Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Кто-то явно добивался физического уничтожения Аркадия Гайдара. Уже шло предварительное расследование. Кадровиков из «Пионерской правды» все время куда-то вызывали.

Усилия Емельяна Ярославского остановить раскручивание маховика ни к чему не привели. Процесс над знаменитым писателем, который «собрал вокруг себя банду» из работников «Пионерской правды» и сотрудников ЦК комсомола, обещал быть громким. Кто-то собирался сделать на этом стремительную карьеру. Ярославский обратился прямо к И. В. Сталину.

«Великий вождь», воздадим ему должное, был книгочей. Он «проглатывал» за день (при своей загруженности) до 500 страниц художественной литературы. Отложив другие дела, глава партии и государства буквально за час ознакомился с рукописью «Тимура»; не нашел в ней ничего вредного, а тем более опасного, и разрешил печатать дальше.

Организатором однотипных «дискуссий» вокруг «Военной тайны» и «Голубой чашки», автором доносов, на основе которых было прервано печатание двух повестей А. П. Гайдара в «Пионерской правде», оказалась одна и та же «окололитературная» дама: Вера Васильевна Смирнова.

В юности Вера Васильевна мечтала стать актрисой. Она сдавала экзамен в Театр Всеволода Мейерхольда. Но порыв Смирновой к сцене остановил проницательный Всеволод Эмильевич. Его заключение: «Слабые ноги».

Те же «слабые ноги» подвели Веру Смирнову, когда она пробовала свои силы в поэзии, а затем и в прозе для детей. Ее последней попыткой в изящной словесности стала повесть о детстве И. В. Сталина.

Уже начиналась эпоха «культа личности». Совсем молодой Сергей Михалков удостоился ордена Ленина за одно только стихотворение. Называлось оно «Светлана» и было опубликовано в «Известиях» в день рождения дочери вождя.

Смирнова мечтала о столь же блестящем взлете и послала рукопись своей книги на отзыв главному герою. Резолюция и на этот раз оказалась афористично краткой: «Советую книжку сжечь! И. Сталин».

Стараниями этой дамы со «слабыми ногами» Аркадий Петрович дважды оказывался на пороге лубянского подземелья и на грани расстрела. Но когда писатель погиб, Смирнова сочинила о нем книжку и стала претендовать на роль его главного биографа[8].

Долгое время все статьи об Аркадии Петровиче до их опубликования посылали на отзыв только к Вере Васильевне. И хотя Смирновой давно нет в живых, произведения А. П. Гайдара, словно в издевку над ним, продолжают выходить с ее предисловиями.

О роли В. В. Смирновой в травле и попытках физического уничтожения А. П. Гайдара мне рассказала Инна Ивановна Кротова. В конце 1960-х годов она работала заместителем главного редактора издательства «Детская литература». А затем я провел собственное расследование. Все совпало[9].

Потребность вершить писательские судьбы, устранять из литературного процесса тех, кто ей почему-либо не нравился, была у Веры Васильевны в крови.

После Отечественной войны самой любимой книжкой у подростков были «Два капитана» Вениамина Александровича Каверина. Я сам читал ее три или четыре раза. Роман был удостоен Сталинской премии. Выходил он очень большими тиражами.

Вдруг в 1955 году Вера Смирнова опубликовала погромную статью против Каверина и «Двух капитанов». Статья вызвала всеобщее возмущение. Для самого Каверина этот выпад никаких последствий не имел. Эпоха переменилась.

Еще одна драматическая эпопея, тоже порожденная доносами, началась осенью 1941 года. Но начнем по порядку.

22 июня германская армия перешла советскую границу. 23 числа Аркадий Петрович подал заявление с просьбой послать его на фронт. Из-за своей болезни от службы в армии Гайдар был освобожден. В военкомате ему отказали. Тогда, пойдя на хитрость, Аркадий Петрович получил мандат «Комсомольской правды» и уехал на фронт военным корреспондентом.

Всем, кто видел его под Киевом, на Юго-Западном фронте, было очевидно: Гайдар приехал сюда воевать.

Гайдар помог взять «языка»

На другой день по прибытии в Киев Аркадий Петрович отправился на передовую. Его привели в батальон, которым командовал Иван Николаевич Прудников.

В штабе батальона готовилась к походу в тыл врага разведывательная группа.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к комбату Гайдар, — позвольте и мне…

Прудников растерялся:

— Стоит ли рисковать собой, товарищ писатель? Лучше оставайтесь у нас ночевать. А утром разведка вернется, бойцы все расскажут. И вы, сколько хотите, пишите.

— Я могу писать только о том, что видел сам.

