Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен] - Майкл Муркок

Эта история о всепоглощающей высокой страсти, овладевшей одним из лицедеев к его собственному удивлению. Именно поэтому мы решили поведать ее, вероятно, последнюю в анналах рода человеческого, ненамного отличающуюся от той, что принято считать первой.

Что дальше? История Джерека Карнелиана, несведущего в тонкостях морали, и миссис Амелии Ундервуд, неукоснительно следующей ей.

Чуждое тепло

Нику Тернеру, Дэйву Бруку, Бобу Волверту Ликмину, Долу Хиттмеру, Терри Оллису, Саймону Кингу, и Лемми из рок-группы «Хоквинд»

Пускай вокруг сугробы намело

Но не поблекнет свежесть пышных роз

Им не страшны метели и мороз:

В оранжерее толстое стекло

И лучше солнца чуждое тепло.

Глава первая

Беседа с Железной Орхидеей

Разузоренные в тончайшие оттенки светло-кофейного, Железная Орхидея и ее сын возлежали на кремовом пляже из размолотой кости. Поодаль мерцало и шелестело молочное море. Был полдень.

Между Железной Орхидеей и ее сыном, Джереком Карнелианом, покоились остатки ленча. Блюда из слоновой кости были наполнены бледной рыбой, картофелем пастельных тонов, меренгами[1] и ванильным мороженым. В самом центре этого натюрморта в светлых тонах ярким мазком желтел лимон.

Железная Орхидея улыбнулась янтарными губами и, потянувшись за устрицей, поинтересовалась:

— Любовь моя, что значит «добродетельный»?

Ее совершенной формы рука, чуть припудренная золотом, на секунду замерла над устрицей, а затем отстранилась. Вместо этого она прикрыла ладонью легкий зевок.

Джерек вытянулся на мягких подушках. Его клонило ко сну от обильной трапезы, но он послушно ответил, поддерживая беседу:

— Я не совсем постиг значение этого слова. Ты ведь знаешь, самый экстазный из минералов, я изучал язык тех времен довольно прилежно и отыскал все уцелевшие рукописи. Мне нравится этот древний язык, хотя я до сих пор не улавливаю всех его тонкостей. В словаре я нашел, что «добродетельный» — это «поступающий по законам морали», «с нравственной прямотой», «добрый, справедливый, праведный». Но это ничего не объясняет.

Он взял устрицу. Позволил ей соскользнуть в рот. Устрицы были открытием Железной Орхидеи, и Джерек с восторгом принял ее предложение встретиться на пляже, дабы их отведать. Она сотворила немного шампанского, но оба решили, что шампанское им не по вкусу, и беззаботно вернули шипучий напиток в атомы, его составляющие.

— Во всяком случае, — продолжил Джерек, — мне хотелось бы испробовать чуть-чуть «добродетели». Судя по всему, сюда входит и «самоотречение», — заметив в ее глазах вопрос, он тут же добавил, — это означает «не делать ничего, доставляющее удовольствие».

— Но ведь абсолютно все, о мое бархатное тело, скрывающее кости из стали, способно доставлять удовольствие?

— Верно, в этом-то и заключается парадокс. Видишь ли, мама, древние делили свои ощущения на различные категории, некоторые из которых, похоже, приятными не находили. Или, напротив, считали их чересчур приятными, и оттого были недовольны. О, дражайшая Железная Орхидея, я вижу, что ты готова забыть все это. А я часто прихожу в отчаяние, пытаясь разгадать загадку. Почему одна вещь считается достойной, а другая — нет? Но… — его красивые губы сложились в улыбку. — Рано или поздно, я решу проблему, — И он опустил отяжелевшие веки.

— О, Карнелиан!

Железная Орхидея тихо засмеялась и потянулась к нему через скатерть. Изящные руки скользнули под его свободные одежды, лаская молодое тело.

— О, мой дорогой! Какой ты сладкий! Как ты зрел и полон жизни! Джерек встал, перешагнул через скатерть, и подарил своей матери медленный поцелуй. А море вздохнуло.

Когда, все еще в объятиях друг друга, они очнулись от дремы, было утро, хотя ночь не наступала. Видно кто-то, удовольствия ради, менял ход времени.

Джерек заметил, что море стало рдяным, затем почти вишневым, и ужасно дисгармонировало с пляжем, а на горизонте скала и две пальмы исчезли. На их месте стояла серебряная пагода высотой этажей в двенадцать и сверкала в лучах утреннего солнца.

Джерек посмотрел налево и удовлетворенно отметил про себя, что его воздушная машина, выглядевшая как паровоз начала двадцатого века, но вполовину меньше, сделанная из золота, черного дерева, рубинов, все еще находится там, где они ее оставили. Он снова посмотрел на пагоду, и как раз в этот момент крылатая фигура поднялась с ее изогнутой крыши, и беспорядочно запорхала на восток.

— О, это Герцог Квинский со своими крыльями, — зевнула только что проснувшаяся Железная Орхидея.

Она поднялась.

— Он полагает, что эти крылья ему удались?

Железная Орхидея махнула рукой в сторону исчезнувшего Герцога.

— Прощай, играющий в старые игры!

Она бросила взгляд на остатки ленча и поморщилась.

— Нужно это убрать!

Легким движением Кольца на левой руке Орхидея испарила объедки и проводила взглядом облачко пыли, которое унес прочь легкий ветерок.

— Ты собираешься посетить журфикс Герцога?

Она подняла изящную руку, отяжеленную коричневой парчой, и потрогала кончиками пальцев чело сына.

— Наверное, — Джерек распылил подушки. — Герцог Квинский мне симпатичен.

Слегка надув губы, Джерек оценивающе посмотрел на рдяное море.

— Хотя ему и недостает чувства цвета.

Он повернулся и направился по измельченной кости к своему воздушному ландо. Подойдя к локомотиву, Джерек забрался в кабину.

— Начинается посадка, моя сладкая Железная Орхидея!

Она засмеялась и протянула ему руки. Джерек с подножки схватил ее за талию и поднял в кабину.

— Отправление в Пасадену!

Он потянул паровозный свисток.

— Пересадка в Буффало!

Послушный звуковому сигналу, маленький локомотив величаво поднялся в воздух и, попыхивая белым паром из трубы, поплыл над землей.

— В Расине, штат Вирджиния, ему забили баки! — пел Джерек Карнелиан, надевая фуражку машиниста из золотой и алой ткани, — поддай-ка, парень, пару, забудь свои ты враки! С таким старьем как это, и с веком ты не в ногу. Тебе, приятель, место на Нептукской дороге!

Орхидея расположилась на сидении из бархата и меха горностая и развлекалась, наблюдая как ее за сын, открывает дверцу топки и кидает туда лопатой огромные черные алмазы, сделанные им специально для паровоза. Воздушная машина не нуждалась в топливе, но алмазы добавляли эстетизма к атмосфере забавы.