Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем следует волк-сигнальщик, очень осторожный и подозрительный, не верящий ничему встреченному на пути. Он постоянно ищет изменения в привычной обстановке и передвигается украдкой, держась в сторонке, чтобы успеть предупредить альфу, если вдруг что-то случится. Его робость играет важнейшую роль в безопасности стаи. А еще он занимается проверкой качества. Если ему кажется, что кто-то в стае трудится не в полную силу, сигнальщик обязательно создаст ситуацию, где этому волку придется проявить себя, например спровоцирует на драку телохранителя. И если бета не сможет взять над ним верх, он больше не заслуживает права занимать свое место.
За годы изучения волка-миротворца называли по-разному: от Золушки до омеги. И хотя сперва его считали козлом отпущения, находящимся на дне иерархии, теперь мы знаем, что миротворец играет в стае ключевую роль. Подобно щуплому, странноватому на вид законнику в банде, над которым все смеются и который знает, как утихомирить сильных личностей, миротворец без оглядки бросается во все свары внутри стаи. Если между двумя волками завязывается драка, миротворец будет прыгать между ними и дурачиться, пока разъяренные звери немного не остынут. В итоге все вернутся к своей работе и никто не пострадает. У этого волка мало сходства с Золушкой – той всегда достается самый невыгодный жребий, – а миротворец занимает в стае важное положение по поддержанию мира. Без него стая не сможет выполнять свои обязанности; в ней постоянно будут вспыхивать стычки.
Что бы ни говорили о мафии, но такая схема работает, потому что каждый выполняет определенную роль. Они делают свою работу во благо всей организации. Они добровольно умрут друг за друга.
А знаете, чем еще волчья стая похожа на мафию?
Тем, что для нее нет ничего важнее семьи.
Эдвард
Вы не поверите, как легко выделиться из толпы в городе, где живет девять миллионов человек. Но с другой стороны, я фаранг[2]. Это заметно по моей неофициальной учительской форме – рубашка и галстук, – по светлым волосам, сияющим как маяк в море черных голов.
Сегодня у меня в классе небольшая группа учеников, отрабатывающих разговорный английский. Они разбиты по парам и готовят диалог между продавцом в магазине и покупателем.
– Есть добровольцы? – спрашиваю я.
Тишина.
Тайцы отличаются патологической застенчивостью. Прибавьте к этому нежелание потерять лицо при неправильном ответе, и вы получите мучительно долгий урок. Обычно я прошу учеников поработать над упражнениями в небольших группах, а затем хожу по классу и проверяю их успехи. Но в такие дни, как сегодня, когда я выставляю оценки в зависимости от активности на уроке, публичные выступления становятся неизбежным злом.
– Джао, – обращаюсь я к одному мужчине в классе. – Ты хозяин зоомагазина, и тебе нужно убедить Джайди купить животное. – Я поворачиваюсь ко второму мужчине. – Джайди, ты не хочешь покупать это животное… А теперь давайте послушаем ваш разговор.
Оба встают, сжимая в руках тетрадки.
– Рекомендую вот эту собаку, – начинает Джао.
– У меня уже есть, – отвечает Джайди.
– Хорошо! – подбадриваю я. – Джао, назови причину, почему он должен купить твою собаку.
– Это живая собака, – добавляет Джао.
Джайди пожимает плечами:
– Не всем нужен живой питомец.
Ну что ж, не все уроки бывают одинаково успешными.
Я собираю домашние задания, и повеселевшие ученики начинают тянуться к выходу из класса, болтая на языке, который я все еще пытаюсь выучить после шести лет здесь. Апсара, счастливая бабушка четырех внуков, протягивает мне свое домашнее задание: эссе на тему убеждения. В глаза бросается название: «Для здорового питания необходимы вегетарианцы».
– Не морочь себе голову, аджарн[3] Эдвард, – ласково говорит Апсара.
Перед языковой школой она пыталась выучить английский по сериалу «Счастливые дни». У меня не хватает духу сказать ей, что это выражение не несет должного уважения.
Уже шесть лет я преподаю английский в языковой школе в недрах самого большого торгового центра, что мне доводилось видеть, примерно в двадцати минутах езды на такси от Бангкока. Я попал на эту работу случайно – проехал «дикарем» весь Таиланд, брался за любую случайную работу, чтобы добыть батов на еду, и в итоге в восемнадцать лет оказался за прилавком бара в Патпонге. Там проходило знаменитое шоу катоев Таиланда – трансгендеров, которым удавалось обдурить даже меня, – а я пытался скопить достаточно денег, чтобы уехать из города. Вместе со мной работал экспат из Ирландии, и он дополнительно подрабатывал, преподавая в Институте американского языка. Он сказал, что там всегда ищут квалифицированных учителей. На мое признание, что я не особо квалифицирован, он только рассмеялся: «Ты же говоришь по-английски?»
Теперь я получаю сорок пять тысяч батов за преподавание. У меня есть своя квартира. У меня были серьезные романы с коренными тайцами, и я хожу выпить с другими экспатами в Нана-Плазу. И я многому научился. Нельзя дотрагиваться до чужой головы, потому что это самая высокая часть тела, и буквально, и в духовном смысле. Не следует класть ногу на ногу в метро, потому что вы показываете свои подошвы человеку, сидящему напротив, а подошвы буквально и опять же в духовном смысле считаются грязными. С таким же успехом можно показывать пассажиру напротив средний палец. Здесь не пожимают руку, а приветствуют друг друга, сложив перед собой ладони, как в молитве, и приставив указательные пальцы к носу. Такой поклон называется вай. Чем выше держат руки и чем ниже кланяются, тем больше уважения стараются показать. С помощью вай можно здороваться, просить прощения и благодарить.
Нельзя не восхищаться культурой, где один и тот же жест говорит «спасибо» и «извини».
Каждый раз, когда меня начинает тошнить от здешней жизни или казаться, что уже ничего никогда не изменится, я делаю шаг назад и напоминаю себе, что я всего лишь гость. Что тайская культура и верования существуют намного дольше меня. То, что одному кажется разницей во мнениях, для другого может оказаться знаком огромного неуважения.
Порой я жалею, что не узнал раньше того, что знаю сейчас.
На остров Ко-Чанг добраться не так-то просто. Надо проехать триста пятнадцать километров на автобусе из Бангкока, и, доехав до восточной провинции Трат, придется взять сонгтхэу, открытый пикап, до одного из трех причалов. Ао-Таммачат, пожалуй, самый удобный – от него паром идет до острова всего двадцать минут. А вот Лаем-Нгоп худший – рыбачьим лодкам, переделанным в паромы, требуется больше часа, чтобы
