Пламя любви - Барбара Картленд

— Помню, — ответила миссис Вейл. — И среди гостей был Лайонел. Милая, ты ведь, конечно, знаешь, что бедный Лайонел умер в Америке?

Мона застыла словно громом пораженная. Именно этого вопроса она больше всего боялась.

Глава вторая

Она ожидала боли, резкой, как удар кинжала в сердце. Но боль медлила. Вместо этого Мона услышала собственный голос, холодный, равнодушный, — голос незнакомки. И этот чужой голос ответил:

— Да, знаю.

— Такая трагедия! — скорбно продолжала мать. — Ему же было всего тридцать девять, и такие блестящие перспективы… Все говорили, что он вот-вот получит место посла. Ты ведь не общалась с ним в последние дни?

— Нет.

Это тоже правда. Последние три дня жизни он провел в больнице; навещать его она, конечно, не могла.

А миссис Вейл все говорила и говорила:

— Жена его, должно быть, теперь останется в Америке. Нет смысла рисковать: у нее ведь на руках двое маленьких детей, а путь в Англию неблизкий и нелегкий, да еще и бомбежки… Бедная девочка, как ей, наверное, сейчас тяжело! Все это случилось так внезапно, так неожиданно! Она тебе нравилась, милая?

— Я ее совсем не знала.

Да сколько можно об этом?! Неужели нет способа остановить этот поток вопросов?

— А я была уверена, что вы с Энн встречались! Но потом сообразила: вряд ли ты бывала на дипломатических приемах. Чинные официальные мероприятия всегда были тебе не по душе. Но как жаль Лайонела! Как он, бедняжка, радовался своему первому назначению! Узнал об этом, как раз когда гостил у нас, помнишь? В то самое Рождество, в твой первый выход в свет.

— Помню.

— Как сейчас вижу: он спускается к завтраку с моноклем вместо своих обычных очков в роговой оправе. Вы все принялись его дразнить; кто-то — может, и ты, милая, — говорит: «Лайонел, да ты с этим моноклем настоящий дипломат!» А он отвечает: «Да, я теперь настоящий дипломат». И рассказал о своем назначении. Уезжать немедленно ему не требовалось, он должен был несколько месяцев пробыть в Лондоне и только потом отправиться в Париж, верно?

— Верно.

— Да-да, конечно, теперь я все вспомнила! И потом, когда ты тоже переехала в Париж, вы с ним там часто виделись, правильно, милая?

— Правильно.

— Знаешь, Мона, одно время мне даже казалось, что вы с Лайонелом друг к другу неравнодушны. Разумеется, вокруг тебя вилось столько ухажеров, что я и счет им потеряла, но в какой-то момент мне показалось, что Лайонелу удалось растопить твое сердечко. Знаешь, если бы ты вышла за него, я бы ничуть не возражала. Правда, вы с ним родня, но очень дальняя, так что это не в счет, а сам Лайонел мне всегда нравился. Незаурядный человек и такой целеустремленный — сразу было видно, что далеко пойдет! Однако, учитывая, как все обернулось, — может быть, все и к лучшему.

«Хватит! Хватит! — отчаянно вопило что-то внутри Моны. — Не надо больше! Я не выдержу!»

Боль, которой она ждала, явилась — и безжалостно перемалывала ее сердце. Как вытерпеть эту пытку?! И снова голос, словно принадлежащий какой-то другой женщине, — холодный, равнодушный голос — проговорил:

— Кажется, дождь пошел.

— Правда? — мгновенно сменила тему мать. — Что ж, ничего удивительного. Сегодня с самого утра собирался дождь. Слава богу, хлынуло только сейчас. Пожалуй, это и к лучшему, — значит, миссис Скеффингтон-Браун сегодня не придет.

— А кто это?

— Ох, дорогая моя, это самая надоедливая особа на свете! Она живет в «Башнях».

— В «Башнях»? А как же полковник?

— Милая, да ведь полковник умер два года назад. Я же тебе писала.

— Да, конечно.

«Странно, — думала Мона, — ничего об этом не помню. Неужели я не читала маминых писем? Или читала и тут же выбрасывала прочитанное из головы, потому что была слишком занята иными мыслями, слишком спешила жить — и любить?»

— Так вот, — продолжала миссис Вейл, — после его кончины «Башни» купили эти Скеффингтон-Брауны. Знаешь, не хочу быть снобом, но они и в самом деле невыносимы. Всем вокруг хамят, кроме тех, кого считают вышестоящими, — перед теми пресмыкаются. Миссис Скеффингтон-Браун помешана на титулах. Ты бы видела, как у нее глаза загорелись, когда услышала, что ты приезжаешь! «Миссис Вейл, — говорит она мне, — надеюсь, ваша дочь окажет нам честь, приняв наше приглашение. Хотя, боюсь, после жизни за границей здешняя глубинка покажется леди Карсдейл невыносимо скучной…»

Мона отвернулась от окна.

— Гадость какая, — равнодушно сказала она. А затем заговорила серьезно и настойчиво: — Мама, хочу тебя кое о чем попросить. Я уже говорила тебе: за границей я не пользовалась титулом, почти о нем забыла, и теперь, дома, мне не хотелось бы к нему возвращаться. Мне нравится быть «мисс Вейл». Может быть, мне так себя и называть? В конце концов, это все-таки мое собственное имя!

— Да что ты, милая! — воскликнула миссис Вейл. — Сама посуди, до чего это будет странно звучать! Что люди подумают?

— И все же я бы обошлась без титула, — настаивала Мона.

— Милая, это невозможно. Ты же замужняя женщина, точнее, вдова — и в глазах закона, и в глазах света. Называть себя «миссис Вейл» ты не можешь, это будет вовсе ни на что не похоже, и уж конечно, тебе никак снова не стать «мисс»!

— Да, наверное. Глупая мысль. Мне просто вдруг подумалось… хорошо бы начать все сначала!

— Это несложно, — с улыбкой откликнулась миссис Вейл. — Выходи за хорошего человека — вот у тебя и начнется новая жизнь!

— Вот этого не будет! — решительно ответила Мона. — Никогда!

Голос ее прозвучал с неожиданной силой и страстью, и мать подняла на нее удивленный взгляд.

— Но почему… — начала она.

Мона ее остановила:

— Извини, мамочка. Не обращай на меня внимания. Я просто устала.

— Разумеется, милая. Не успела ты в дом войти, а я уже надоедаю тебе разговорами о будущем! Сейчас я хочу только одного — чтобы моя любимая дочурка подольше побыла со мной! Бог свидетель, как я истосковалась по тебе за эти годы!

Миссис Вейл положила руку дочери на плечо.

— Но теперь ты со мной — и не могу описать, как я рада!

— Спасибо, мама! — Нагнувшись, Мона поцеловала мать в щеку.

— Что-то я раскисла, — проговорила миссис Вейл, утирая глаза платком. — Мона, детка, устраивайся у камина и будь как дома. А мы с няней пойдем затемним окна. Окна в холле мы закрываем досками — поднять их можно только вдвоем. Столько хлопот да и расходов!

— Мне помочь?

— Нет, что ты! Сегодня твой первый день дома: мы будем о тебе заботиться, а ты отдыхай. Я ненадолго. А ты, пожалуйста, пока поищи недовязанный шарф цвета хаки, он должен быть где-то здесь. Ума не приложу, куда я его засунула, а ведь надо закончить его до завтра!