Предания о самураях - Джеймс Бенневиль

Ёсаку числился вдовцом. У него была дочь по имени Ори – симпатичная горянка 18 лет от роду. Она заботилась о порядке в доме отца и во время его иногда продолжительных отлучек проводила все свое время в деревне, где ее считали местным ребенком, причем ребенком избалованным отцом. Отец ни в чем ей не перечил, и она жила без докучливой родительской опеки. А при сложившейся у ее отца репутации успешного человека и ее красоте дочка стала объектом «матримониальной дипломатии» со стороны претендентов на ее руку и сердце и их родителей. Однажды Ёсаку поступило распоряжение от нануси (пристава) деревни по имени Кинса придумать и исполнить какую-нибудь редкую забаву. Население феода как раз ждало своего господина, возвращавшегося с караульной службы в Киото, и готовилось устроить ему торжественную встречу. Ёсаку проникся большой ответственностью и радостью к порученному ему заданию, собрался покинуть свой дом на несколько дней и прихватил с собой все необходимое, чтобы «задать жару пернатым и четвероногим тварям». Покидая дом, он строго наказал Ори тщательно запирать дверь, особенно на ночь, «но было бы еще спокойнее, если ты переночуешь у кого-нибудь в деревне. В любом случае тебе придется пойти туда за лакомствами, чтобы побаловать себя. Но главное, не трогай мисодзукэ (маринованные огурцы), хранящиеся в шкафу (тодане). Эти мисодзукэ полезны для мужчин, а женщина, поев их, может просто умереть. Ни в коем случае не трогай мисодзукэ». Высказав у двери это прощальное предупреждение и не вдаваясь в подробные объяснения из-за спешки, Ёсаку быстрым шагом отправился в горы и скоро исчез из вида.

Ёсаку уже позавтракал, а Ори еще ничего не ела. С самого начала она подумала, что отец сказал что-то несообразное. Он всегда проявлял к ней такое великодушие, что ей даже на ум не приходило, что он может оказаться прижимистым человеком. Но в то время все мужчины любили хорошо поесть, и, по всей вероятности, он мог относиться к обычным чревоугодникам. Как все мужчины, он не подумал о том, что за время его отсутствия эти мисодзукэ заплесневеют и испортятся. Ничего страшного не приключится, и даже разумно при таком раскладе съесть оставленные отцом мисодзукэ. От деревни ее отделяло больше мили, а Ёсаку, готовясь к длительному как никогда отсутствию дома, убрал из кладовой все съестное. Ограничивать себя дайконом (редькой) и безвкусным вареным ячменем казалось глупым, когда перед носом находится такое соблазнительное лакомство. Как бы там ни было, но ничего плохого не случится, если она на него просто взглянет. К тому же следовало посмотреть, то ли это на самом деле, о чем говорил отец. Открыв шкаф, она обнаружила запасы маринованных огурцов, достаточные не только для одного человека, а и для двух. Они источали чудесный аромат. Как ему не стыдно! Она только попробует, дабы убедиться, что огурцы не испортились. Так она и сделала и даже причмокнула губами от удовольствия. Какая прелесть! Она попробовала еще один огурец. Здесь их столько, что отец ничего не заметит и не рассердится, если она съест немножко. Хватит на двоих, и она оставит половину огурцов. Пехори, пехори! Ори ела и ела, пока в большой миске от отцовского деликатеса совсем ничего не осталось. После этого она присела, чтобы как следует подумать. Как она оправдается перед отцом в том, что все съела и ни крошки ему не оставила? Неловкость в сознании усугубилась беспокойством в теле. Ею овладела непереносимая и все возрастающая жажда. Девушке казалось, что вместо еды она наглоталась огня. Она нагрела воды и пила ее чашка за чашкой. Ори приготовила напиток на основе каленых зерен пшеницы и отправляла его в рот чайник за чайником. Ни жажду, ни жжение унять не удавалось. Ее тело распухало и распухало, как будто от воды, которую она поглощала. Жажда выгнала ее прочь из дома. Выбравшись во двор, она увидела крыши домов деревни и решила обратиться за помощью к людям, чтобы они облегчили ее страдания. От деревни ее отделяло не слишком большое расстояние, но тело ее стало таким неповоротливым, что на его преодоление ушло несколько часов, так как Ори приходилось ковылять и скатываться по горной тропе. Рядом с тропой располагался горный водоем (Онума) – не то пруд, не то болото с темными глинистыми ямами. Селяне по сложившейся традиции считали его бездонным. Ори не могла сдерживать терзавшей ее жажды. В этом якобы бездонном водоеме казалось совсем немного воды, чтобы она могла напиться. Девушка сошла с тропы и неуклюже присела у края водоема. Опираясь на руки, она наклонила голову к воде. Но не могла до нее дотянуться. Перестаравшись, она потеряла равновесие, и ее громадное тело с тяжелым всплеском упало в водоем и исчезло в бездне.

