Муха-цокотуха - Виктор Точинов

– Что такое? – встрепенулся Толик.

– Эт-то она… Т-та тетка… Точно, платье ее, волосы…

Теткой опустошенную оболочку можно было назвать с натяжкой, но Толик понял, о чем речь.

– Знакомая?

– Вчера… На улице подошла. Мы с девчонками шли, болтали – подходит, меня за рукав, в сторону, и: девочка, продай кулон, у меня, дескать, к гарнитуру идеально подходит. Я ее послала – так она еще полчаса клянчила… Большие доллары сулила.

– А ты?

– А я ей: подарок, мол, никак нельзя продавать, счастья не будет… Ну, отстала… Неужели… с этим внутри ходила?

Толик последний вопрос проигнорировал. Спросил новым, тревожным и отчего-то неприятным голосом:

– А где сейчас кулон? Сняла, дома оставила?

– Да нет… Эти гады сорвали… Вон туда куда-то утащили. – Муха показала взглядом на занавеску, отделяющую небольшой альков.

– Вот оно что, – протянул Толик. – Подожди, я быстро…

Он долго рылся за занавеской – и вышел оттуда уже почти нормальной походкой. Разжал кулак, высыпал на стол кучу янтарных украшений. Гарнитуром тут и не пахло – Муха узнала свой кулон, еще пару похожих, брошь (абсолютно с кулонами не гармонирующую), одинокую запонку, что-то еще непонятное – вроде бы шахматную янтарную фигурку, донельзя стилизованную…

– Вот оно что, – повторил Толик тем же неприятным голосом. – А я поначалу надеялся – случайность…

– Что – случайность? Что?! – Муха почти кричала.

Толик не ответил, долго глядел на нее… Потом порылся в кучке янтарных вещей, взял брошь и Танькин кулон, поднес ей к глазам.

– Посмотри. Посмотри внимательно.

– Ну и что? Тоже с мухой… Как и мой, ты же сам все шутил: «Муха с мухой, Муха под мухой…»

– Это не мухи. Ты присмотрись. – Толик развернул кресло, поднес янтарь к ее лицу снова – так, что солнце насквозь просвечивало окаменевшие кусочки смолы.

Муха зажмурилась – свет слепил глаза – но присмотрелась. Впервые присмотрелась к своему кулону в таком ярком, пронизывающем освещении… Потом к броши. Действительно, не мухи. Крыльев нет. Лапок – восемь. У обитателя броши – шаровидное, непропорционально большое брюшко… В общем, уменьшенные копии изрубленных Толиком монстров.

Мухе стало мерзко. Таскала на себе это… Спрашивать ничего не хотелось. Она попросила:

– Распутай меня… – Голос звучал жалобно.

Толик, казалось, не слышал. Говорил негромко, задумчиво, как будто сам себе:

– Вот так оно и бывает… Именно так. Стоит кому-то открыть способ путешествовать сквозь миры и времена, а потом обнаружить, что в соседнем мире разумом наделены совершеннейшие, с твоей точки зрения, чудовища, а твои собратья уничтожены или деградировали, стали безмозглыми тварями, – тогда такое и начинается… Ищут толчок, первопричину – и переделывают все по своему разумению… Корректируют орбиту астероида, и в этом измерении никогда не возникает мир разумных ящеров Рхнаа, – странный, но по-своему красивый, – но империя земноводных отчего-то тоже не появляется, и на авансцену эволюции выходят захудалые и ничем не примечательные предки Хомо… А арахниды-сапиенсы тем временем ведут расследование. Раскапывают, чьими стараниями в этом мире в смолу деревьев, росших некогда в небольшом ареале вымерших ныне паучков, было искусственно добавлено наркотическое вещество… Наркотик, сделавший смолу приманкой, мимо которой паучки не могли пройти – и вымерли. Погибли. Прилипли и окаменели. А они, и только они, могли стать предками разумных арахнидов – благодаря уникальному устройству передних лапок…

Откуда он это знает? ОТКУДА ОН ВСЁ ЭТО ЗНАЕТ??? – билось в голове у Мухи.

Но спросила она о другом:

– Как ты здесь оказался?

Он словно очнулся. Посмотрел на Муху – странно. Ответил не сразу:

– Где оказался? А-а-а… Да как и ты… По монеткам.

