Мальчик для бритья - Сергей Боровский

- Ух ты! - удивился Ивашкин, откровенно давясь съедобным. - Что за праздник?

- Духовный сан сегодня я принял. Буду грешников воспитывать. По совместительству. От скверны беречь.

- Чувствую себя полным валенком.

- Осознание собственной ничтожности — путь к покаянию и очищению.

- Просвети, отче! Дать испить истины!

- Легко. Для начала усвой такую аксиому: на всякий вопрос могут быть несколько правильных ответов.

- Она вертится?

- Ответ первый: да. Ответ второй: скорее всего, да. Ответ третий: безусловно. Все три — правильные.

- Убил. Извини, спросить сразу не додумался: сан у тебя какой?

- Генерал-архиерей.

- Это предел?

- Предела нет. Мы ж в Бесконечности, мать твою!

- Увидят ли когда-нибудь мои глаза?

- Веруй, сын мой! Веруй!

Михеев вспомнил, как в глубоком детстве ездил к бабушке в деревню. Ему показали только что родившегося поросёнка, которого спрятали от свиноматки и положили в корзинку, закутав в мягкие тряпочки. Розовенький он был такой, миленький. Михееву захотелось с ним поиграть, но ему погрозили пальцем: нельзя. Тогда он дождался, пока взрослые разбредутся по своим непонятным делам, вытащил поросёночка и поставил на табурет. Ножки младенца ещё плохо держали. Он упал на пол и запищал. Михеев рассердился на неуклюжесть зверька, поставил его на табурет снова. Тот опять свалился. Ах, так! И Михеев в сердцах поднял его над головой и шлёпнул о крашеную деревянную поверхность. Тонкая струйка крови засочилась из обеих дырочек поросячьего пятачка. Он больше уже и не пищал, а лишь мелко подёргивался. Теперь мальчуган испугался. Замотал мёртвое тельце в те же тряпки и забросил за печь в надежде, что там никто не найдёт следы его преступления. Не сбылось. Трупик обнаружился и Михееву отсыпали положенную порцию ремня.

Странно себя чувствовал тогда Михеев. И боль, и страх, и обида — всё смешалось в голове глупого мальчишки. Его обманули — выпустили в этот мир живым, но для одной лишь цели — умереть. Сейчас или через много лет, не важно. От руки ли наёмного убийцы или от скарлатины. И ещё кое-что понял он тогда, запечатлел нутром: лишить живое жизни — по силе с этим ощущением не сравнится никакое другое. Оно не из разряда самых приятных, но тому, кто хоть раз попробовал и проникся, уже не отделаться от желания повторить.

Михеев всегда считал себя осторожным человеком. Того же мнения придерживались и окружавшие его люди. Выбирая маршрут, он учитывал вероятность встретить отвязанную гоп-компанию, обходил тёмные переулки, предпочитал для прогулок светлое время дня. Драк старался избегать, идя на компромисс даже в ущерб пацанской репутации, которая котировалась в среде молодняка выше других.

Являлось ли такое поведение элементарной трусостью? Вполне возможно. Сам Михеев подозревал себя в малодушии и от осознания сего факта страдал. Особенно удручало то, что в те редкие моменты, когда всё-таки драться приходилось, он доставлял соперникам гораздо больше неприятностей, чем они ему. И удовольствие получал неимоверное. Ему не хватало какого-то импульса, чтобы сделать первый шаг к опасности самому. Как и на этот раз...

Он вспомнил, что Ивашкину опять нужно нести «передачу». С водой проблем нет, а вот откуда брать провизию, непонятно. Логика дальнейших рассуждений вынесла к его ногам дерзкий план ограбления продуктового склада: снять ножом часового, перепилить замок, вынести ящик тушёнки. Наметился верный, многократно опробованный путь — захлебнуться в волнах бесплодных фантазий.

Михеев прислонил к стене лопату, с которой не расставался с утра, и уверенно зашагал прочь, ловя себя на мысли, что ему всё равно, заметят его отсутствие или нет. Начало хорошее, сулящее много интересного впереди.

Он ещё не сообразил точно, что будет делать. В общих чертах — подобраться поближе к эпицентру продовольствия. Вот она, столовая. За ней — склад. Небольшая пристройка к нему — это тоже столовая, но для офицеров... Собственно, почему нет? Это даже как-то неожиданно. Свежо и внезапно.

Дверь была открыта по причине жаркой погоды, проём загораживала занавеска из тюля — от мух. Двое солдат расставляли тарелки, третий наполнял стаканы божественным квасом.

- Тебе чего? - не по уставу спросил разливающий.

- Комбат приказал принести ему обед прямо в штаб, - так же вольно отрапортовал Михеев.

- Ладно. Сделаем.

- Нет. Приказано доставить мне.

Солдат не выказал удивления — причуды начальства неисповедимы. Навалил доверху тарелку и передал лже-курьеру. О, да! У них тут не бурда из картофельных хлопьев.

