Расстаемся ненадолго - Алексей Кулаковский

Представилось, как Сокольный один сидит в Ленинском уголке… Лицо усталое, глаза покраснели, а он продолжает работать. «И что думает профком, что думает комсомольская организация? Почему они не приучают всех студентов любить и уважать общественную работу?» – Вера даже рассердилась и на профком, и на комсомольцев. Но тут же упрекнула и себя: «А разве я лучше?» Стало стыдно: выходит, что только и может других упрекать…

Лагина быстро поднялась на второй этаж, подошла к Ленинскому уголку и тут вдруг остановилась: дверь в комнату чуть приоткрыта, узкая полоска света пересекает коридор. Заходить или нет? Может, он нарочно уединился, хочет побыть один, или у него какие-нибудь личные дела…

Однако что-то подсказывало, что все это не так. Сокольный не может быть недоволен приходом своего однокурсника, ведь стремление к одиночеству не присуще ему. Он очень любит работать, тогда нужны и тишина, и другие условия. Однако, если можно повеселиться, принять участие в дружеских спорах, на какое-то время сбросить с себя весь студенческий груз, Андрей охотно идет на это и чувствует себя так же легко и естественно, как за работой.

Вера осторожно потянула дверь, – светлая полоска стала шире, из комнаты донесся запах свежей краски и олифы. Тишина там царила такая, что слышалось тиканье небольших настенных часов. Если б не свет, можно было бы подумать, что в комнате никого нет.

Лагина тихонько постучала, – никто не ответил. Она пошире отворила дверь, заглянула в комнату и будто от толчка подалась назад: Сокольный сидел в кресле, опершись грудью о стол, голова его лежала на локте согнутой левой руки, а между пальцами правой торчал цветной карандаш. «Задремал он? Или случилось что?» Девушка нерешительно подошла к столу, прислушалась: дышит ровно, глубоко, как все здоровые люди во сне. Правая щека, на которую падает яркий свет, краешек губ и лоб, прикрытый спущенными прядями каштановых волос, – все обычное, каким Вера привыкла видеть каждый день. Разве только чуть мягче и привлекательнее, чем всегда…

– Андрей! – тихо позвала Вера и вздрогнула от звука собственного голоса: никогда еще не называла она Сокольного по имени. Если бы он вдруг проснулся, Вера совсем бы растерялась: как объяснить свой неожиданный приход? К счастью, Сокольный не проснулся, только правая рука его чуть дернулась, и карандаш выскользнул из пальцев, упал на пол.

Андрей вздрогнул и резко поднял голову.

– Вера?.. – удивленно спросил он и, достав из кармана платок, начал старательно вытирать слегка заспанное лицо.

– Я пришла тебе помочь, – с неожиданным для себя спокойствием сказала Вера, – не одному же редактору выпускать газету.

– Вот хорошо! – как-то слишком громко воскликнул Сокольный, явно обрадованный ее словами. – А я, понимаешь ли, чуть не уснул. Даже не слышал, как ты вошла.

– Я тихонько, – улыбнулась Вера, – дверь была приоткрыта…

– Ну хорошо, садись.

На следующий день Аня Бубенко шептала девушкам, что вчера вечером Лагина удрала с танцев и допоздна просидела в Ленинском уголке с Сокольным.

Аня все еще гордилась перед подружками своим замужеством, однако чувствовала, что Вера ни капельки не завидует ей. Это раздражало ее, злило, но больше всего Аня не могла простить Вере того, что та отнюдь не горит желанием поддерживать дружбу с некоторыми друзьями ее мужа. Чем плохие ребята? Чем не женихи?

Физкультурники и в самом деле были неплохими ребятами. С одним из них Вера даже познакомилась. Парня этого она видела не раз, он часто вместе с Аниным мужем наведывался в учительский институт, в общежитие. Звали его Генькой. Статный, русоволосый, со светло-голубыми веселыми глазами, он любил майки какого-то особенного цвета: ярко-малинового, красного с белыми полосками на груди, белого с синими полосками. По возрасту, по манере держаться было видно, что он уже отслужил в армии, а может быть, даже в морском флоте. На груди у Геньки, из-под майки, виднелось острие копья и кончик сердца, руки тоже были расписаны разными женскими и мужскими именами.

Впервые увидев его, Вера вспомнила случай, который мог бы и не остаться в памяти, если бы не татуировка. Примерно с месяц назад она ходила в паспортный стол получать паспорт. В комнате перед окошком, возле которого выстроилась длинная очередь, сидел пожилой человек в милицейской форме и принимал от посетителей документы. Впереди стояла одна женщина, тоже в летах. У нее, как видно, вышла заминка с документами, потому что женщина вдруг просунула голову в окошечко и плачущим голосом взмолилась:

– Товарищ начальник! Товарищ Толик, посмотрите еще вот эту справочку!

