Отнять всё - Джейн Лителл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Для вашего отчета, – пояснил он.
На него нельзя было не обратить внимания – широкое красивое лицо, выразительные синие глаза, тонкий прямой нос. Его записки, наверное, были некоей проверкой, которую, видимо, я прошла: после конференции он нашел меня и спросил:
– Можно я вам как-нибудь позвоню?
Первое свидание Маркус назначил в пабе под названием «Сын вдовы» – шумном и веселом местечке. Сам он жил неподалеку. Мы сидели в уголке у окна, и Маркус кивнул в сторону бара:
– Смотрите. Видите вон те булочки с крестом?[2]
С потолочной балки свисало множество булочек на разных стадиях свежести и окаменелости. Некоторые были пышные и блестящие, другие сморщились и усохли. Всего их там висело больше сотни.
– Каждый год добавляется одна булочка, – сказал Маркус.
– Как удивительно…
– Традиция. У первой владелицы паба, бедной вдовы, единственный сын ушел в море, и его ждали к Пасхе. Она оставила ему одну булочку, но его все не было. Вдова ждала, ждала, а он так и не вернулся. Она не смирилась с его гибелью, и каждый год пекла булочки и одну оставляла ему. Думала, пока она их печет, есть надежда, что сын вернется. Со временем их накопилось много.
– Трогательная история.
– Да. Когда вдова умерла, новые хозяева не стали нарушать обычай. Каждый год в Великую пятницу какой-нибудь моряк подвешивает очередную булочку.
– А они тут не плесневеют?
– Как ни странно, нет. Видимо, из-за специй – только темнеют и черствеют.
* * *Во второй раз Маркус устроил мне экскурсию – показывал свои любимые здания в Ист-Энде. Ему нравятся промышленные постройки, те, которые возводят с конкретной целью: пакгаузы, типографии, зернохранилища. Теперь их превратили в дорогие жилые дома. Маркус с удовольствием разглядывал вместе со мной викторианскую кирпичную кладку, облицовочную плитку и замечательные трубы.
После трехчасовой прогулки и разговоров мы опять зашли в паб, уже другой. Меня покорила неподдельная любовь Маркуса к зданиям. И еще ему очень шли черная кожаная куртка и джинсы. В пабе мы сидели рядом, наши бедра соприкасались. В такую минуту – когда впервые касаешься человека, который тебе нравится, – всегда испытываешь волнение и смущение. И радуешься. Вечер пролетел быстро.
Маркус, видимо, проводил много времени в одиночестве, работал у себя в квартире – просторной и практически пустой, – или гулял вдоль канала. Он вырос в Хельсинки, и в Лондоне у него почти не было друзей. Думаю, я несколько скрашивала его существование. А сама я, после постоянных взлетов и падений с Эдди, с Маркусом чувствовала себя спокойно, и мы стали встречаться.
* * *Через полгода после нашего знакомства я забеременела. Это в мои планы не входило, и я пребывала в шоке. Маркуса новость тоже ошеломила, причем настолько, что я провела еще один тест. В то субботнее утро он явился небритый и вообще выглядел так, словно всю ночь не спал. Я купила тест подороже, чтобы не сомневаться. Пока мы ждали результата, я приготовила кофе. Через десять минут позвала Маркуса в ванную и показала пробирку, на дне которой темнел красный круг – знак положительного результата. В ванной у меня прохладно; не оттого ли Маркус дрожал?
– И как теперь быть? – спросил он наконец.
– Нам нужно время, чтобы все обдумать. Сейчас мы оба растеряны.
– Но ты сама как к этому относишься?
– Ну… я рада, что вообще могу забеременеть, и немного испугана, потому что это случилось. А ты?
– Я сражен. Не ожидал…
Мы пошли на кухню и сели за стол. Меня охватило чувство вины.
– Еще кофе?
– Да, пожалуйста.
На кухне у меня уютно. Я бы там весь день просидела – за выскобленным добела старым деревянным столом.
Я ополоснула кофеварку, но тут Маркус поднялся.
– Я сам сделаю, – сказал он.
– Господи, да рано еще меня опекать!
– Я просто хотел приготовить покрепче…
Увидев пакет с покупным молотым кофе, он нахмурился и стал ложкой насыпать его в кофеварку и утрамбовывать.
– Значит, ты намерена рожать? – спокойно спросил он.
– Почему ты так решил?
– Ну, это твое замечание, что тебя еще рано опекать…
– А.
Когда он ушел, я медленно бродила по комнатам и смотрела на все совершенно новыми глазами.
Удивительно все обернулось. Эта квартира была лишь моим убежищем, моей тихой гаванью, а теперь станет отличным домом для моего малыша – просторная, старомодная, уютная. Я вдруг поняла: хочу ребенка. Родителям сразу говорить ни к чему, буду несколько недель тихо лелеять эту мысль, пока не свыкнусь.
