Николай Романов — последний царь - Лев Жданов

Но юного полковника успокоили историческими примерами:

— Столько ли ещё людей погибло на празднике, устроенном для Екатерины её фаворитом Потёмкиным! А при коронации Луи-Филиппа десять тысяч народу было покалечено и раздавлено во время большого фейерверка и других празднеств…

И царь успокоился… Следствие окончилось ничем. Начальство осталось нерушимо… А трупы похоронили в большой «братской» могиле…

Только народ ещё с большей уверенностью зашептал:

— Плохо начинается царствование… Быть беде!..

Беды не заставили себя долго ждать.

Если народ ждал худа, чуя будущие беды сердцем, всё мыслящее общество поняло, что предстоит впереди России, в тот самый миг, когда юный император с первой царской речью обратился к тысячеголовой толпе[18], к «ходокам народным», которые в лице представителей всех сословий и народов России явились приветствовать монарха.

Сбитый с толку жадной придворной сворой пройдох и шептунов, ловких интриганов, с Победоносцевым, этим злым гением России, во главе, Николай Последний сразу подпал под мертвящее влияние «обер-прокурора небес», как подпадали под его власть и дед, и отец молодого царя…

Явившись перед лицом избранников целой земли, император всероссийский не нашёл для них простого, искреннего привета, царского слова…

Напутанный призраком крамолы, от которой так долго прятался покойный царь, замуровавший себя в Гатчине, Николай Последний, волнуясь и бледнея, труся в душе, но с наглым, решительным видом, по бумажке прочёл то, что было ему внушено Победоносцевым и остальной придворной шайкой…

Земля стояла перед юным царём, ожидая возрождения, надеясь на проблеск свободы, хотя бы в виде «куцей конституции», о которой толковал во дни «диктатуры сердца» близорукий наивный кавказец Лорис-Меликов[19]…

Но вместо желанных слов они услышали казённую бездушную речь, которая кончилась знаменитым крылатым выражением о «бессмысленных мечтаниях»[20], облетевшим и Россию, и целый мир…

Потускнело всё кругом в глазах посланцев всенародных… Солнечный день угас…

Вместо юного царя, надежды России, все увидели перед собою говорящую куклу в полковничьем мундире, живой коронованный граммофон, твердящий только то, что наговорят ему другие…

Разъехались земские посланцы… И с ними по всему царству прокатилась весть:

— Бессмысленный юноша при первой встрече со своим народом решился оскорбить заветнейшие народные верованья и мечты…

И кроме стены из прихвостней и жандармов, между народом и Николаем Последним встала стена охлаждения и отчуждения.

Но в распоряжении двадцатишестилетнего полковника-царя было ещё несколько миллионов штыков… Казаки и жандармы избивали у Казанского собора юношей и девушек, посмевших кричать о праве народа…[21]

А впереди назревала первая гроза, надвигались новые, всё более и более тёмные тучи…

Покойному Александру III удалось устранить войну с Германией, на которую толкали коварного соседа многие причины…

Но шайка, окружающая царя, все эти родичи-воры во главе с адмиралом Алексеем Романовым, Безобразовы и Ко[22], не насытилась русским золотом, которое грабила без стыда…

Под видом развития военного флота адмирал Алексей Романов начал своё пресловутое судостроительство… И миллионы денег, крупный град бриллиантов посыпались в сундуки любовницы адмирала, балета и в его собственные…

Покойный Бирилев[23] ещё в 1898 году писал адмиралу Мессеру:

«С несказанным ужасом прочёл я ваш отчёт. Что же такое? Флота нет. А то, что строится, — выходит негодным… Нам придётся за всё рассчитываться во время войны, когда на карте будет стоять честь, а может быть — и целость России! Все интересы флота сведены к личному интересу одного человека (в. кн. Алексея)! И в этом бы ещё полбеды. Беда в том нравственном разложении, которое из этого истекает… Деньги зря растрачиваются, а дело не делается.

Строили же казённые верфи прежде, строили долго, дорого, но крепко. А теперь строят не дешевле, так же долго, но из рук вон плохо!

Нет, лучше не быть властью, чем не уметь ею пользоваться! Кроме морского управления — и все остальные отрасли не лучше, если в них разберутся люди, умеющие говорить правду не стесняясь».

