Несерьезная книга об опухоли - Кирилл Волков

Ну и что дальше? Мысли хорошие, но как их приложить к реальности? Норбеков, улыбка, пропускаемость мембраны и все такое – очень важны, но я и улыбаюсь-то еле-еле. Не чувствую половину лица. И все-таки я стал пробовать изменить свои ощущения. Перестал заморачиваться со сном. Ну, не сплю – и ладно. Подумаешь! Подходя к утром к окну, я говорил: «What a wonderful world!» Я включал эту музыку в себе. Хотя мои руки тряслись от недосыпа, под глазами синяки. Мне становилось немного лучше. Я гулял на ватных ногах. Иногда играл со зверями. Как заставить свою внутреннюю реальность поменяться? Все понимаю, а поменять ее не могу… Потом я медитировал и начинал представлять, что плаваю. Мне становилось тепло, и все. Эффекта не было. Но я продолжал плавать в реальности своего воображения. Причем я постоянно сбивался – муха ли пролетит, мысль ли шальная по диагонали проплывет и перечеркнет всю картинку с бассейном и брызгами. Я начал представлять, как делаю упражнения, разминаюсь. Опять никакого эффекта. Нет, мне нужен был конкретный образ, за который я мог зацепиться, который мог прожить, прочувствовать. Я вспомнил свои занятия в тренажерном зале, как я сажусь на тренажер, поднимаю руки, хватаюсь за перекладину и тяну на себя груз. Тяну-тяну-тяну, чувствую ледяную сталь и потом с грохотом отпускаю. Или что я ложусь под штангу и отжимаю ее… Еще немножко… еще чуть-чуть… «Фууу», – выдыхал я. Когда представлял это, становилось жарко. Меня даже пробирал пот, я поднимал груз дыханием. Мои вены наливались, я представлял, что поднимаю адские грузы (что, конечно, неправильно: надо было беречь сердце, ослабленное бессонницей). Для того чтобы у меня получилась та термоядерная концентрация жара, который – я чувствовал – ползет по позвоночнику к моему мозгу, нужна была абсолютная изоляция, я уходил, включал музыку в наушниках – альбом «Ram» Пола Маккартни (другая музыка не шла, нужен драйв) – и тягал воображаемые веса. Почти с криком, на грани надрыва, прерывая дыхание… Кровоток менялся, голова наполнялась электричеством, я превращался в плавильню, в топку, по моему позвоночнику будто бы текла лава. И – о чудо – я стал лучше говорить! Я мог сказать даже: «Карл у Клары украл кораллы…»

Вот вам пример, как, имея только сознание и воображение, можно победить реальность! Надо почувствовать живые клетки, дать им сигнал. Всем нам хотелось в первом классе валяться под одеялом утром и не идти в школу (особенно зимой, когда тьма за окном!), но приходила строгая мама или звонил злой будильник, и приходилось вставать и пилить в школу… Вот и мой организм также. Хочешь не хочешь, а надо работать, трудиться и побеждать. Победа была даже не физической, а моральной. Физически мое улучшение было возможным только при условии, что мне колют гормоны. Когда гормоны прекратились, как бы я ни старался, мои упражнения были бессмысленны. Но то, что воображение так может влиять на реальность – это… это… это завораживало! Я обнаружил еще один, куда более простой способ влиять на онемение рта. Я представлял себе, что у меня воображаемая голова. Она опущена, расслаблена. Допустим, я сижу на пне, положа локти на колени, а голову на руки. И если представить ее здоровой, онемение отступало. Только для этого нужно представить все очень реалистично. Я сижу на пне, в лесу, я слышу, как тикают наручные часы, солнечный зайчик щекочет меня, слышу, как жужжит трудяга-шмель, нога чешется, но я сижу, не обращаю внимание. Рядом – внизу – порог, шум воды, водяные пласты ходят, гремят, вздымая косматые, вскипающие спины, и т. д… Но я его не вижу, глаза закрыты. От порога доносится только гул. Так нейронные связи внутри моей реальной головы как будто срастались, начинали пульсировать. Эффект бы не очень долгим, но был. Я после этого почти нормально говорил. Это был высший пилотаж. Сначала я разогревал себя воображаемыми упражнениями, а потом, наоборот, расслаблял голову. После отказа от гормонов, буквально на следующий день – увы! – упражнение не работало. Видимо, моя эндокринка, которой помогали гормоны, нуждалась в таких упражнениях, но когда гормон был не нужен, только на одних упражнениях работать не смогла…

Время шло. Скоро ехать в Питер на ПЭТ. Я созванивался с мамой, хвастался успехами, узнал, что она собирает деньги (я непременно опишу алгоритм действий по сбору средств), но даже не представлял, как много она делает помимо этого. О чем-то узнал только недавно из ее постов в Фейсбуке.