У Маркуса есть какая-то пуританская жилка, он старается обходиться лишь самым необходимым. Вообще, хороший кофе – чуть ли не единственная роскошь, которую он себе позволяет. Через пару месяцев после того, как мы решили оставить ребенка, он переехал ко мне, и я увидела, как мало у него вещей. Там, в Ист-Энде, он, наверное, жил как монах в келье. Вот его имущество: древний «Сааб», хороший чертежный стол, тумба для чертежей, множество коробок с книгами, снаряжение для дайвинга и несколько рубашек – прекрасного качества, но отнюдь не новых.
Во время моей беременности мы отлично ладили. Мало куда ходили. Маркус работал над проектом и говорил, что нам нужен покой, а я радовалась обретенной семейной идиллии. Эдди, если сидел дома два вечера подряд, начинал мучиться от клаустрофобии Тащил меня куда-нибудь, где собираются его приятели и где он станет душой общества. Слишком часто мы возвращались домой поздно и навеселе. Теперь моя жизнь совершенно изменилась. Во время беременности я алкоголя в рот не брала, научилась готовить здоровую пищу и радовалась.
* * *Когда я была на шестом месяце, мы с Маркусом отправились отдохнуть на мыс Портленд, в Дорсете. Наверное, это были самые счастливые наши дни, хотя и провели мы их в унылом, продуваемом насквозь месте. Я заметила, что Маркус вообще любит суровые прибрежные ландшафты – мыс Портленд, Спурн, Селси… Он не терпит ничего слишком живописного, приторного. И вот он возил меня, уроженку Англии, по таким местам, куда мне и в голову не пришло бы поехать. Мы остановились в деревне Саутвелл, ночевали и завтракали в гостинице, а в первый день пошли вдоль берега к мысу Портленд. Было прекрасное июньское утро, дул легкий бриз; я чувствовала себя отлично, беременность протекала хорошо. По дороге нам попалась кондитерская лавочка. На витрине рядами выстроились стеклянные банки под старину, наполненные конфетами.
– Давай купим, – предложила я.
– Противные какие.
– А на вкус – жидкость для снятия лака.
Маркус рассмеялся и попросил у продавщицы разноцветных леденцов, которые она и насыпала в маленький бумажный пакетик.
– Ваша жена легко родит, – сказала она вдруг.
– Правда?
– Я раньше была акушеркой. У вашей жены большие стопы, а такие женщины всегда легко рожают.
– Спасибо.
Этот комплимент нас развеселил. Мы шли вдоль берега к маяку – сверкающей белой башне, опоясанной посередине красной полосой. Кругом обнаженные слои известняка, которые летом украшают трава и розовые цветы. Деревья почти не попадались. Мы сели на траву, и я принялась за леденцы.
– Как хорошо… – произнес Маркус.
– Сейчас, когда солнышко, здесь отлично, а зимой будет ужасно мрачно. Хоть бы одно деревце.
– Что мне нравится – здесь только небо и море, и почти никаких следов человека, если не считать каменоломен. – Он указал на выступающий из моря искусственный утес. – Вот тоже результат добычи камня. На нем выбиты ступени, и можно взобраться на вершину. Местные ребятишки прыгают с него в воду.
– Такая высота! А как ты нашел это место?
– Через клуб дайвинга. Здесь отличные места для ныряния – морские пещеры. Если ты не устала, можем дойти и посмотреть.
– Я полна сил!
Маркус помог мне подняться, и мы пошли смотреть на пещеры среди утесов. Он заботливо поддерживал меня за руку: дорога была не слишком ровная.
Пещеры оказались огромные, гулкие. В воде колыхались зеленые массы водорослей, от них исходил явственный запах гниения. Мы сели перед пещерами, и Маркус, совершенно счастливый, стал кидать в воду голыши.
– Мечтаю когда-нибудь построить дом у моря, – поделился мыслями он.
Ночью я сказала, что у больших стоп есть, как выясняется, и плюсы. И мы смеялись, лежа в комковатой гостиничной постели; я прижималась к Маркусу животом и грела о него свои большие стопы.
* * *На следующее утро я проснулась в половине седьмого. Маркус, голый, стоял у окна, выходящего на море. Я лежала расслабленная и счастливая, любовалась его широкими плечами и стройными бедрами. Он смотрел в окно, и лицо у него было словно у ребенка, захваченного чем-то необычайным. Мне захотелось снова заняться любовью. Тут он обернулся и поймал мой взгляд.
– Не хотел тебя будить…
– Ты и не разбудил.
Я похлопала рядом с собой по постели, и Маркус, присев, стал ласково гладить мой живот.