Украинские сказки - Сборник

Взялись они за косы, стали косить; вот люди удивляются, – ведь только посеяли, а эти уже косят, ведь дело осенью было. Покосили они пшеницу, положили, обмолотили и давай продавать. Жили сами они бедно, но как стали продавать пшеницу, тут и построили дом. Отец сыновей своих женил. Самого старшего – на крестьянской дочке, среднего сына женил на поповской, а меньшого – на генеральской.

Когда умерли отец и мать, сыновья остались одни на хозяйстве, и детей дождались. Родился у меньшого сын – уж семь лет минуло, а он ещё в люльке лежит. Ходил дурак, гулял, и стали его разные господа стыдить, что он, мол, сам-то не бедный, это точно, а дитё такое, что уж семь лет ему, а он ещё в люльке лежит! Вот идет он домой и от стыда плачет. Думает: «Господи ты, боже мой, что ж оно такое – какой-то несчастный я, что дитя у меня такое?»

Вдруг попалась ему навстречу старуха. (А сын-то у него прикидывался, Семилеток, на самом-то деле – богатырём был).

– И о чем же ты, – спрашивает его, – сын купеческой, плачешь? (А старуха ж эта тоже знала, о чем он грустит, да не признавалась.)

Стал тогда он рассказывать:

– Ну, вот дитё у меня неудалое…

Тогда она спрашивает:

– А что, хотел бы, купеческий сын, чтоб на свете его и вовсе не было?

– Да, пожалуй, хотел бы, – отвечал купеческий сын.

– Тогда ступай, – она сказала, – на базар, и семь пудов каната купи и еще железную тележку. Когда дойдёшь домой, положи подушку, да и его положи туда, возьми веревку, да потолще, и вези его, спящего, в лес.

И дальше сказала она ему:

– Когда прибудешь в лес, нужно найти толстый развесистый дуб. Выбери ветку, что не обломается, привяжи в четыре ряда свой канат (так люди люльку веревкой повязывают). Положи на него доску, а на доску положи подушку, потом положи его и покачай (ведь он сонный был, он спал, да спать залёг на семь суток); и как положишь на подушку, так сразу покачай, а потом убегай без оглядки.

Так и сделал отец – отнес сына в лес, а сам убег без оглядки. А коли б отец оглянулся, тогда б Семилеток поломал бы о него весь тот лес.

Спал он или не спал, но семь суток проспал. Если бы эти семь суток дома проспал, тогда было б ему, наверно, двадцать лет стукнуло. Тогда была б у него силушка богатырская.

Проснулся Семилеток и говорит:

– Что ж оно такое, вроде я дома спал, а сейчас в лесу?

Тут встряхнулся он, да и упал на землю, упал и погрузился в нее по самые колени. Ходит теперь и думает: «Пути домой не знаю, летать не могу». Похаживает, сам себе приговаривает. Отыскал он дуб здоровый, высокий, попробовал, чтобы не сломался (он-то хорошо уже знает, что силушка у него такая имеется, – что весь лес обхватил бы, но!..)

Взобрался он на тот дуб и стал осматриваться, не видно ли где-нибудь какого-нибудь села либо слободы. Села не заметил, а увидал в лесу двухэтажный дом, покрытый черепицей. «Вот, – думает про себя, – если слезу вниз – дорогу не найду. Летать – не могу». Стал он руками хвататься за ветки, и пошел, опираясь на верхушки деревьев, словно птица.

Прилетел он туда, к тому дому, но легко спуститься не может, поэтому упал на землю, очень ушибся. Вошёл в дом, а там нет никого, сидит только старая-престарая женщина, сидит и его спрашивает:

– С чем же ты, добрый молодец, пожаловал сюда?

Он отвечал:

– А ты, старая ведьма, сначала напои меня и накорми, а уж после и спрашивай.

Встала она живо с печки, достала кувшин с молоком, поставила на стол и положила ему булку. Он поднялся и отблагодарил бабушку.

– Спасибо, – сказал, – тебе, бабушка, за хороший обед! Ну а сейчас, бабушка, спроси, с чем я сюда явился.

Старуха спрашивает:

– Ты чьего роду и кто такой будешь?

– Я, – говорит, – Сверхдуб (это он сам себе имя придумал).

– Зачем же ты, – спрашивает, – сюда прибыл?

– Ну вот, – отвечал, – хотел бы тут век дожить, наняться к кому-нибудь.

Она ему:

– У меня двое сыновей, они в чисто поле поехали. Я ж без них ничего не решаю; вот как приедут домой, так и распорядятся.

Тогда он ей и говорит:

– А мне ничего здесь не будет, если я дожидаться стану?

Бабка отвечает:

– Есть у меня место, где могу тебя спрятать. Сыновья не узнают, а если станут догадываться и на меня сердиться, тогда я им слово промолвлю, сыны уедут с дому, так я выпущу тебя.

(Это дело нередкое, если мужик голодный, то как приедет домой, жену бранит, а корчмарь коль голоден – то идёт богу молиться.)