– Ничего не понимаю… Если это приманка, если охотились они за кулоном – то почему такая странная ловушка? Ведь по следу мог пройти кто угодно, дети могли денежки растащить…

Толик молча покачал головой – не могли. Но не стал рассказывать, что ловушку насторожили на одну-единственную дичь, что все прочие граждане, заинтересовавшиеся монетками, получали мощный психосуггестивный удар: проходи мимо, не задерживайся! Незачем объяснять… Теперь уже незачем…

Муха продолжала давить вопросами:

– Да и зачем им вылезать из этих… из шкурок? Проще остаться в человеческом виде да и шарахнуть по затылку… Или… ну, не знаю… пистолет наставить, – отдала бы я кулон, жизнь дороже. Зачем – так вот? Пауками?

– Зачем… – Толик поскреб темя хорошо знакомым Мухе жестом. – Зачем… Знаешь, просто физически и морально невозможно таскать на себе шкуру чудовища, не снимая, – бесконечно-долгие часы… дни… месяцы… годы… годы… годы…

Его губы шевелились отчего-то не в такт словам, а пальцы уже не чесали голову машинальным жестом – но выполняли там какие-то непонятные манипуляции.

Рот Мухи широко распахнулся.

Лицо, волосы, кожа стекли с головы Толика, как стекает шелковое платье с обнаженного женского тела. На Таньку смотрели два огромных глаза, похожих на граненые драгоценные камни – и в каждой грани отражалась крохотная Муха. Чуть ниже распрямлялся, разворачивался длинный, с руку, игольчато-острый хоботок…

Танька снова попыталась заорать изо всех сил – как уже дважды сегодня пыталась и не смогла под взглядом чужих немигающих глаз.

На этот раз получилось.

14

Два больших прозрачных крыла высохли и затвердели.

Толик Комаров – не шкурка, выгрызаемая варварами-арахнидами, но великолепный живой костюм-симбионт – лежал на полу, аккуратно сложенный.

Существо, напоминающее гигантского комара, совершило небольшой пробный полет – пересекло комнату по диагонали, на уровне человеческого роста.

Неподвижно зависло в воздухе у стены – как раз возле пресловутого постера. Крылья трепетали, став невидимыми. Шум от них раздавался тихий, но сверляще-неприятный. Хоботок – выполнивший свою функцию – был снова убран. Огромные фасеточные шары глаз давали сектор обзора почти триста шестьдесят градусов – но смотрело существо именно на постер. В каждой грани-фасетке отражалась маленькая парочка любвеобильных певичек… Потом звук стал тише – анофелид медленно опустился, крылья сложились за спиной.

Грустная ирония ситуации состояла в том, что существо, много лет живущее под личиной Мухиного дружка Толика, – было самкой. И вся цивилизация анофелидов состояла из самок, размножающихся партеногенезом… Но для успешной кладки яиц требовалась кровь. Кровь позвоночных уродцев, прозябающих на редких островах бескрайних болот Зззззууууссса. Существо, именовавшее себя Толиком, долго оттягивало этот момент, хотя переполненный яйцевод грозил уже разорваться…

Ладно… Здешняя… хм… красная белковая субстанция оказалась вполне подходящей. Ночью предстоит полет к ближайшему болотцу…

Танька, мертво смотрящая в потолок широко распахнутыми глазами, так никогда и не узнает, что ее обещание – подарить Толику не то троих, не то пятерых детей – будет перевыполнено в десятки тысяч раз… Правда, дети окажутся мертворожденными – ни к чему преждевременно плодить нездоровые сенсации.

А потом… Потом снова постылая жизнь в постылой шкуре монстра… Жизнь, которая, – как ни странно и страшно это звучит – все больше нравится какому-то уголку сознания… Снова навалится рутина привычных (как ни дико – привычных!) дел: сессия, а затем экзамены экстерном за третий курс, учеба на четвертом – и, одновременно, – изучение предметов курса пятого…

Будущему академику-биологу А.Н. Комарову найдется чем заняться в своей будущей научной деятельности. Надо наконец выяснить, какие сволочи и каким образом создали в этом мире мутанта-росянку. Растение с замашками хищного животного – и с наркотическим запахом, привлекавшим за несколько километров одно-единственное, ныне вымершее, насекомое. Росянки живут тут до сих пор – приспособились, перестроились, жрут случайно подлетающих-подползающих букашек… Но прекрасный мир Зззззууууссса здесь не возник и не возникнет – мир гигантских живых плотин, перекрывших все великие реки и породивших бескрайние – от горизонта до горизонта – болота.

Заодно, в качестве побочной темы, академику Комарову предстоит поработать со смолой некоторых хвойных деревьев, на его родине не растущих. Поскольку насчет создателей растений-убийц, росянок, – есть очень нехорошие подозрения.