Приговоренный - Сергей Самаров

У меня имелся и кое-какой опыт общения с бывшими уголовниками. Когда они произносили какое-то слово, непонятное мне, я, естественно, спрашивал, что оно значит. Да мой друг детства вдруг оказался тертым уголовником. Он живет на одной лестничной площадке с моими родителями. Каждый приезд домой я с ним общаюсь, беседую.

– Фильтруй базар, – не менее резко оборвал меня расписной. – За свои слова отвечать надо. Тем более что это серьезная предъява авторитетному человеку, у которого уже не одна ходка. Его по всем зонам южного края давно и хорошо знают и в обиду не дадут. Запомни это, офицер! Ответишь?

– Готов ответить. – Я сел на шконке.

То же самое сделал и мой сосед снизу, который почувствовал, что назревает что-то серьезное.

– Он шпионит здесь у вас, а вы и уши развесили.

– Говори конкретно! – сурово изрек Копра, принимая мои слова всерьез, точно так же, как я и произносил их.

– Что он сказал, когда меня привели? Вы сами слышали. Можете припомнить его слова?

– Сказал, что ему следователь на допросе про тебя говорил.

– И назвал меня капитаном, хотя я еще не представлялся. А ему с его шконки мои погоны видно не было. Так?

– Та-ак… – протянул, как пропел, расписной. – Мне с верхней шконки их разглядеть не удалось. А уж ему-то с нижней подавно. Да, я помню. Боб назвал тебя капитаном.

– Это не главное. Идем дальше. Когда его на допрос к следаку возили?

– Не знаю, – сказал Копра. – Их двоих в мою камеру привели только за пятнадцать минут до тебя.

– Я знаю, – твердо проговорил расписной. – Мы с ним в одной камере сидели. В общей. Сразу после обеда его возили.

– Парня я подстрелил в половине восьмого вечера. А повязали меня вообще в два часа ночи. Что мог его следак знать обо мне и сказать ему?

Расписной спрыгнул на пол, наклонился и посмотрел в глаза соседу снизу.

– То-то с тобой, Боб, вертухаи беседовали шепотом, – заявил он. – Говори, не молчи! Возражай, если знаешь, как это сделать. На словах ты герой, а как на деле?

Но Боб только криво усмехнулся и отвернулся к стенке. Потом он даже подушку на голову положил и к уху прижал. Нечего ему было сказать в свое оправдание.

Я снова лег на спину, как и мой сосед снизу. Только расписной долго еще бродил по тесной камере, измерял ее шагами, иногда возбужденно махал рукой, подтверждая, видимо, таким вот образом свои мысли.

Теперь мне, кажется, было можно спокойно уснуть. Так я и сделал.

Утром я, как и полагается командиру роты, проснулся раньше всех, но вовремя вспомнил, что нахожусь вовсе не в казарме. Я спрыгнул на пол и сразу начал делать интенсивную зарядку. Отжимался от пола сначала на двух кулаках, потом на одном, поочередно на правом или левом.

За этим занятием я не заметил, как проснулся Стас Копра.

– Может, ты, Макс, кое-что мне объяснишь. Видел я, как люди на кулаках отжимаются. Сам пробовал и так, и на ладонях, особой разницы не увидел. Нагрузка одинаковая. В чем тут суть?

– Когда на кулаках отжимаешься, костяшки на них набиваются. Они при ударе часто повреждаются, потому как не набиты. А после этого упражнения становятся мозолистыми. Можешь потом в стену голым кулаком молотить, руку не повредишь. – Я вспомнил минувшую ночь, подполковника Следственного комитета и от души рассмеялся.

– Чего ржешь? – спросил расписной, спрыгивая на пол.

Мне пришлось рассказать историю про подполковника и стену, с которой упали часы с кукушкой. Два моих слушателя смеялись, а Боб никак не просыпался.

– Эй! – позвал его расписной.

Боб не реагировал. Он как накрылся ночью подушкой, так под ней и спал. Расписной шагнул к нему, поднял подушку и отшатнулся. Голова Боба была свернута на сторону. Круглые безжизненные глаза тупо смотрели в стену.

– Контролера позовите! Околел Боб, – распорядился расписной.

Копра вскочил и застучал в дверь.

Вертухай, тот самый, который падал ночью, пришел сразу, словно рядом находился и ждал, когда его позовут.

Он открыл окошко, приткнулся к нему и спросил почти ласково:

– Какого хрена тебе надо? Дубинку давно не пробовал?

– Помер тут у нас один, – сообщил расписной с демонстративным равнодушием. – Совсем откинулся. Навсегда.

– Ага, – ответил вертухай так, словно ждал этого сообщения. – Сейчас фельдшера кликну. – Он даже окошко закрывать не стал и затопал куда-то в сторону.

Фельдшер, похоже, тоже по какому-то недоразумению находился рядом и пришел сразу вместе с еще одним вчерашним вертухаем. Дверь открылась. Здоровенный бугай сразу шагнул к моей шконке и, кажется, сильно удивился, увидев меня вовсе не там. Потом взгляд его упал на шконку Боба.

