Отнять всё - Джейн Лителл

По аллеям прогуливалась постоянная публика, владельцы собак привычно перекликались, а мне казалось, что все провожают меня взглядами. Последние несколько метров до редакции были очень долгими.

Я пронеслась мимо швейцара, пробежала по лестнице и устремилась прямиком в дамский туалет. Там никого не было. Я сняла брюки и начала смывать пятно холодной водой. Стало только хуже. Я едва не разрыдалась, чувствуя себя ребенком, которому не по силам взрослые дела. Хотелось запереться в кабинке, спрятаться от всех.

Потом я взяла себя в руки и быстро дошла до кабинета. На Аише был длинный черный кардиган. Я попросила отдать его мне и, как только надела, сразу почувствовала себя лучше. Я снова стала взрослой. Нужно было сходить в Хэмпстед – купить новые брюки, а потом зайти в душевую гимнастического зала и переодеться. Нам с Аишей пришлось пересмотреть расписание на утро.

Вечером я рассказала про этот случай Маркусу. Мы сидели на кухне; я готовила на ужин фаршированные перцы и выковыривала зернышки, застрявшие среди внутренних перегородок.

– Не понимаю, почему ты так разволновалась, – заметил он.

Я принялась объяснять:

– Это сродни тому стыду, который испытывает ребенок, когда в садике намочит штанишки. Напоказ выставляется нечто интимное.

– Если бы кто и заметил, то понял бы, что у тебя не вовремя начались месячные.

– Как ты не понимаешь? Ужасно неловко…

Чего я от него хотела? Сочувствия, наверное.

У него удивительные глаза – выразительные и чуть раскосые. Чистейшего синего цвета, словно вода в северных морях.

Он точил нож, изящными и точными движениями водя им по бруску. Маркус всегда и везде на своем месте; он и ножи точит так, что невозможно отвести взгляд. Я принялась чистить чеснок.

– Кто-то сегодня сказал, что Хейя – из нашей редакции – была одним из самых известных дикторов финского телевидения. Хейя Ванхейнен. Слышал о такой?

Маркус проверил остроту ножа на ногте.

– Да, она была ведущей новостей на главном канале.

– Ты никогда не говорил. Почему же она оттуда ушла? В смысле – после такой работы писать для журнала…

Он пожал плечами, поглощенный своим занятием.

– Хельсинки – город небольшой. Не каждого устроит.

– Никогда бы не подумала, что она могла работать телеведущей. Снежная королева.

– В Финляндии ею восхищались.

Я начистила слишком много чеснока – пришлось лишнее выбросить.

– Тем более странно… почему она ушла с такой работы. Я не понимаю, а ты?

Маркус выдвинул ящик и убрал брусок и ножи – каждый в свою ячейку.

Потом довольно резко бросил:

– Тебе не все равно?

– А почему мне должно быть все равно? Все-таки вместе работаем, – стала оправдываться я.

После моего возвращения на работу Маркус изменился. Нам уже не так легко вместе, и я иногда думаю – может, он хотел, чтобы я сидела дома, с Билли? Но когда я завела об этом разговор, он поддержал мое желание работать. Он стал каким-то отстраненным. Мы все больше молчим, и нарушить молчание все труднее. Мы уже не смеемся вместе, как бывало раньше. Я начинаю нервничать и болтаю, просто чтобы не молчать, а его это еще больше раздражает. На некоторые темы вообще наложен запрет. Маркус никогда не рассказывает о том, как жил в Финляндии, и я ничего не знаю о первых тридцати пяти годах его жизни. Мне ужасно интересно, но давить на него я не могу. Наверное, он в ссоре с родными, потому что никто не приехал на свадьбу.

Почему мы вообще поженились? Я этого не ждала, Маркус сам предложил пожениться – ради ребенка. Чтобы быть свободным, заявил он, нужно знать, какие общественные правила можно нарушать, а какие лучше соблюдать. Не очень-то романтичная причина для женитьбы. Мы просто зарегистрировали брак, к огорчению моей мамы, которая предпочла бы свадьбу в католической церкви со службой. Маркус никогда бы не согласился. Я была уже на большом сроке, и мы пригласили только самых близких друзей и родственников.

Приехали из Лиссабона мама с папой, присоединилась тетя Дженни, и я думала, что будут гости и со стороны жениха, – если не родители, то хоть кто-нибудь из братьев. Однако единственным гостем Маркуса был его товарищ по клубу дайвинга, с которым он познакомился уже в Лондоне. Интересно, он хотя бы сообщил родителям, что женится? Они ему совсем не писали, даже открыток не присылали. Когда я об этом заговорила, Маркус ловко сменил тему.

За ужином мы почти не разговаривали. Перцы были отличные, хотя и не мое коронное блюдо, но после его грубости в глазах у меня стояли слезы. Я понимала, что делаю из мухи слона. Просто день выдался тяжелый, а тут еще Маркус дал мне почувствовать себя дурой. Я собиралась рассказать ему про Билли – тот научился вставать на ножки, – но теперь совершенно не хотелось. А Маркус, как всегда, сидел с отрешенным видом.

