточку и бросила ее в огонь. Но не так-то легко выбросить из сердца первое, светлое чувство. Ночами, зарывшись в подушку, плакала она о своей любви, увядшей, словно ранний цветок, тронутый морозом. Мысль, что она забыта тем, кого любила так преданно и доверчиво, терзала ее сердце.

Говорят, девичьи слезы, что утренняя роса: взойдет солнышко, они и высохнут. Горькие слезы Нэфисэ высохли не скоро. Но все же ветер жизни и молодость постепенно осушили их. Только взгляд ее темных глаз стал задумчивей.

Пустоту в душе надо было чем-то заполнить. Нэфисэ стала работать на своем участке не разгибая спины. Чтобы не оставаться наедине с грустными думами, проводила вечера в читальне и в клубе. Друзья не замечали в Нэфисэ особых перемен. Была она по-прежнему мила и приветлива. Но видели они, что плакала она настоящими слезами, когда играла в «Галиябану»[6] девушку, разлученную с любимым.

Нэфисэ пошел девятнадцатый год. Стали тут молодухи поговаривать: «Хорошо, мол, яблочко, когда созрело...» А девушкам, вступившим в девятнадцатый год своей жизни, слова эти — что соль на рану. Тем более обидными они были Нэфисэ, которой казалось, что она уронила себя в глазах деревни.

К Нэфисэ сваталось немало джигитов, и выбирала она недолго. Больше всего ей по сердцу пришелся Газиз Акбитов, агроном, у которого она работала на опытном поле. Новое чувство нельзя было назвать любовью. Нэфисэ и не думала, что любовь может повториться в ее жизни. Но к Газизу она привыкла, уважала его.

В новую жизнь, которая обычно представляется всем девушкам полной неожиданных радостей, Нэфисэ вступила с холодным спокойствием.

Когда она впервые переступила порог Акбитовых, свекровь подстелила Нэфисэ под ноги ковер.