Вот прибыли сыновья домой; не успевают и в двери зайти, а баба булок напекла, тогда поразевали мужики рты, она им булки тычет (они – на самом деле, змеи были). Кидала, пока сытыми не стали. Потом вошли в комнату, вот самый старший и молвит:

– Фу, русская кость смердит!

А она им говорит:

– Вы, – отвечает, – по миру летали, русской кости понюхали, вот вам оно и мерещится.

И дальше продолжает:

– А вот ко мне молодец тут заходил, да такой, что лучшего и не сыщешь. Приходил наняться, говорил, что служить хочет, покамест не прогонят. (Но сам-то Сверхдуб долго служить не хотел бы.)

Сыновья ей в ответ:

– А что ж нам ты его не показала?

Тогда поднимает старуха подушку да одеяло и вытаскивает молодца. Поднялся он тогда, они с ним и здороваются:

– Здравствуй, молодец!

А он не знает, что им и ответить. Вот они его и спрашивают:

– Зачем же ты, молодец, к нам зашел: волей-неволей или своей охотой?

А тот отвечает:

– По своей воле не явился бы к вам, да вот заставила неволя, пришлось наниматься.

Тут они ему и говорят:

– Мы такого не хотим; нас братьев двое, а вот если ты будешь третьим – меньшим. Ну как? Согласен? А если не согласен, то мы тебя прямо сейчас и съедим!

Он и отвечал:

– Да, согласен!

Что ж, вручили ему ключи братья от хозяйства, где лежат овес да мука, одёжа да крупа. И стали водить его по кладовым всем и амбарам, показывать, что где лежит, отвели его в конюшню, отворили ее, увидал он – стоят в стойле двенадцать лошадей. Тут самый старший Змей и сказал:

– Будешь ухаживать, брат, за этими лошадками.

А под той же крышей была еще одна конюшня. Но молодцу ключей от нее не дали, и сказали:

– Вот тебе, брат, хозяйство наше. Где хочешь, ходи гуляй и пей, можешь на лошадях кататься, только туда нельзя заглядывать.

Побыли чуток братья дома, а потом и сказали младшему:

– Оставляем тебя на хозяйстве, а сами собираемся к дядюшке в гости.

Сели на коней и поехали. Ожидал он день за другим, пил да гулял, на лошадях ездил, а на третий день накормил коней хорошенько и сводил на водопой. Вернулся с реки, да поставил лошадей в конюшни, настелил соломы, насыпал овёс, стал ходить по конюшне, раздумывает: «Что ж оно это значит, по всему своему хозяйству меня водили, а сюда не привели и ключей не дали?» И думает себе: «Какой же с меня будет молодец, если сюда не загляну?» Отправился в дом, смотрит: та бабушка спит. Открыл шкафчик, посмотрел – лежат два ключика. Схватил он эти два ключа, пришёл туда, попробовал – подходят. Отпер молодец конюшню, стоят пара коней, один свежую пшеницу жует, а второй – золото. Подумал: «Что ж это такое? Этот пшеницу жует, а тот – золото? Надо бы этому подложить золота, пусть тоже поест».

Засучил рукава по локти, засунул он руку в золото – и вдруг стала она золотой; засунул другую – и другая золотой стала. Взялся молодец за голову, и та золотой сделалась. Натянул шапку, опустил рукава, заходит в дом и рассказывает:

– Ой, – молвит Сверхдуб, – бабушка, сильно я провинился. (А она и так об этом знает, ведь волшебница была)

Она ему и отвечала:

– Вот теперь, дитё мое милое, рада бы я была, если б ты живой остался, но как приедут, то ведь съедят по косточкам. Теперь, сыночек, бери коня да ступай, куда хочешь.

Молодец пошел, подковал лошадь, но не так, как все, а задом наперед подковы поставил, как будто ехал оттуда, чтобы след замести: туда следу нет, а сюда будет. Сел на коня и поехал. Выходит старушка и говорит Сверхдубу:

– Подожди, дам-ка тебе в дорогу гостинец. (Пожалела его потому, что он был очень собою пригож).

Вынесла ему щетку да гребень, какими коноплю чешут, и платок ещё. Спрашивает он ее:

– И как же этими вещами распоряжаться?

Она ему и говорит:

– Оседлай коня, езжай да замечай: когда будет ветер и буря шуметь, ты бросай этот гребень позади, а сам мчись что есть мочи! Чтобы проскочил!

Выезжает он со двора, и конь ему говорит:

– Сойдёшь, – говорит, – и полезай в моё правое ухо, а в левое вылезай, тогда станешь еще краше.

Выезжает молодец со двора, так и делает, как конь велел. Едет дальше и дальше, а за ним уже Змей в погоню выехал. Конь ему и молвит:

– Поезжай, не зевай, бурю не дожидайся, а посматривай: тебе за тридевять земель будет видно, как ворона полетит, тогда скажи. (Это конь ему поставил такие зоркие очи.)

Едет он и видит, как летит за тридевять земель ворона, тогда конь и спрашивает: