Проблема служения - Уильям Тенн

Этот молодой человек был само совершенство. Он был создан для того, чтобы руководить. Обаятельный, умный, восприимчивый, впечатлительный…

— Я мог бы чертовски многому поучиться у вас, — застенчиво сказал он Моддо при первой встрече. — Столица еще несколько смущает меня, а вы здесь родились и чувствуете себя, как рыба в воде.

Благодаря неряшливой работе Специального Уполномоченного по вопросам Воспитания шестого округа в местах, где вырос Гаромма, оказалось удивительно много лиц с независимым складом мышления на самых различных уровнях развития интеллекта. Большинство из них склонялось к революции, особенно после десяти неурожайных лет и непомерного повышения налогов. Но Гаромма был честолюбив. Он отвернулся от своего крестьянского прошлого и занял место в одном из нижних этажей Службы Безопасности. Когда в шестом округе произошло восстание, его полезность при подавлении была вознаграждена высоким постом. Но, что самое главное — он был избавлен от надзора и дополнительной идеологической обработки, которые неизбежно ожидали бы любого другого человека с такими подозрительными семейными связями.

Это означало, что в распоряжении Моддо оказалась не только восходящая звезда, но и личность, превосходная в своей пластичности. Личность, на которую он мог старательно накладывать планируемый образ.

Прежде всего, в ней имелось замечательное качество — чувство вины перед отцом за непослушание, толкнувшее молодого Гаромму на уход с фермы, а впоследствии заставившее его стать доносчиком на собственную семью и соседей. Это чувство вины, имеющее своим следствием боязнь и ненависть ко всему, связанному с прошлым, можно было легко перенаправить на ненавистного нового «отца» — Слугу Безопасности, нового начальника Гароммы. Позже, когда Гаромма стал Слугой для Всех, он все еще оставался благодаря неусыпным стараниям Моддо с тем же чувством вины и вездесущим страхом наказания, независимо от того, кто в данный момент возглавлял Службу Безопасности. Необходимо только было, чтобы вождь не догадывался, что имеет хозяина — высокого мужчину, который всегда сидит справа от него и кажется всегда таким взволнованным и неуверенным…

Моддо неустанно воспитывал и перевоспитывал Гаромму. С самого начала он понял, что необходима постоянная подпитка узколобого крестьянского высокомерия Гароммы, и начал перед ним унижаться. И даже заставил Слугу для Всех уверовать, что это он приручил Моддо, а не наоборот. Мысли о ненадежности Слуги Безопасности он незаметно каждый раз прививал Гаромме самолично. Теперь Моддо был занят закладкой грандиозных планов на будущее и совсем не хотел, чтобы они расстроились из-за накопившихся обид — наоборот, они должны быть подкреплены обожанием, испытываемым к любимой собаке, приниженная зависимость которой только укрепляет хозяина в сознании собственной значимости и приводит к еще большей зависимости от нее, чего хозяин даже не осознает.

Моддо едва сдержал улыбку, вспомнив потрясение, которое не смог скрыть Гаромма, когда до него дошло, что Слуга для Всех фактически является Диктатором над Всеми. Что ж, однажды ему самому в детстве пришлось услышать подобную фразу в разговоре родителей во время морской поездки, которую семья совершала по привилегии, данной отцу — мелкому служащему Службы Рыболовства и Мореплавания. И это потрясло молодую душу так, что Моддо вырвал… Потеря веры тяжело переносится в любом возрасте, а в зрелости — особенно.

В возрасте шести лет Моддо потерял не только веру, но и родителей. Они слишком много и откровенно говорили…

Он сжал ладонями голову. Такой сильной головной боли у него не было уже давно. Все же необходимо будет отлучиться минут на 15-20 к Луубу. Целитель восстановит его силы, а их много понадобится до конца этого утомительного дня. В принципе, Гаромму так или иначе нужно покинуть на некоторое время, чтобы в одиночестве поразмыслить о том, кто станет следующим Слугой Безопасности.

Моддо поднял голову.

— Мне нужно проверить выполнение нескольких мелких распоряжений, прежде чем мы двинемся назад. Я могу быть свободен минут на двадцать, самое большее — двадцать пять?

Гаромма нахмурился, глядя перед собой.

— Ты что, подождать не можешь? Этот день настолько же твой, насколько и мой. И мне хочется, чтобы ты был подле меня.

— Я понимаю это и очень признателен тебе, Гаромма. Но… — Он умоляюще прикоснулся к колену Слуги для Всех. — Но я все же прошу отпустить меня. Дела весьма безотлагательны. Одно из них связано, правда косвенно, со Слугой Безопасности…

Лицо Гароммы оживилось.

— Иди. Но обязательно возвратись до конца церемонии. Я хочу, чтобы мы вместе вышли отсюда.

Моддо кивнул и поднялся. Простирая руки, он тихо произнес, обращаясь к своему владыке:

— Служи нам, Гаромма. Служи нам, служи нам.

Пятясь, Слуга Просвещения направился к заднему выходу из зала. Лицо его все время было обращено к Слуге для Всех.

Оказавшись в коридоре, он быстро зашагал к своему персональному лифту мимо вытянувшихся в почтительных позах охранников Центра Воспитания. Нажал на кнопку третьего этажа. И только когда дверь за ним закрылась, и кабина начала подниматься, позволил себе сдержанно улыбнуться. Чуть-чуть, одними уголками рта.

Больше всего он хотел вдолбить в толстую башку Гароммы, что основополагающим принципом современного, научно обоснованного, правления является настолько ненавязчивое поведение правительства, чтобы создавалось впечатление, будто его не существует вовсе. Необходимо пользоваться иллюзией свободы как своего рода смазкой для облегчения надевания незримых очков. И, превыше всего — править во имя чего угодно, кроме правления как такового!

Эту мысль высказал сам Гаромма в обычном своем тяжеловесном стиле после их великого переворота, когда они, испытывая все еще немалые неудобства от собственного величия и прикрывавших его лохмотьев, наблюдали за возведением нового здания Лачуги Служения на пепелище старого, простоявшего почти полстолетия. Огромная вращающаяся разноцветная надпись на верхушке недостроенного сооружения сообщала населению: «Отсюда будут удовлетворены каждое ваше желание и каждая потребность, отсюда вам будут служить более эффективно и быстро, чем когда-либо прежде».

Гаромма долго смотрел на эту надпись, которая должна была вспыхивать на экранах видеоприемников по всему миру каждый час. Потом он произнес, обращаясь к Моддо и сопровождая свои слова характерным хриплым смешком, по обыкновению означавшим, что высказываемая мысль, по его мнению, является совершенно оригинальной:

— Это вроде того, о чем мне частенько говаривал отец. Хороший продавец, достаточно долго и упрямо долдоня одно и то же, сможет убедить покупателя, что самые толстые колючки являются такими же мягкими, как лепестки розы. Все, что от него требуется, — это без устали называть их розами. Не так ли, Моддо?