Ёсаку добился в охоте впечатляющего успеха. Обитатели царства зверей откликнулись на его призыв самым добросовестным образом. Он добыл множество оленей, несколько вепрей, без числа куропаток; мало того, на пятый день отсутствия дома он победоносно сцепился с огромным бурым медведем. Увернувшись от ужасного когтя его передней лапы, он уложил мощного зверюгу. Наш охотник запасал провиант в ходе своей забавы до тех пор, пока из деревни не подоспела подмога. Когда его охотничьи трофеи разложили по кладовым, довольный Кинса поблагодарил его и выдал крупное вознаграждение. Оживленный и не остывший еще от охоты, он практически на пороге своего дома приколол зазевавшуюся лисицу. Подойдя к двери, он издал громкий победоносный крик, чтобы позвать Ори. Все двери его дома стояли настежь раскрытыми, но самой Ори нигде не было. Ёсаку позвал дочь еще раз. Он знал, что она несколько дней не появлялась в деревне, и поэтому предположил, что она пошла на родник за водой. Пользуясь ее отсутствием, он решил приготовить стол для трапезы. Первым делом он вспомнил о мисодзукэ.

Шкаф стоял пустым, и тут он впервые заметил на столе миску, в которой находилась злополучная острая закуска. Он облокотился о столешницу. На пыли, накопившейся за несколько дней, пока не было уборки, остались следы от его рук. Сраженный горем родитель повалился на пол. Теперь он осознал всю глубину случившейся трагедии. Ори съела мисодзукэ, приготовленное из моабами (исключительно ядовитой змеи). Для мужчин его круга это блюдо не представляло никакой опасности, зато вдохновляло на охоту и приносило добытчику удачу. Женщинам же оно грозило смертью. От этой мысли он вскочил и, громко окликая Ори по имени, бросился на поиски какого-нибудь ее следа. Судьба вывела его на берег известного нам водоема. Здесь, на берегу, он обнаружил ее гэта (японскую деревянную дамскую обувь), отпечатки ее рук, где она опиралась, чтобы напиться. Кория! Утешением ему не осталось даже сомнения в печальной судьбе дочери. Больше он никогда не увидит свою Ори. В их перевоплощениях на протяжении бесконечности веков он навсегда потерял своего любимого ребенка. Боги сурово его покарали за бездумное и поверхностное отношение к жизни. Почему он не согласился возделывать рисовые поля и хатакэ (с созревшим урожаем) вместе с остальными земледельцами? Такой труд отличался однообразием, и он изматывал человека до такой степени, что у него не оставалось сил на то, чтобы смыть с тела накопившуюся за день грязь. Но он предпочел лес, и теперь ему приходилось расплачиваться за свои суетные страсти. Ёсаку считался человеком совсем не бедным. Отрекаясь от мира, он приобрел штемпель и печать сюгэндзя (странствующего монаха). Остаток своей жизни он переходил из одной провинции в другую, где в каждом храме возносил молитву о более счастливом рождении в новой жизни для самого себя и своей дочери Ори.

Бива-хоси в Дзидзодо

Прошли годы. Как-то вечером бива-хоси (жрец-певец) с трудом взбирался на перевал, ведущий в Этиго. Продвигался он медленно, так как был человеком незрячим. Поклажа его была легкой, и предметов первой необходимости он нес немого. Как гласит древняя мудрость, «слепой человек не различает дня и ночи». Ночь для него никогда не кончается. Этот бива-хоси пришел в монастырь Дзидзо, расположенный сразу за вершиной перевала в начале его спуска. Чутье ему подсказывало, что вот-вот должна была наступить ночь. По крайней мере, ему надо было немножко отдохнуть. Он остановился на привал и стал периодически трогать струны своей бива (лютни), аккомпанируя себе при чтении отрывков из Хэйкэ-моногатари, рассказывающих о битвах и любви героев, помять о которых еще хранилась в народе. Потом до его ноздрей долетел ветерок с запахом свежей крови, принесший признак призрачного видения. Но незрячие люди отличаются храбростью. Видения мало пугали этого монаха, его больше заботила необходимость выдерживания своего пути. Рядом послышался нежный женский голос: «Приближается ночь, и тебе нужна чья-то помощь. Услышав прекрасные звуки струн твоей бива, я пришла предложить мой кров на эту ночь». Однако монах в душе этого мужчины воспротивился такому предложению женщины. «Нет, милостивая сударыня. Я монах и должен поискать приличествующий духовному лицу дом. Если рядом не найдется деревни, тогда я должен провести ночь в этом Дзидзодо. Но говорят, что деревня находится совсем рядом у подножия перевала». Голос женщины снова зазвучал не сразу. Через какое-то время она заговорила более жестким тоном: «Я желаю тебе добра. Твоя музыка утешила мои чувства. Не останавливайся в этой деревне. Иди дальше. Не буду скрываться. Я – дочь охотника Ёсаку по имени Ори. Жители этой деревни отказались от пожертвований на мой алтарь. Этой ночью на них должен обрушиться грязевой поток. Ищи приют где-нибудь еще».