Запах гари - Вячеслав Воронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Закройте, пожалуйста, — почти негодующе выдавил он из себя и закашлялся.
— Здесь дышать нечем, для выздоровления нужен свежий воздух, — назидательно и твёрдо заявила сестра, зная, что только так можно воздействовать на привередливых пациентов.
— Какой ещё свежий воздух! — взорвался Котиль. — Закройте, я вас прошу!
— Правда, дышать нечем, — отозвался один из больных слабым старческим голосом, заворочавшись в скрипнувшей на разные лады кровати.
— Закройте! — страшно заорал Котиль, тяжело вдохнул и выпучил глаза. — Воздух, воздух… к чёрту ваш воздух!
Сестра с грохотом притворила форточку и быстро вышла из палаты; грубости уже готовы были сорваться с ее губ. Пенсионер еще поворочался в постели и проскрипел:
— Молодой, а такой привередливый. В отдельную палату, если такие… требования!
Котиль молчал. Он поглядывал на форточку, словно на чудовище, посаженное на цепь до поры до времени. Четких мыслей в его голове не было, вместо них роились обрывки странных фраз, которых раньше, при молодой и здоровой жизни, он не замечал. Он с ужасом осознавал, что форточкой всё не закончится, а со временем будут возникать новые угрозы, ему станет хуже, и что-то с этим надо делать. Он думал о выхлопных трубах автомобилей, о сладком угарном газе, о приливе сил, который он приносит.
— Чего молчишь? — не желал успокаиваться пенсионер, восприняв молчание молодого строптивого пациента как знак раскаяния. — Ты на себя в зеркало посмотри — какой серый весь! Это от несвежего воздуха, — с апломбом истины в конечной инстанции, не принимая возражений, вещал он. — Свежий воздух, — он назидательно воздел указательный палец, — хорошее питание, физический труд — самое главное. До чего ты себя довел в такие годы? Куришь, небось, как паровоз?
«Точно — курить, — подумал Котиль, — будет легче».
Он никогда не курил, так, пробовал в детстве, позже баловался по пьянке. Но сейчас он вдруг понял, как это люди курят, и почему не могут или не хотят избавляться от этой привычки. Он представил, как подкуривает, затягивается, как горячий дым врывается в легкие, проникает в кровь, в каждую клетку тела, принося наслаждение и рождая силу.
— Сейчас молодежь вся курит и пьёт, — отозвался второй старик с обвисшими щеками и подрагивавшей от нервного тика головой. — Испаскудились, порядка нет…. У меня сын умер. Заболел и умер. А что ж — бездельничал, курил да пил, на работу идти не хотел, вот и умер. На буровой вон зарплата хорошая, стабильная; иди, работай и живи, как человек! А он — вкалывай, говорит, там, как раб. А что ж — просто так деньги дают? И пропала жизнь.
— Да, на буровой хорошо платят, — согласился первый. — Начальник буровой, Бардаганов, молодец, дисциплину держит.
— Да весь город буровая, считай, кормит.
— Так и есть.
— А эти, активисты всякие, протестуют, чтоб закрыли.
— Чтоб люди без работы сидели!
— Враги народа, иначе не скажешь.
— На деньги тех, понятно откуда…
— Сейчас поразводилось сволочей всяких…
— Давить надо, порядок нужен!
— Расстреливать, как при Сталине!
— Был порядок, была страна! А сейчас…
— Но Бардаганов не даст!
— Шею любому свернет!
— Не попустит!
7
У профессора с утра побаливала голова, он был хмур. Большие, покрытые возрастными пятнами руки он сложил на столе, глаза глядели то на бумаги, то мимо Котиля, сидевшего в кресле по другую сторону стола.
— Я знаю, что это всё не просто так, поэтому не врите мне.
Котиль посмотрел профессору в глаза. Тот поднялся и отвернулся к окну, опустив руку в карман белоснежного халата.
— Мы спасли вам жизнь, — медленно проговорил он, не поворачиваясь.
— А стоило ли, профессор?
Тот обернулся, укоризненно взглянул на посетителя и снова сел.
— Вы так легкомысленно относитесь к собственной жизни! — повысил он голос. — Конечно, стоило! В любом случае — стоило!
— Так что же со мной? Это какой-то эксперимент?
— Я не имею права говорить об этом.
— Я подопытный кролик?
— Я уже говорил — вы были обречены. Слишком сильное отравление, ничего сделать было нельзя.
— Но что-то же вы сделали?
— Мы спасли вас. Мы можем поддерживать вашу жизнь и дальше.
— Каким образом?
— Вы должны лечь к нам в институт.