И как бы в подтверждение этих строк в заграничных газетах появлялись фотографические снимки с расписками в получении миллионных взяток, подписанными… генерал-адмиралом великим князем Алексеем…

Но последний Романов, всецело подпавший под влияние окружающей его клики, ни о чём не думал…

— Всё вздор! Россия могуча! — твердил он. — А эти сказки пускают наши враги…

На протесты лучших людей из народа ответил сперва — памятником своему самодуру-отцу на площади Николаевского вокзала, где кончается «Великая Российская дорога», ведущая от Балтийского моря к берегам Тихого океана, дающая выход царству в незамерзающую гавань Владивостока…

Народ «ответил» царю стихами-загадкой:

Стоит комод,На комоде — бегемот.На бегемоте — идиот.На идиоте — шапка, и на шапке — крест;А кто отгадает — того под арест!

Не думая, что новый путь может смутить близких соседей, «макак японцев», Николай поддался проискам Безобразова[24] с присными, которые втянули Россию в войну, окончившуюся позорным Портсмутским миром…

Этот тяжкий урок почти бесследно прошёл бы для царя, но тут грянул первый раскат решительной грозы. Ропот народной тоски и гнева…

Я, как и миллионы моих современников — жителей одной и другой столиц, — помню эти грозные дни. Город с миллионным населением, погружённый во тьму… Костры на улицах, вокруг костров — конные и пешие солдаты… Пушки на перекрёстках… Треск пулемётов, разрывы картечи вдоль Невы, навстречу чёрной толпе, идущей требовать справедливости и свободы, — свинец и смерть!..

Десятки тысяч людей помнят ясное морозное утро 9 января 1905 года… Дворцовую площадь…

Море голов, волны людские заливают Невский, Адмиралтейский проспекты и прилегающие улицы…

Тут и женщины, и дети, и генералы, и литераторы, артисты и учёные…

Ждут, когда появится рабочая масса, через Зубатова[25] и Гапона[26], через труп Плеве[27] пришедшая к сознанию, что «только в борьбе с самодержавием может найти и получить свои права русский народ»…

Там, у Зимнего дворца, рядами темнеют войска… Кавалерия, пушки… Гвардейская пехота… Жандармерия… Весь оплот царской власти…

У самого подъезда дворца вырисовываются очертания могучей фигуры великого князя Владимира Александровича[28], окружённого несколькими свитскими офицерами.

Он только что по телефону сносился со своим родичем-царём, получил определённые указания и ждал лишь момента для выполнения царской воли.

Но и этого не сумел сделать удачно «достойный» отпрыск Романовых…

От Исаакия показалась огромная толпа народа: впереди священники с иконами в руках, с Гапоном во главе… Женщины, дети, рабочие… Все — безоружны. Мирный характер шествия особенно подчёркнут, и потому толпа не верит слухам, что её примут залпами… Не верит она и словам юных бледных всадников-офицеров, и настоянию околоточных: «Разойдитесь!.. Сейчас будут стрелять!..»

Женщины и мирные зрители густыми рядами протянулись вдоль решётки сада на углах Невского, где он сливается с Дворцовой площадью и Адмиралтейским проспектом. Дети, как птицы, уселись на голых ветвях, на деревьях Александровского сада…

Замерло всё на площади, наблюдая, как движется вдали чёрная толпа людей, пришедших просить у царя хлеба и защиты от произвола его сатрапов…

И вдруг прозвучал рожок… как клёкот хищной птицы, завидевшей добычу… Вопреки военному уставу прозвучал один лишь раз, а не три, как водится в таких случаях…

Владимир Александрович отдал приказ. Приказ был повторён начальником гвардейского полка, стоящего лицом к Адмиралтейскому проспекту.

И грянул дружный залп…

Не кверху, как это всегда бывает сначала, — а прямо туда, в чёрную толпу, в гущу людей… И сюда, по решётке сада, по его деревьям, с которых жалкими, окровавленными комочками падали тела убитых детей…

Женщины, поражённые пулями, валились без стона на мёрзлую панель… С криком ужаса шарахнулась толпа прочь, давя и опрокидывая друг друга… Вослед им, в спину, грянул ещё залп, поражая на бегу людей, как волков!..

Так ответил Николай Последний молящему народу на просьбу о правде и хлебе!

И что-то непонятное совершилось в природе в этот миг, когда сотни человеческих жизней были сломлены по приказу бездушного повелителя…