Корм - Мира Грант

Если они там внутри жить хотят.

Зомби пока не было видно, но с севера и востока доносились стенания, все громче и громче. Я потуже затянула застежки на перчатках, схватила шлем и перекинула ногу через седло еще теплого байка. Сейчас в грузовике Баффи проверяет камеры, пристегивает ремень безопасности и спрашивает себя: почему же мы так переполошились из-за зомби, которых даже нет в зоне досягаемости. Господи боже, пускай ей никогда не придется узнать ответ на этот вопрос.

Грузовик тронулся и, подскакивая на выбоинах, выехал на шоссе. Я газанула и последовала за машиной, а потом обогнала ее и выехала вперед, держа расстояние примерно в десять футов. Так Шону меня видно и у нас обоих хороший обзор. Простая мера безопасности, но подобный боевой порядок в последние двадцать лет спас немало жизней. Так мы и ехали по избитой дороге — через долину, через Саут-Бей, прямиком в родной Беркли.

В милый и прекрасный дом, где нет никаких зомби.

…он погладил ее по щеке, и Мари почувствовала, какая горячая у него рука: это просыпался дремлющий внутри каждого из нас вирус. Она смахнула с глаз слезы, облизала неожиданно пересохшие губы и прошептала:

— Винсент, прости. Я никогда не думала, что все так вот закончится.

— Для тебя еще не все закончилось, — с улыбкой ответил ее возлюбленный, в его глазах переливалась печаль. — Мари, уходи отсюда. На этом пустыре остались лишь мертвые. Отправляйся домой. Живи дальше, будь счастлива.

— Слишком поздно. Для меня тоже все кончено.

Она протянула ему анализатор. Винсент задохнулся от ужаса, когда увидел на крышке ярко сияющий красный огонек.

— Это случилось после нападения. — Она тоже улыбнулась ему, слабой, вымученной улыбкой. — Ты сравнивал меня с гиацинтом. Пожалуй, на пустыре мне самое место.

— Мы обречены, но по крайней мере мы вместе, — отозвался он и приник к ее устам в поцелуе.

— отрывок из произведения «Любовь как метафора», первоначально опубликовано в блоге Джорджетты Месонье «Там, у моря, где край земли»,[4] 3 августа 2039 года.

Мы с Шоном никогда не видели биологического сына наших родителей. Во время Пробуждения он был совсем маленьким, но благодаря маме и папе пережил первую волну нападений: они забрали его из садика, как только начали поступать данные о вирусе, о молниеносном распространении заразы в школах и подобных учреждениях. Родители сделали все возможное, чтобы уберечь ребенка от амплификации. Казалось бы, ему повезло.

Их соседи держали двух золотистых ретриверов, каждый из которых весил больше сорока фунтов. А значит, собаки тоже могли подвергнуться воздействию вируса. Одного из псов укусили (до сих пор неизвестно, кто именно), и процесс начался. Никто ничего не заподозрил, потому что это был первый подобный случай. Филип Энтони Мейсон стал первой официальной жертвой Келлис-Амберли, вступившей в фазу полного заражения в результате нападения животного.

Большая честь, конечно, но моим родителям от этого не легче.

Я знаю, что не всем нравится моя позиция, касающаяся законодательства о домашних животных. Люди любят собак и лошадей и по-прежнему хотят держать их дома. Я понимаю. Но также понимаю, насколько животных трудно контролировать: раненый или больной зверь наверняка сумеет выбраться из загона, пойдет отлеживаться в укромное место. А потом укусит. Я, как и мои родители, выступаю за Акт о биологических ограничениях, касающихся содержания домашних животных. Мы, возможно, придерживались бы иных взглядов, если бы мой брат остался в живых. Но он погиб.

Три

В тот район, где живет Баффи, нельзя въехать на машине, пока все пассажиры не сдадут анализ крови. Я не очень-то люблю дырявить пальцы, а нас эта процедура еще ожидала в собственном доме, поэтому мы высадили ее возле ворот — там она пройдет проверку и отправится дальше пешком. Наш район — один из последних открытых в округе Аламида, но из-за жилищной страховки родителям приходится соблюдать определенные требования. А мы с братом пока не можем себе позволить жить отдельно, так что деваться некуда.

— Загружу материал, как только отфильтрую изображение, — пообещала Баффи, — доберетесь — скиньте эсэмэску, что все в порядке, ладно?