— Я не хочу никуда ложиться! Скажите, что со мной, как мне жить дальше?!
Профессор помолчал, глубоко задумавшись, затем тихо произнес:
— Подробно я говорить не могу… так, в двух словах, но всё должно остаться между нами. Я постараюсь вам помочь. У вас были сильное отравление, эта гадость, проникнув в кровь, поразила все организм. Жизнь при такой стадии… Было два пути: или умереть, или… Поменять вашу сущность.
— Что это значит?
— Приспособиться, изменить основу жизнедеятельности организма. На молекулярном уровне. Теперь для вас основа жизни — не кислород, не гемоглобин в крови, а углеводороды. Для дыхания вам нужен не чистый воздух, а смесь с газами — угарным, метаном. Для питья чистая вода не подойдет — раствор нефти, мазута, бензина. Вам придётся жить в новом мире — мире экологической катастрофы, загрязнения. Без этого вы будете слабеть, вам будет плохо. С избытком же углеводородов вы, наоборот, станете сильнее, жизнеспособнее, процессы в организме ускорятся, обмен веществ ускорится, мышцы получат дополнительный тонус, органы чувств обострятся. Это примерно как у обычного человека, который подышит кислородом или примет наркотик. Но злоупотреблять этим не стоит — бурные процессы, принося сиюминутную выгоду, станут отбирать жизнь. Вы быстрее состаритесь.
— Чёрт возьми…
— Поэтому вам будет лучше у нас. Мы обеспечим благоприятный режим….
— Дадите немного подышать дымком… Мне тридцать пять, профессор! У меня жена, у нас скоро будет ребенок!
Профессор озабоченно взглянул на него. В его умных глазах Котиль уловил жалость, боль, или это только показалось ему? Несколько минут они молчали. Котиль не стал спрашивать, не торопил события, хотя ему не терпелось разрешить неопределенность, повисшую в воздухе.
— Всё, что я вам сказал, не должна знать ни одна живая душа.
— Конечно, я буду тайным уродом. Об этом не узнает никто! Стоит только взглянуть на меня…
— Вам лучше остаться у нас.
— Скажите, это можно вылечить? Можно вернуть мне нормальный цвет кожи, по крайней мере?
— На данный момент… Но если вы останетесь…
— Понятно. Я буду темнеть всё больше? Что вообще будет дальше?
— Этого не знает никто.
Помолчав, уперев тяжёлый взгляд в пол, Котиль спросил:
— Что с ребенком, который родится?
Профессор тяжело вздохнул, нервными пальцами взял карандаш и постучал им о стол.
— В этом тоже для вас мало хорошего…
— Говорите, чего уж там.
— Какой срок у жены?
— Маленький. Все произошло после моего так сказать выздоровления.
— Он может родиться таким же, как вы. Если не хуже.
— Господи!.. — Котиль обхватил голову и сжал ее до боли. — А жена?..
— Есть вероятность, что и с женой тоже не всё будет в порядке.
8
Профессор не слышал, как в кабинет вошел его заместитель, Андрей Михайлович, настолько мягкими были его шаги и тихими движения. Как-то странно сутулясь, словно стараясь быть незаметным, с оробевшим видом он подошел к столу и пригнулся, стараясь привлечь внимание глубоко задумавшегося шефа.
— Профессор, я стучал, а вы не …
— Да?
— Так значит, у нас всё даже лучше, чем ожидалось. Я видел его в коридоре.
— Да, лучше. Не знаю только, радоваться этому или…
— Ну что вы, конечно радоваться! Ведь это же переворот в науке! Это феноменально! Он — самый удачный экземпляр; все эти бомжи и алкаши — ерунда! Мы создали нового человека, человека будущего!
— Вы думаете? И это — человек будущего?
— Ну, мало ли что будет в будущем, кто знает. По крайней мере, уже сейчас тем, кто работает на вредном производстве, военным, можно привить способности….
Профессор сурово взглянул на него.
— Вы бы сами на себе испытали это? Или на своих детях?
— Профессор, ну зачем мне?.. Ведь можно продолжить работу, найти способ контролировать процесс, сделать его умеренным. Финансирование будет продолжено, вам дадут Нобелевскую премию! Но его — он указал рукой в неопределенном направлении — надо оставить в институте.
— Послушайте, что вы несёте? Это человек, а не лабораторная мышь, у него жена, скоро будет ребёнок!
— Ребенок? Вы представляете, что это значит? Ребенок! Профессор, ну не смотрите на меня волком, разве я виноват? Не я же сделал им ребенка… — он негромко захихикал.
— Это разрабатывалось как способ помочь людям, а теперь выходит…
— Надо немедленно звонить в…