Альбион и тайна времени - Лариса Васильева

Бьет волна в меловые скалы западного побережья острова. Шторм утихает. Неужели земля? Напряженно смотрит большой сильный римлянин на белую полосу впереди.

— Альбион! — кричит он своим спутникам. — Альбион![1]

Все дальше в глубь острова продвигается римский отряд, встречая на пути встревоженных аборигенов.

— Альбион! — утверждают имя римляне, глядя на белобрысых жителей острова. — Альбион!

Смотрю в те дни из своего времени. Одно космическое мгновение — века событий, страстей, побед и поражений. Набеги данов, нашествие англосаксонских, германских племен, нормандцы… Божественное искусство Ренессанса, возникшее на развалинах Рима? Не так уж мало. Скорее, неизмеримо много. Распад Древнего Рима шел долгие века, и окончательная смерть его совпала с рождением новой — Британской империи.

Сегодня мир стоит перед задающей Британией. Сколь долог будет путь ее падения? Ныне время акселерации — все совершается много быстрее, чем прежде. Оставит ли нам падающая сила свой Ренессанс? Пока нет оснований для такого рода утверждений.

— Альбион! — провозглашал римлянин, неосознанно передавая свою эстафету.

— США! — хочет и не находит в себе сил произнести Англия. Дитяти уже не надобно материнского благословения.

Но — «что я Гекубе, что Гекуба мне»? Или мало мне своих забот?

А Британия не спрашивает, наступает из дверей и окон, подсовывает человеческие типы и характеры — один интересней другого, искушает историческими аналогиями, завлекает пейзажами.

Сдаюсь…

Здравствуй, Британия. Прошу тебя на эти страницы главным персонажем, дабы в этой книге ты иллюстрировала собой мою главную тему — Время. И знаю, что во всех своих попытках лишь задену ее, приоткрою над ней покров, но не решу, не отвечу на сложнейшие ее вопросы, не разберусь в ней до конца. Смешно бы и предполагать такое: разобраться во Времени — значит ответить на вопрос, что есть Вселенная, что есть Истина, и даже на более легкий, столь волшебно сформулированный гением поэзии:

«Жизнь, зачем ты мне дана?!»

Здравствуй, Британия. Если ты поможешь мне подступиться к теме Времени, значит, не зря я подметала подолом твои улицы, наблюдала, как переживаешь свои неудачи, и даже, привыкнув, по-своему полюбила тебя, как свое прошлое, когда ты стала им.

«Ай, моська, знать, она сильна…»

Сильна не сильна ли, но дух задиристый и заносчивый по отношению к Альбиону я вполне могу в себе объяснить.

Не далеко нужно ходить, чтобы увидеть, как тянулись к России щупальца Британского спрута во времена оные, вот-вот ухватят — не ухватили. И не в том дело было, что далеко лежал лакомый кусок: Индия — та еще дальше была, — а в том, что на куске лакомом своя империя росла и наливалась — чужую ухватку по своей чуяла: требует королева Елизавета в 1567 году экономических привилегий для своей торговли в России, а Иван Грозный в ответ на это политический союз предлагает — на равных. Ударит хвостом со зла британский зверь, подождет немного: время идет, цари умирают — а снова тянет лапу.

«Расширить английские привилегии на всю территорию Российского государства, включая Сибирь, дать английским торговым судам право неограниченного движения по Волге, способствовать устройству на всей территории России, где это будет нужно, промышленных станций для торговли Англии с Персией, Индией, Китаем»— таково было желание Британии, переданное в 1617 году царю Михаилу Романову английским послом Джоном Мерином и получившее отказ.

Но иду к Альбиону с добром, твердо зная, что нет никого на свете добрее, умнее, интереснее человека из народа, какой бы народ ни был. И Альбион отвечает мне на это людьми, людьми, людьми. И каждая — капля океана, воплощение всех черт, составляющих страну.

— Люди-то людьми, но будь осторожна, именно потому, что это люди. Вспомни, как обошлась с тобой англичанка?! — говорит мне, нашептывает, предостерегает какой-то голос. И я вспомнила.

Было это года за два до моего отъезда в Англию. Объявилась в Москве молодая, красивая и приветливая английская писательница. Она не скрывала своего намерения написать книгу о России и просила меня познакомить ее с самыми разными людьми — рабочими, студентами, литераторами. Она приезжала несколько раз, мы виделись, разговаривали, я показывала ей Москву, и это стало напоминать нечто похожее на дружбу, если предъявлять дружбе не самые высокие требования, а называть ею доброжелательность и отзывчивость.

В то время я и в мыслях не имела, что буду жить когда-нибудь с нею в одном городе.

Книга подвигалась. Англичанка в письмах советовалась со мною. Однажды я получила увесистую бандероль из Лондона, распечатала и увидела готовую книгу своей приятельницы о нашей стране. Удивилась — так быстро! И тут же запоздало пришло опасение — а что можно написать за три коротких посещения?!

Опасение было не напрасно. Материала у нее явно не хватило. Но, как я понимаю это теперь, поварившись в лондонском котле и познакомившись с английскими принципами издательского дела, моей знакомой нужно было быстро ковать железо, ибо условия тогда складывались в ее пользу.

За отсутствием ли фактов жизни, за отсутствием ли чувства меры и такта, пустилась она в описания мелких деталей, которые попались ей на глаза. Так как со мною она провела много времени — то и я оказалась одной из главных ее героинь.

Я нисколько не обиделась на свою знакомую — она расписала меня в общем доброжелательно, не сердиться же на нее за то, что она заметила некоторый беспорядок в моей квартире — верно, было такое.

И все же я была ранена в самое сердце: из добрых отношений состряпалось забавное «стори», из дружеского участия были сделаны деньги, из сердечных встреч — литературный материал.

«Ну, погоди, чертовка, — подумала я, — будет случай — отплачу!»

Все мои друзья и недруги в этой стране могут не беспокоиться: из дружбы я не сделаю забавного «стори» и не предам их имен на позор. Но я не могу написать ни строки без их присутствия, без их участия на страницах: ибо они — все вместе составят образ моего главного героя по имени Альбион. Но вряд ли хоть один из тех, кого я тут описала, — смог бы узнать себя.

Мне кажется, читателю весьма полезно будет познакомиться с главными героями, дабы сразу войти в курс дела и не тратить лишнего времени на отступления.

Итак —

Миссис Кентон — седая, высокая англичанка за пятьдесят. Жена скромного служащего из очень приличной фирмы. Мать двоих взрослых детей. Домашняя хозяйка. Женщина с сильным, решительным, уверенным и смелым характером. Женского равноправия безусловно не признает. Все знает, даже то, чего не знает. Обо всем имеет сугубо индивидуальное суждение, которое почти всегда совпадает со мнением ежедневной лондонской газеты «Таймс». Читает «Таймс» с юности. Обладает замечательным талантом давать советы и делать замечания. На улице у ее лица строгий неприступный вид — это потому, что мозг непрерывно занят хозяйственными подсчетами и проблемой домашней экономии. Заботы такого рода, как известно, не способствуют миловидности лица. Очень добрый человек.