— Конечно, Баф, как скажешь, — отозвалась я.

Баффи — потрясающий технарь и хороший друг, но у нее несколько извращенные представления о безопасности. Наверное, из-за детства, проведенного в зоне строгого режима. Она почти никогда не волнуется на выездах, но переживает, оказавшись в защищенных городских районах. На самом деле, если брать годовую статистику, нападения зараженных в городах действительно совершаются чаще, чем в сельской местности. Но с другой стороны, вдали от кукурузных полей и лесных ручейков гораздо больше шансов встретить здоровых парней с ружьями, которые придут тебе на помощь. Для меня выбор очевиден: конечно же город.

— До завтра! — Баффи помахала Шону, а потом отправилась на пост охраны, где в следующие пять минут будут проверять ее уровень вируса.

Шон помахал в ответ из кабины, завел двигатель и дал задний ход. Я поняла намек, продемонстрировала ему два поднятых вверх больших пальца и развернула байк. Мы выехали обратно на Телеграф-авеню, а потом по изогнутым улочкам на окраину, к дому.

Беркли похож на Санта-Крус — это тоже город университетов и колледжей, поэтому и он сильно пострадал во время Пробуждения. Келлис-Амберли проник в студенческие общежития, прошел там инкубационный период и распространился дальше, подобно эпидемии, застав почти всех врасплох. Здесь очень важную роль играет это самое «почти». Когда вирус атаковал Беркли, в Интернете уже начали появляться первые сообщения о том, что творилось в университетах и школах по всей стране. А у нас перед другими городами было одно важное преимущество: огромное количество чокнутых.

Понимаете, Беркли всегда притягивал разных чудаков и спятивших ученых. Неудивительно, ведь в местном университете наравне с факультетом программирования есть, к примеру, факультет парапсихологии. И здесь, конечно же, верили любым странным сплетням, гулявшим в Интернете. Поэтому, когда до наших так называемых чудаков дошли слухи о мертвецах, встающих из могил, они эти слухи не проигнорировали, а вооружились, начали патрулировать улицы, отмечать странности в поведении прохожих и искать признаки заболевания. То есть действовали как люди, которые смотрели фильмы Джорджа Ромеро и были в курсе. Не все им поверили… но некоторые поверили, и этого оказалось достаточно.

Безусловно, Беркли сильно пострадал от первой волны зараженных. За шесть долгих дней и ночей погибло больше половины населения, включая Филипа Мейсона, родного сына наших приемных родителей, которому тогда только исполнилось шесть. Здесь творилось много отвратительного и много страшного, но Беркли выжил, в отличие от других городов со схожими характеристиками (большое количество бездомных, огромный университет, множество узких темных односторонних улочек).

Дом, где прошло наше с Шоном детство, раньше принадлежал университету и располагался на территории, которую после Пробуждения сочли «слишком трудной» для обеспечения безопасности (когда правительство наконец занялось соответствующим законодательством). К тому же университету нужны были средства, чтобы заново отстроить основной кампус, так что дом пустили с молотка. А Мейсоны не хотели оставаться там, где погиб их сын. Место считалось опасным, и недвижимость они приобрели практически задаром. За день до переезда супруги официально усыновили двоих малышей — меня и Шона. Эдакая ловкая попытка себя провести, сделать вид, что «все нормально», а в итоге — большой дом в неблагополучном районе, двое детей и совершенно непонятно, что же делать дальше. Наши родители пошли по вполне логичному пути: стали давать все больше интервью, писать все больше статей, сосредоточились на рейтингах.

Они из кожи вон лезли, чтобы у нас было «нормальное» детство, такое же, как было у них самих. Во всяком случае, так может показаться стороннему наблюдателю. Мы никогда не жили в закрытых районах, у нас были домашние животные с небольшой массой тела (они не могли подвергнуться заражению). Уже через неделю после того, как в общественных школах ввели обязательный трехразовый анализ крови, нас перевели в частную. После этого отец дал одно интервью, довольно известное, и сказал: «Мы хотим, чтобы из них выросли граждане мира, а не запуганные граждане». Красивые слова, особенно из уст человека, который охотно использует собственных детей, чтобы поднять рейтинг. Ты уже не на первом месте в новостях? Отправься на выезд в зоопарк — и будешь на первом.