Судный день для губернатора - Кирилл Казанцев

– Таких кастрировать надо, – в сердцах вымолвил Андрей, представив себе заплывших жиром чинуш, лапающих своими грязными руками юные тела.

– Мрази, одним словом, – не выдержал и скупой на эмоции Дугин. – Однако не знаю почему, но Виолетта впоследствии полностью отказалась от своих показаний.

– Напугали? – предположил Ларин.

– Не знаю, в чем дело. Тем не менее губернатор области запустил – правда, пока еще в тестовом режиме – «Программу выходного дня», которую уже начали обкатывать на том самом детдоме, откуда бежала девочка. Вроде программа правильная и не вызывает у обывателя нареканий – ведь благодаря ей каждые субботу и воскресенье детдомовцы попадают в благополучные семьи, где чувствуют родительскую заботу и тепло семейного очага. Как утверждают ее разработчики, воспользоваться программой может любая семья, было бы желание. Частично так оно и случается. Но все это лишь ширма, красивые слова, за которыми кроются грязные помыслы извращенцев-чиновников. На практике же воспользоваться программой могут далеко не все, а лишь те избранные, для кого она была разработана, то есть педофилы при власти. Нужно немедленно прикрыть эту лавочку, иначе из Поволжья эта зараза расползется по всей стране. И тогда Россия станет Меккой для педофилов со всего мира.

– Да уж, перспективы мрачные… А что же КДН, проверку провела?

– Комиссия сделала запрос, и выяснилось, что обратившаяся к ним девочка якобы психически неполноценная. Ее предварительно даже на детекторе лжи проверяли. Получается, что ее последние показания – правда.

– И они в это поверили? – возмутился Андрей.

– Скорее закрыли глаза, удовлетворившись отпиской, как у нас это обычно практикуется. В общем, бедняжку вернули обратно в детдом, – развел руками Дугин. – Но история на этом не заканчивается. Вскоре девчонка вновь оттуда сбежала – по крайней мере такую версию озвучила директриса детдома. Так ли это на самом деле, или ее, даже страшно об этом подумать, уже нет среди живых, мы можем только гадать. Однако и это еще не все, – продолжал Павел Игнатьевич. – Вчера при весьма загадочных обстоятельствах погиб один из воспитателей того самого детского дома – на него, якобы приторговывающего психотропными наркотиками, вышли правоохранители, попытались задержать на квартире, но тот рванул на крышу. При попытке к бегству его ранили в ногу, мужчина не удержался и сорвался вниз, разбившись насмерть. При нем, конечно же, обнаружили наркотики. Лично у меня нет сомнений, что их подбросили. Тем более что наши люди навели о нем кое-какие справки. Порядочный, честный, его боготворили дети, никаких нареканий, работал с сиротами за нищенскую зарплату исключительно из любви к профессии… Таких в наше время единицы.

– Если честно, как-то не ассоциируется у меня в голове воспитатель детдома с наркотой, – заметил Ларин.

– Согласен, сработали топорно. Но зачем напрягать извилины, если лицензию на убийство тебе выдало вышестоящее начальство? Ведь наверняка воспитатель собирался предать огласке информацию, которая изобличала директрису детдома и ее тайные договоренности с педофилами. Но, увы, не успел… – вздохнул Дугин. – Так что никаких зацепок у нас не осталось. Придется начинать с чистого листа.

– Как я понимаю, он был человеком неглупым, а значит, должен был предвидеть последствия и как-то перестраховаться. Может, он сделал копии документов, спрятал их в каком-нибудь укромном месте или передал знакомым? – поставил себя на место погибшего воспитателя Ларин.

– Возможно, – неопределенно пожал плечами Дугин и шумно выдохнул. – Сам видишь, дело очень серьезное и медлить нельзя. Поэтому в ближайшее время тебе предстоит побыть в шкуре инспектора из КДН, прибывшего в областной центр с целью проверки соблюдения прав несовершеннолетних детей, участвующих в «Программе выходного дня». Истинная же цель твоего визита – отыскать пропавшую девчонку, выяснить, кто стоит за гибелью воспитателя детдома, и по возможности накопать компромат на чиновников-педофилов. – Павел Игнатьевич протянул Андрею фотографию представительного мужчины в костюме и при галстуке, сделанную на какой-то пресс-конференции.

– А это еще кто? – Андрей внимательно всматривался в незнакомое лицо.

– Скалозубов Леонид Витольдович, близок к Кремлю, член Совета по нравственному и духовному воспитанию несовершеннолетних, – ответил Дугин.

– А он какое отношение имеет ко всему этому?