Сразу после ужина он ушел к себе в кабинет. У тети Дженни это была столовая, только пользовалась она ею редко. Маркус, когда переехал, устроил там рабочий кабинет. Убрал старую мебель, содрал ковер и отшлифовал полы. Стены выкрасил в белый цвет, сделал книжные полки, поставил чертежный стол и тумбу для чертежей. Книг у него сотни; они выставлены на полках строго по одной линии. Получился очень симпатичный кабинет в минималистском стиле. У двери он поставил коричневое кожаное кресло, и иногда, пока он работает, я устраиваюсь в нем и читаю.

Сегодня Маркус, как обычно, сидел в круге света за своим наклонным столом. Я, уложив Билли, тоже пришла. Мне нравится смотреть, как Маркус работает. Он настоящий перфекционист. Я научилась его не отвлекать и просто сидела, правила корректуру и время от времени любовалась мужем. Он настолько концентрируется на работе, что вокруг него словно возникает силовое поле.

Хейя

Май

Кэти – человек привычки. Каждый день приходит на работу с маленьким пластиковым стаканчиком капучино. Красную кожаную сумку носит на плече. Я видела, как она вынимает ключи от офиса. У сумки два кармашка на молнии, и ключи она всегда кладет только в левый. Отперев свой кабинет, снимает сумку и ставит на нижнюю полку стеллажа, что возле стола. Потом, прихватив стаканчик, выходит к Аише, сидящей за столом рядом с кабинетом. Они смотрят расписание на день, потом Кэти обычно идет в наш отдел. Тут у нас теснятся пять столов, за которыми мы и сидим перед мониторами. По утрам она всегда доброжелательна… жизнерадостна – вот верное слово. Спрашивает, как мы справляемся, старается подбодрить.

Чем больше я за ней наблюдаю, тем больше узнаю.

Сегодня привычный распорядок нарушился. Кэти поднялась по лестнице без стаканчика в руках и устремилась в женский туалет. Несколько минут спустя вышла. Брюки у нее были мокрые и в пятнах, как будто она запачкала их кровью. Бочком она добралась до своего кабинета и суетливо отперла дверь. Я подошла ближе. Аиша заскочила в кабинет и прикрыла за собой дверь. Пару минут они оживленно что-то обсуждали, Кэти жестикулировала. Аиша сняла с себя длинный черный кардиган и отдала Кэти. Та надела его и тщательно застегнула. Вынула из сумки кошелек и бросила ее на обычное место на стеллаже.

Возвращаясь к себе, я услышала ее слова: «Постараюсь побыстрее. Большое спасибо, Аиша».

Она поспешила вниз, едва нам кивнув.

Это был мой шанс. Я подошла к Аише, которая разговаривала по телефону.

– Мне нужно взять «Кто есть кто».

– Конечно, – сказала она, прикрыв ладонью трубку. – Ты знаешь, где он у Кэти?

Я кивнула. Альманах «Кто есть кто» всегда стоит среди прочей справочной литературы на стеллаже возле стола. Я медленно вошла, нагнулась за книгой. Аише не было видно, что я делаю. Я потянулась к красной сумке, расстегнула левый кармашек, вынула ключи, застегнула, опустила ключи в карман своего жакета и вышла из кабинета с книгой в руках. Аиша все еще разговаривала.

Времени у меня было мало. Несколько минут я листала справочник. Затем встала, спустилась по лестнице и вышла на улицу. Редакция находится на Примроуз-Хилл, и поблизости полно дорогих магазинов. Мне не хотелось заходить в ближайшую мастерскую, и я пошла дальше, к скобяной лавочке. Пришлось ждать: мужчина за прилавком вел долгую беседу с какой-то итальянкой. Чтобы не разволноваться, я сделала дыхательное упражнение. Наконец он освободился. Я вынула из кармана ключи.

– Мне весь комплект, пожалуйста. Можете сделать прямо сейчас?

Мастер потыкал в связку пальцем и обещал сделать за полчаса. Я колебалась. Кэти могла вернуться раньше. Тогда придется возвращать ключи потом. А ведь она может весь день просидеть на месте. Впрочем, даже если я не положу ключи на место, она подумает, что сама ошиблась. Ведь она явилась на работу в таком состоянии, что скорее обвинит себя.

Я отдала ключи, вышла, пересекла дорогу. Решила подождать в парке.

День был ветреный, деревья метались во все стороны. Я застегнула жакет. У меня замерзли и онемели пальцы. Мимо спешила молодая мамаша, с плачущим и брыкающимся ребенком в коляске. Лицо у матери было измученное. Ребенок вопил все громче. Казалось, женщина вот-вот не выдержит и отшлепает его, но она только сжала губы и ускорила шаг.