— Что же, — произнес комбат, — пусть так и будет. Но идти вам придется на общих основаниях. Сдайте бумаги, какие у вас с собой, документы и орден.

Группа вернулась под утро. Доставила немецкого унтера и принесла раненого командира разведгруппы Бобошко. Большую часть пути Гайдар нес его на себе.

— Писатель-то в нашем деле человек грамотный, — доложили разведчики. — Это он помог взять «языка».

Гайдар спасает комбата

Второй раз Гайдар появился в батальоне Прудникова в сложный момент. Обстановка резко ухудшилась. До расположения соседней части было километра два. Гитлеровцы воспользовались этим и замкнули кольцо вокруг батальона. Помощи ждать было неоткуда. Выход оставался один — прорываться.

Просить разрешения участвовать в прорыве Гайдару на этот раз не понадобилось. Прудников поставил лишь одно условие: чтобы писатель от него не отставал, был все время рядом.

Когда стемнело, батальон пошел на прорыв. Завязался ночной бой. Гайдар, стреляя на ходу, бежал рядом с Прудниковым. Неподалеку разорвалась мина. Взрывной волной Прудникова опрокинуло, ударило о землю. Он потерял сознание.

Гайдар вынес его под огнем на себе. Когда попали в относительно безопасное место, Аркадий Петрович положил комбата на землю под деревом.

Прудников мне в 1963 году рассказывал:

— Я очнулся. Лежу под деревом. Рядом вижу человека в немецкой пятнистой плащ-палатке. Машинально схватился за кобуру — пистолет на месте. С трудом вытащил — а пальцы не слушаются. Не могу взвести затвор. Наконец это мне удалось.

Тут человек в плащ-палатке рывком прижимает к земле мою руку и голосом Гайдара говорит: «Не надо, Ваня, не стреляй. Здесь и без тебя много стреляют».

Гайдар спас мне жизнь, а я его чуть не убил.

Поединок на Крещатике

Вот еще один эпизод. Он произошел в центре Киева, на Крещатике.

Гайдар возвращался из госпиталя вместе с кинооператором Абрамом Наумовичем Казаковым. Они жили в гостинице «Континенталь».

До гостиницы оставалось минуты три-четыре хода, когда Аркадий Петрович с Казаковым заметили, что люди, которые двигались впереди по тротуару, начали останавливаться, испуганно пятиться и даже разбегаться.

Оказалось, что впереди стоял пьяный сержант. В руке он сжимал наган и забавлялся тем, что наводил его то на одного прохожего, то на другого. Люди пугались, шарахались. Пьяный хохотал.

Среди тех, кто шарахался, были и военные. Одни здесь, в Киеве, служили, другие приехали с передовой. И никто не желал, находясь в тылу, умереть от пьяной пули.

Но когда Гайдар и Казаков, никуда не пятясь, остались на тротуаре вдвоем, Аркадий Петрович пошел сержанту навстречу.

У Гайдара был трофейный парабеллум, но Аркадий Петрович не стал вынимать его из кобуры. Он не собирался устраивать дуэль.

Вокруг все замерло.

— Не подходи! Застрелю! — крикнул пьяный. Он почему-то стал нервничать.

Гайдар молча продолжал идти.

— Не подходи! — раздалась угроза сержанта.

Гайдар продолжал идти, будто ему ровным счетом ничто не угрожало.

Между сержантом и Гайдаром оставалось метра четыре, когда Аркадий Петрович внезапно прыгнул вперед и сильным ударом вышиб револьвер из руки сержанта.

Пьяный потерял равновесие и, закачавшись, сел на асфальт. Аркадий Петрович быстро нагнулся, подобрал наган, положил его в карман галифе и пошел в сторону гостиницы…

Что было дальше — уже неинтересно.

Эту историю мне поведал инвалид войны, главный оператор документального фильма «Сталинград» (в 1943 году этот фильм обошел экраны всего мира), дважды лауреат Сталинской премии Абрам Наумович Казаков.

Сознательный трагический выбор

В сентябре фашистская армия совсем близко подошла к Киеву. Было очевидно, что город не устоит. Гайдару предложили место в последнем самолете, который должен был лететь в Москву. Аркадий Петрович отказался. Потом в партизанском отряде его спрашивали: «Почему? Ну, почему?» Аркадий Петрович отмалчивался, но однажды не выдержал:

— Стыдно. Лететь было стыдно.

В Киеве и окрестностях оставалась шестисоттысячная отборная армия. Высшее командование бросало ее на произвол судьбы. Со многими бойцами и командирами Гайдар встречался, обещал, что победа обязательно будет за нами. Как после этого можно было сесть в самолет и улететь в Москву, зная, что его читатели и слушатели остаются в «мешке», что их никто не собирается из окружения выводить и спасать?