Но фельдшер, маленький, толстый, с седыми усами, опередил вертухая. Жирные короткие пальцы с рыжими волосами ощупали шею умершего арестанта.

– Голову ему свернули, – сделал правильный вывод фельдшер. – Ухватили одной рукой за затылок, другой за подбородок, рванули, и все. Кто здесь специалист по этой части? Вот он-то, я полагаю, и свернул.

Вертухаи посмотрели на меня с явным испугом, и какая-то метла мигом вымела их за дверь. Второпях они чуть не оставили нам в соседи фельдшера. Не знаю только, по какой статье вертухаи думали его сюда определить. Но он понимал, должно быть, что в камере все шконки заняты, и даже при своем округлом животе сумел просочиться в дверь, еще не прикрытую полностью. Свои шеи все эти ребята берегли очень даже старательно.

– На тебя катить будут, – сказал расписной.

– Толку от этого!.. – Я мотнул головой. – Доказать надо.

– Ты хоть спросил его, что за задание ему дали вертухаи? – поинтересовался Копра у расписного, однозначно определив, кто свернул Бобу шею.

Тот криво ухмыльнулся, послушал удаляющиеся шаги в коридоре, понял, что под дверью никто не залег, и сразу признался:

– Следак со сломанной рукой велел ему любым способом узнать, куда делся рюкзак того парня, которого капитан пристрелил.

– Не было с ним рюкзака, – сказал я. – Только пакетики с наркотой. Полный карман, похоже. Даже целых два. В одном – чеки с травкой, в другом – с героином.

– Рассказывай, как там было дело! – потребовал Копра.

Я вынужден был все изложить. Откровение всегда вызывает такой же ответ. Расписной сознался в том, что он сделал, мне пришлось поступить так же. Я начал рассказ с капитана Полуэктова и водителя-рядового, попавшего в реанимацию из-за передозировки, и только потом перешел к случаю на автозаправке.

– Мент, говоришь, туда с автоматом бежал? Неужто ты не понял, что он крышевал того парня? Это же обычное дело. Такие продавцы без защиты не работают. А у мента крыша где-то повыше. Может, в Следственном комитете. Рюкзак скорее всего у мента остался. А в нем этого дерьма на несколько миллионов поместится. Может, не в наших деревянных, а в зелени, – растолковал мне ситуацию расписной. – Короче говоря, влип ты, капитан, по полной программе. Тем более что сам в сознанку пошел. Но я тут на вертухаев посмотрел. Как они сразу к твоей шконке скакнули. Думали, это ты покойник. Тогда-то я и понял, что до суда ты вряд ли доживешь. Станут из камеры в камеру переводить. Отбиваться замучаешься. Ночью спать не сможешь. Будешь ждать нападения. Они кого-нибудь подсадят. Или попытку к бегству организуют.

– Что посоветуешь? – спросил я, впрочем, не испытывая особого беспокойства.

– Это все тоже не сразу, – вмешался в разговор Стас Копра. – Сегодняшние вертухаи просто придурки. Особенно этот, с большой афишей. Но им на смену умные придут и тоньше работать будут. Тебя уберут, как только рюкзак найдут. А он, я думаю, у того мента на автозаправке. Его отследят, когда он торговать начнет. Если жадный и неосторожный, сам глупый и жена у него стерва, то сразу может этим заняться. Но способен и затаиться на какое-то время. Тогда его просто трясти начнут. Запоет мент, будь уверен. А потом уже и за тебя возьмутся.

– А что тут можно посоветовать? – сказал расписной и пожал плечами. – Только когти рвать. Передай друзьям маляву. Сам отослать не сможешь, напиши, я пошлю по своим каналам. Пусть организуют что-нибудь. Вы же спецназ ГРУ, все можете.

А я, между прочим, представлялся в камере командиром роты, но не спецназа ГРУ, а военной разведки. Конечно, допустимо, что расписной считал, будто это совершенно одно и то же, не знал, что военная разведка состоит не из одного спецназа. Но эти его слова тоже что-то значили.

– Подумаю, – сказал я, в задумчивости опустив голову.

Глава 2

Да, перелом скорее всего был многооскольчатый. Я подумал, что это вполне достаточная причина, чтобы не просто взять больничный лист, но даже в госпиталь лечь. Однако подполковник Наби Омаханович Халидов такой возможностью почему-то не воспользовался.

По следам крови на его гипсовой повязке я сразу определил, что добрые доктора делали операцию старшему следователю. Если бы перелом не был многооскольчатым, то она была бы не нужна. А здесь хирург полосовал кисть вдоль и поперек. Потом медсестра гипс наложила, чтобы осколки, составленные в единое целое на манер мозаики, хотя бы частично срослись. Лекари наверняка пытались заставить следователя лечь в госпиталь, но он, как мне думается, отговорился необходимостью отремонтировать генеральские часы с кукушкой и от стационара отказался.