Объяснение в любви - Валентина Михайловна Леонтьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юные Джульетты, не скрывая некоторого пренебрежения к провинции (все-таки окончен столичный театральный институт), на глазах теряли уверенность. А те из актеров старшего поколения, кто понимал, что капитуляция близка, занимали круговую оборону — вместо галстука бабочка гигантских размеров, бодряческий тон преуспевающего деятеля, за которым прячется тревожная настороженность, и обязательно солидный портфель, разбухший от фотографий в ролях и рецензий в местных газетах. Впрочем, фотографии и рецензии были у всех, количество их определял или возраст, или успех. Контракты подписывались здесь же. Здесь же актеры получали подъемные. К концу лета биржа редела. Оставались закоренелые неудачники да «разборчивые невесты». Но в результате все утрясалось, и так до следующего сезона.
Немодное это у нас слово — «провинция». Принято говорить: «периферия», «периферийный театр». Часто, критикуя какой-нибудь московский или ленинградский театр, говорят: «Какой он провинциальный!» И вкладывают в это определение и дешевое подражание новым веяниям в режиссуре, актерской игре, сценографии, и старый, пропылившийся бархат кулис. Отсутствие интеллектуального начала. Плохой вкус. И желание любой ценой быть современным, часто путая при этом современность с модой. Словом, все, что угодно, оказывается, может вместить этот тихий и скромный с виду эпитет — провинциальный.
А я люблю театральную провинцию. Это моя юность, и этим для меня все сказано. Сужу по своему скромному актерскому опыту: провинциальный театр — это ежедневный тяжелый труд и фанатичная преданность делу. Это одна из традиций русского театра. Помните, как написал провинциальных актрис А. Н. Островский — Негину, Кручинину? А Несчастливцев в «Лесе» говорит: «Да понимаешь ли ты, что такое драматическая актриса? Знаешь ли ты, Аркашка, какую актрису мне нужно? Душа мне, братец, нужна, жизнь, огонь».
И какие бы гримасы ни корчила актерская биржа, для меня «провинциальный» применительно к театру заключает три слагаемых таланта — душа, жизнь, огонь. В русской театральной провинции рядом с большими талантами служат Счастливцевы и Несчастливцевы, артисты хорошие и плохие, талантливые и бесталанные, но все они составляют актерское товарищество, которое строит театр.
В начале пятидесятых годов я бывала на бирже до тех пор, пока не стала помощником режиссера на телевидении. Искала я работу вместе с мужем, начинающим режиссером. К молодой героине проявляли интерес (это одно из самых дефицитных амплуа), но как только узнавали, что она претендует на приглашение вместе с молодым режиссером, интерес сразу пропадал.
Так что на вопрос: «Получи я в то время приглашение в театр, уехала бы?» — ответила бы: «Да».
Но тогда на другой вопрос: «А как бы сложилась моя жизнь? Стала бы я актрисой?» — «нет» сказать страшно. А сказать «да» не решусь. Я рискую говорить об этом, получив звание народной артистки СССР. Но звание это по-своему проецируется на мою профессию, актерская природа проявляется и у диктора, у ведущей, но иначе, нежели в театре. Я благодарна судьбе, бросившей меня в «телевизионные объятия».
Магия телевидения постепенно завораживала меня. Однажды я читала письма К. С. Станиславского, одно из которых особенно привлекло мое внимание.
Константин Сергеевич писал человеку, который мечтал о сцене: «Из своего опыта я вывел следующее… Стоит идти на сцену, когда убедишься в необоримой любви к ней, доходящей до страсти. В этом положении не рассуждаешь, есть талант или нет, а исполняешь свою природную потребность… Энергия и страстное отношение к делу искупят известную долю недостатка таланта».
Стремление к сцене у меня не перешло за рубеж молодости. Как хорошо, что его величество Случай в виде приглашения в театр остался за телевизионной проходной на Шаболовке.
ТЕТЯ ПАША И ТЕТЯ КЛАВА
В те годы пропуска у нас проверяли пожилые женщины. Крепко сбитые, с внушительными фигурами, они носили темно-синие, почти черные шинели с петличками, обшитыми зелеными кантиками. Широкие кожаные пояса туго затянуты, на поясе кобура. Назывались они военизированной охраной, а для нас
— просто тетей Пашей и тетей Клавой. Службу свою они знали, пропуска проверяли исправно — ни Олю Чепурову, ни Нину Кондратову без удостоверения ни за что не пропускали.
Однажды мне был преподан урок. Тороплюсь на передачу, пропуск на самом дне сумки, искать некогда.
— Добрый день, тетя Паша! — и пытаюсь проскользнуть.
Не тут-то было.
— Леонтьева! А ты слышала, у самого Ленина в Кремле пропуск проверяли!
Возразить мне было нечего.
Здоровались с нами вахтеры по-свойски, они знали все про нас: у кого какая семья, хороший ли муж, кто собирается замуж. Были у них свои симпатии, но все любили Олю Чепурову — за русскую красоту, за косы, уложенные вокруг головы, за теплоту и душевность, которые она излучала. На экране Оля словно светилась. (Техника тогда была несовершенная, изображений Оли на телевизионном экране не сохранилось.) Но у вахтеров были свои критерии: душевная — значит хороший диктор.
Часто вспоминаю тетю Клаву и тетю Пашу… Вообще, хотелось бы, чтобы эти добрые и милые моему сердцу образы, как и детали шаболовского телевизионного быта первой половины пятидесятых годов, дали вам почувствовать, насколько стремительны темпы развития нашего телевидения. Всего одна деталь: сейчас милицейские посты проверяют пропуска уже примерно у шестидесяти дикторов!
«ВАЛЕНТИНА МИХАЙЛОВНА, ВЫ В БУДАПЕШТ?»
Тимановка! Из этого села Тульчинского района Винницкой области мы вели нашу первую передачу «От всей души». Впрочем, формально она была второй, но об этом несколько позже. Сейчас о Тимановке. Для меня она первая.
Представьте себе анкету с вопросом: «Откуда вы родом?» «Из Ленинграда, — отвечу я, а потом, конечно же, добавлю: — И из Тимановки тоже». В Тимановке я родилась как ведущая передачи «От всей души». Она мне дала мощный заряд социального оптимизма, перспективу творческой жизни.
Первая передача… Сразу напрашивается банальное сравнение с самым небанальным чувством на свете. Но кто же станет отрицать, что первая любовь остается в памяти навсегда? Поэтому не буду говорить, что «Тимановку» люблю больше всех других передач, не могу ее любить или не любить. Она просто часть меня самой.
Когда мою кандидатуру выдвинули на соискание Государственной премии СССР, члены комитета приехали в Останкино. В просмотровом зале стояли телевизоры, шел просмотр нескольких выпусков «От всей души». Я попросила, чтобы членам комитета показали «Тимановку». На глаза им я, конечно, не показывалась. Это было бы по меньшей мере бестактностью, но я зашла в другую аппаратную и посмотрела передачу от начала и до конца.