– Единственное, что нам известно, – он часто наведывается в гости к губернатору области, всячески расхваливает его «Программу…» и при удобном случае рекламирует ее по телевизору на всю страну – мол, смотрите, учитесь, перенимайте опыт Поволжья… Да, Андрей, чуть не забыл – в этом непростом деле тебе будет помогать…

Андрей прекрасно понимал, что имеет в виду под словом «помогать» Дугин. Это могло означать только одно: ему вновь придется действовать не в одиночку, а вместе с напарником – точнее, с напарницей, как это бывало уже и раньше. А с ними у Ларина всегда возникал конфликт. Ну не любил один из лучших агентов тайной организации по борьбе с коррупцией постоянно с кем-то советоваться, спорить и доказывать, что именно так, а никак иначе будет лучше для общего дела. Правда, иногда эти самые напарницы спасали Андрею жизнь… Но и тут Ларин находил этому оправдание – мол, если бы ты меня послушалась, я бы не оказался в такой ситуации.

– …так сказать, ангел-хранитель, который будет тебя подстраховывать. Если не возникнет форс-мажора, ты даже не узнаешь о его существовании, – закончил Павел Игнатьевич.

– В нашем деле без форс-мажора не бывает, – напомнил Ларин.

В зал древнеримского искусства уже вливалась очередная группа туристов: низкорослые японцы, пузатенькие немцы, скромные французы. Дугин и Ларин еще некоторое время постояли у мозаики с мальчиком в короткой тунике и побрели дальше. Андрей уже не обращал внимания на экспонаты, не слушал экскурсовода; все его мысли были целиком заняты предстоящим заданием.

Глава 3

Босые ноги увязали в тягучей липкой глиняной жиже, над которой клубился, сгущаясь в белое облако, пар. В его разрывах то и дело мелькали избитые в кровь кулачки, расцарапанные лица и вспотевшие спины. Слышались крики, стоны, мольбы о помощи. Но они тонули в зубодробильных ритмах саундтрека к фильму «Мортал Комбат», врубленного на полную мощность. Громкая музыка буквально двигала колонки, сотрясала сабвуфер. Казалось, еще немного, и крутой музыкальный центр, подобно ракете, взлетит в небо.

Вокруг дерущихся на импровизированном ринге прыгал козлом молодой парень в черно-белой полосатой майке. «Рефери» постоянно дул в свисток, размахивал руками, орал, надрывая глотку. На него летели брызги грязи и крови.

– Куда?! Назад! Драться до последнего! – кричал он, возвращая в «мясорубку» тех, кто был уже не в силах продолжать драку.

За битвой не на жизнь, а на смерть наблюдал губернатор области Николай Павлович Ладутько. Тысячи крохотных пузырьков приятно покалывали, массируя его оголенное тело. Распухшая головка возбужденного члена красным буйком торчала над водой. Правда, дерущиеся дети не могли видеть его за бортиком. Над джакузи с высокопоставленным чиновником стоял холуй с подносом, на котором дымилась чашка черного чая с мятой и лежал мегафон. Тут же стоял и второй – с полотенцем в руках и непонятным старомодным саквояжем под ногами, на котором почему-то было написано «ПОВЕРЬ В СКАЗКУ». Что там хранится за этой странной надписью, было известно лишь самому Николаю Павловичу и узкому кругу лиц.

Устало зевнув, Ладутько поманил пальцем холуя с подносом – отпил из фарфоровой чашки чая и, сморщив лицо, выплеснул горячий напиток на короткостриженый газон. А застрявший между зубов листок мяты сплюнул прямо на поднос.

– Пересахарили, мать вашу!

– Извините, Николай Павлович. Больше такого не повторится, – испуганным голосом промямлил крепкий мужик.

Губернатор поднял с подноса мегафон и махнул рукой – мол, вали отсюда, чтоб мои глаза тебя не видели. Холуй тут же удалился.

– Все, конец! А кто видел – молодец! – разлетелось по просторному двору особняка.

Музыка сразу же стихла. Замер и «рефери». Из образовавшегося над рингом облака начали выходить, а то и выползать испачканные в грязи мальчишки и девчонки. В основном это были пятнадцати– и шестнадцатилетние подростки. У одного из пацанов была разбита губа и текла из носа кровь. Его товарищ хромал, стиснув в кулаке выбитый зуб. Смуглолицая девчонка плакала навзрыд, трогая фингал под глазом. Другие же подростки были более или менее целы, не считая царапин и легких ушибов.

Кое-как, придерживая друг друга, они выстроились в шеренгу. Губернатор уже сел в джакузи, нижнюю часть тела скрыла пена пузырьков. Из колонок музыкального центра бодро зазвучал детский хор: «Чунга-Чанга, весело живем, Чунга-Чанга, песенку поем…»