- Две порции! - Нужно ведь подумать и о себе.

Оба пайка Михеев спрятал по дороге, которую ему предстояло пройти ночью.

Ивашкину, вроде, понравилась офицерская еда, но он был какой-то вялый и скучный. Михееву пришлось по старой привычке его развлекать.

- Эй, сержант! Я тут придумал одну штуку. Рассказать?

- Валяй.

Голос Ивашкина, однако, не пылал оптимизмом.

- Если неинтересно, то пошли меня куда подальше. Не обижусь.

- Не гони волну. Просто я тут приболел немного.

Михеев ободрился.

- А, тогда ладно. Слушай. Вот говорят, что всё в мире взаимосвязано.

- Ну. Говорят.

- Думаешь, так оно и есть?

- Давай, трави уже.

- Короче, хуйня это полная! Знаешь, почему? Потому что вот лежит один камень, а через сто метров от него — другой, и между ними нет никакой связи. Пока нет. Но тут идёт по дороге какой-то чудак, видит — камень, кладёт его в сумку, видит — второй, и его туда же. И теперь они связаны. Улавливаешь?

- Так-то да. Но на хрена этому чудаку камни?

- Да причём здесь камни! - Михеев разозлился, но тут же успокоил себя. - Ну, хорошо. Пусть будут грибы, если тебе так понятнее. Им всё до балды, грибам этим. Они друг о друге ничего не знают. Нет между ними связи. Ни малейшей.

- Как бы да. И что?

- А то, что только человек способен связать два явления вместе, даже если между ними нет ничего общего. Прикинь!

- Как нет общего? Они оба — грибы.

- По человеческой классификации.

- А какие ещё классификации бывают?

- Вот. В этом суть. Есть человек — есть грибы. Нет его — и ничего нет. Пустота! Взорвался вулкан в Японии, а в Новой Гвинее папуасы пешехода съели. Ничего общего. Но тут кто-то прочитал в газете про оба этих события и говорит: куда, типа, мир катится? Покайтесь и возлюбите Господа нашего Иисуса Христа. И теперь они в его пропитанном религией мозгу связаны. Он даже потом, в следующее воскресенье, на проповеди эту херню прихожанам расскажет, а те понесут её дальше: мол, вулканы и папуасы связаны между собой. Карающая длань Господня!

Ивашкин покряхтел, обдумывая услышанное.

- Ну, допустим. И что это нам даёт?

- Да ты что? Совсем тут заплыл жиром в своей берлоге?

- Есть маленько. И что-то ко сну тянет.

- Так поспи. Я потом к тебе ещё зайду.

- Договорились.

Михеев проделал ставшую рутинной манипуляцию с люком и выбрался наружу. Может, принести ему фонарик? Хотя, пожалуй, не стоит. Он же сам в прошлый раз доказывал сержанту, что это бесполезно. Избавление от мифологии полезно, но чревато нарушением целостности психики.

Среда обитания солдата — это стеклянная банка, выставленная на всеобщее обозрение. В ней нельзя спрятаться, можно лишь закрыть лицо руками. Однако некоторые пытаются и у них получается. И даже будучи уличёнными в обладании частным пространством, они умудряются вводить в заблуждение вертухаев относительно его предназначения.

Михеев не сомневался в том, что его наглая афера в офицерской столовой будет раскрыта. Другое дело, к каким выводам придут ищейки. Он очень рассчитывал на то, что до комбата дело не дойдёт. И не ошибся. Дежурные предпочли смолчать и угостить ничего не подозревающее начальство сверх нормы и без лишних выяснений, но до «дедов» информация дошла в момент.

- Ты чо, голодный? - осведомились у Михеева.

Страдающих желудочной активностью в армии не любят. Особенно таких, кто не делится с братьями, И, тем более, тех, кто не имеет законного права.

- Не смог удержаться, - поддержал их заблуждения Михеев, за что тут же схлопотал.

От него не укрылась некоторая растерянность на лицах палачей. Они знали, что бить надо, но их уверенность не распространялась дальше этого примитивного тезиса.

Странно, но физической боли от наносимых ударов Михеев почти не чувствовал. Выходит, моральное превосходство над противником — лучшая анестезия. Интересно, какие ещё потайные двери скрыты в хрупком человеческом теле?

Больнее оказалось перенести то, как к происшествию отнеслись одногодки. Обычная солидарность и сочувствие уступили место злорадству — он ведь и с ними не поделился украденным ужином. Что ж, роль батальонного чмо, жрущего по ночам сгущёнку в тиши сортира, он выбрал для себя сам.

Карабинер приставил к глазам бинокль и только теперь разглядел, что бегущий по полю человек — это шпунер. Молодой ещё. В том были и плюсы, и минусы. Неопытность беглеца давала возможность применения к нему многочисленных военных хитростей, но резвость, присущая молодости, делала трудным честную погоню за ним на открытом просторе. Значит, нужно его заставить делать то, что выгодно охотнику.