В очереди захохотали: на толстом, поросшем рыжеватыми волосами пальце «начальника» была наколка: «Толик».

Часто случается, что какая-нибудь внешняя черточка в человеке напоминает что-либо из прошлого: приятное или неприятное. Вера знала об этом и старалась не обращать внимания на Генькину татуировку. Кто не ошибался в ранней молодости! И когда однажды вечером они впервые гуляли по окраинной улице, тонувшей в вишневых садах, Вера старалась внимательно слушать парня, мысленно прощая ему не совсем красивые, а то и некстати сказанные слова, фразы. Генька ведь не хуже других: молодой, красивый, не развязный. А слова… Ну разве легко найти при первой встрече нужные, самые правильные слова?

Вернувшись в тот вечер домой, Вера стыдливо улыбнулась Ане, а та многозначительно прищурила глаза. На следующий день Аня сообщила мужу, а потом и другим студентам, что – все, точка: Лагина по уши втюрилась в Геньку Мухова и теперь будет сохнуть от любви!

Вера отчитала Аню за болтовню, но что-то все-таки тянуло девушку на тихую вишневую улицу. И она стала часто встречаться с Генькой. В теплые весенние вечера и одной приятно побродить по зеленым улицам, а вдвоем – тем более. Парень что-то говорил, Вера слушала и мысленно исправляла его фразы. Говорил Мухов всегда об обычных делах: о футболе, о своих товарищах, о луне, но речь его во всех случаях оставалась какой-то суховато-официальной.

– Скоро взойдет луна, да?

Сказав «да», Генька с какой-то настойчивостью смотрел на Веру, словно ожидая, что она обязательно должна ответить «да» или хотя бы кивнуть головой.

Но Лагина не говорила «да» и не кивала. Поймет же Генька в конце концов, что такой казенный разговор ей не нравится, научится говорить иначе! Однако парень ничего не понимал. Прощаясь, он строго произносил:

– Завтра я приду в восемь, да?

Смешная манера, но бог с ней. Правда, в Вере все больше крепло убеждение, что это не та, не их весна, не тот ветерок веет на вишневой улице. Но ведь все могло еще измениться к лучшему.

И она, проверяя себя, не отказывалась от встреч.

И вот однажды вечером случилось необычное: парень разговорился – не удержать, со всеми подробностями стал рассказывать о своих татуировках! Вере снова вспомнился старик-паспортист. Вспомнился, встал перед глазами, и она уже никак не могла отогнать это видение.

– Вот видишь, – говорил парень, – у меня тут на руке. Да? Якорь нарисован. Понятно? А под якорем этим самым имя одно. Ясно?..

Так и звучало весь вечер «понятно?» да «ясно!». Слушала девушка, а перед глазами паспортист и паспортист. Даже придя домой, Вера не могла успокоиться: не выходит старый «Толик» из головы – и все тут. И поняла тогда, что не сможет больше встречаться с Генькой…

Вот после этого и разозлилась Аня Бубенко. Нежелание Веры видеться с лучшим другом мужа она расценила как личную обиду и, где только могла, старалась подколоть гордячку. Генька кичливо заявлял друзьям, будто он сам оставил «Верку», и Аня подхватила эту хвальбу, разнесла по всему общежитию. А позднее начала распускать сплетни об Андрее Сокольном.

Вера же искренне уважала Сокольного. Уважала как человека, старшего по возрасту, честного по отношению к товарищам, очень начитанного. С ним интересно было поговорить. Девушке не приходило в голову, что Андрей может серьезно заинтересоваться ею. Но вскоре она стала замечать, что Андрей чувствует себя в ее присутствии легче и проще, чем со многими другими. Они вместе обсуждали лекции по истории, литературе, языку, готовили материалы для курсовой стенгазеты, активно участвовали в комсомольских и профсоюзных собраниях. Случалось, иной раз поздно уходили из института, вместе шли к трамвайной остановке, а там Андрей прощался и пешком отправлялся домой. Жил он на частной квартире.

Только однажды, возвращаясь с занятий по топографии, Андрей дошел с девушками до общежития. Ольгу Милевчик, которая была вместе с ними, позвали в комнату, – там ожидал ее земляк-лейтенант. Постепенно разошлись и другие девчата, и Вера неожиданно осталась наедине с Андреем.

– Кто же теперь меня проводит? – пошутил Сокольный.

– Побудьте немного у нас, – предложила Вера.

Они пошли по знакомой вишневой улице. И хоть кончалась уже весна, отцветали вишни, а Вере казалось, что такого чудесного весеннего вечера еще никогда не бывало.