Решено было, что я поживу пока Подмосковье (свежий воздух все-таки, а в Москве жара!). Но тут я стал свидетелем явления, которое грех не описать. Такого, конечно, нигде не встретишь. Итак – барабанная дробь – занавес открывается! Встречайте: заслуженный лекарь России, СНГ, а при желании и всей планеты, человек, излечивающий одним взглядом от СПИДА, рака, чумы, проказы и холеры, травник всем травникам, гениальный и неповторимый, скромный и многогранный…

Глава пятая. Михалыч

Как он выглядел? Да как все Михалычи… Борода, взгляд исподлобья, крупные плечи… Михалыч лучшего замеса! Все Михалычи такие! Если вы увидели какого-нибудь Михалыча в сюртуке и с бантом, знайте – это Псевдомихалыч. Лжемихалыч. Скорее, Петрович, Иванович, Алексеевич на худой конец, но никак не Михалыч. Михалыч не может быть идеально одет. Он не может быть опрятен. Опрятность и Михалыч – две вещи несовместные. Можно, конечно, их попытаться совместить, но эксперимент опасный. Михалыч – это явление культуры, сгусток воплощения нашей ментальности, русскости. Он приехал с моей мамой из Москвы. Юджи сразу облаяла-обнюхала этот сгусток. Мы пошли на кухню, сели, он открыл блокнотик. Начал записывать историю моей болезни. Потом взял руку, померил пульс. «Спортом занимаетесь?». «Да», – почему-то соврал я. «Это чувствуется по пульсу»…

В дальнейшем – а мы с ним еще месяц занимались – он поражал меня своим всезнанием. Бывало, мы сдадим кровь, мама говорит Михалычу: «Тромбоциты низкие». Михалыч подойдет, опустит мне веко, посмотрит и говорит: «Тромбоциты где-то 180. Лейкоциты на 5 единиц понижены». Мама говорит:

«Но анализ показал тромбоциты 70». Михалыч: «Я вам говорю. Лаборатории ошибаются».

Просил меня звонить ему три раза в день (ну, один раз минимум). Я звонил, чтобы сказать: «У меня все нормально». Но почему-то разговор затягивался на 5 минут:

– А печень не болит?

– Нет.

– Угу. Не болит. Глаза не слезятся?

– Нет.

– Не слезятся. Ага, скажи-ка, а голова как? Не болит?

– Не болит.

– А сон? Нормальный?

– Нормальный.

– Угу. Нормальный…

И т. д.

Причем если я не звонил день, он говорил: «Я вас не могу лечить. Вы забываете мне звонить. Мне пациенты звонят по 3–4 раза в день». Насыщенный, видимо, получается разговор.

Я сейчас у мамы спрашиваю: «Пишу про Михалыча… Что бы вспомнить?». Она мне: «Да пиши все подряд! У него каждое слово – перл».

Пишу все подряд.

Михалыч:

«Мне моя пациентка: «У Вас такой своеобразный стиль! Вы ездите в маршрутке, хотя могли бы запросто купить ее всю»»

«Когда я лечил одного депутата/губернатора/президента (нужное подчеркнуть)…»

«Я не защитил докторскую, потому что мне это не надо»

«Вы обо мне ничего в интернете не найдете. Я все стер»

«Мне сомелье говорит: «Ты сомелье лучше, чем я. Пошли к нам работать». Но мне это не нужно…»

С моей мамой наедине: «У Кирилла очень серьезная ситуация. Очень! Шансов почти нет. Я не знаю, что смогу сделать. Дело не в деньгах (кстати, я беру пять тысяч долларов), а в том, насколько он излечим. Я, конечно, могу за это взяться…»

Мама (заикаясь): «Мы заплатим, сколько надо»…

Через неделю: «О, Кирилл идет на поправку. Это чувствуется по рукопожатию»

И т. д.

Можно цитировать бесконечно и все равно всего не упомнишь. Кто заинтересовался, могу дать телефончик – получите незабываемое впечатление.

За сим все. Меня просили его не разоблачать, т. к. одни наши друзья в него верят. Причем знают все это, сами нам рассказывают анекдоты, а лечатся. Так что все. Нужно остановиться. Может, он действительно кому-то помогает. Я не знаю…

В самом деле, почему у Михалыча так много пациентов? У буддистов есть теория прибежища. Например, родители, школа, институт, друзья, религия, секс, работа, наркотики – все это прибежища. Так вот, Михалыч – последнее наше прибежище. Откуда берутся все эти бесчисленные целители, волхвы, лекари, кудесники, знахари, заклинатели, травники, ворожители (хорошее название для жителей Воронежа!)? Все оттуда же. Мы все ими объясняем, на них уповаем, к ним тянемся.

Михалыч уехал. Я смотрю фильм. Позже я понял, что надо смотреть только позитивные фильмы, и еще об этом напишу. А пока я смотрел все подряд и нарвался на взрыв внутри моей нервной системы.

Смотрю фильм с Мэттом Деймоном о том, как его сына захватили и не отпускают, пока он кого-то не убьет (может, вы смотрели?). Фильм очень качественный. Слишком качественный. Я сижу с нарастающим чувством неуюта. Думаю, что такое? Чувствую, что хочется укрыться пледом, что солнце отсвечивает, что мне хочется принять ванну… Передвигаюсь. Укрываюсь. Еще хуже. Чувствую… Даже не знаю, как объяснить… Что-то невероятно острое сквозь что-то мягкое, сквозь какую-то вату, будто бы лежу на костях, на обломках, на кирпичах… Это сродни бреду, когда у тебя температура – и будто ты мчишься куда-то с бешенной скоростью сквозь лабиринт, проваливаешься в математические ряды, мчишься, падаешь, и никак не упадешь. Бывает, когда лихорадит тело. А бывает, когда лихорадит сознание.