Каменный пояс, 1987 - Михаил Фонотов

— А на каком?

— На втором.

— А что на первом?

Через три-четыре года Александру Викторовичу, учитывая подземный стаж, можно выходить на пенсию. Разумеется, он нет-нет да и задумается, чем займется на пенсии. Иногда склоняется к тому, чтобы купить садовый участок и вдали от шума городского уйти в садовники. Земельку неторопливо покапывать. Цветочки усердно выращивать.

Или поработать в музее. Разумеется, в геологическом. Есть у Александра Викторовича любимое дело, даже страсть — минералы. Минералогом он не стал, но всю жизнь был рядом с ними, с камнями.

— Мой отдых — поездить по рудникам, камни поискать. Много рудников я обшарил. В мае вот ездил в Сибирь. Мечтаю побывать на Алтае. Это мне никогда не надоедает. А например, туристом за границу не тянет. Наша страна такая большая — успеть бы ее объездить.

— Александр Викторович, мы говорили о музее. Там не то, что здесь. Работа легкая, спокойная…

— Если работать по-настоящему, и в музее трудно, — не согласился Немцов. — А как оставаться спокойным? Государственный музей, а коллекции минералов какие? Моя личная коллекция в сто раз богаче. А теснота какая? Какая бедность? А зарплата у сотрудников? И в музее, наверное, я бросился бы ездить, доказывать, добиваться средств, искать материалы, пополнять коллекции…

Так-то. Не способен Немцов на тихую жизнь. И на халтуру не способен. Так устроен. Душа не приемлет. Ведь халтура бывает не только, допустим, при кирпичной кладке или сборке двигателя. И отношения между людьми бывают халтурными.

Стоящее дело — вот что у Немцова на первом плане. Трудно сказать, был ли когда на первом плане материальный интерес. Наверное, был. Какое-то время. А теперь?

— Что мне теперь надо? Машину имею. Мебель? «Стенки» нет. В отпуске купил ДВП и ДСП и сам сделал «стенку» для своих минералов.

Конечно, теперь я могу приехать в гости к сестре и привезти ей в подарок сапоги. Раньше, когда работал инженером, этого не мог. Теперь я могу приехать к матери и обеспечить ее всем до следующего приезда. А раньше не мог: денег не было. Наверное, надо мне квартиру расширить. Может быть, все-таки купить садовый участок. А что еще? Так что материальный интерес отступил.

— То есть решен вопрос.

— Да, решен. Можно и так сказать.

Я делаю паузу, чтобы задать самый острый вопрос.

Вокруг артели ходят всякие разговоры. Что особенно многих волнует — это снабжение. Утверждают: снабженец из артели почти никогда не возвращается с пустыми руками. И, прищурясь, задают простой вопросик: почему? Намекают. Понятно на что намекают, на взятку. Артель, мол, любого может купить.

Об этом я и спросил Немцова. Естественно, я не ожидал, что Александр Викторович простодушно все мне выложит начистоту. Однако интересно было, какой ответ он найдет.

Мой вопрос Немцова не смутил. Мне показалось даже, что он хотел, чтобы я его задал.

— Под лежачий камень вода не течет, — сказал он. — Мы добиваемся. Возьмите такой случай. Нам срезали фонды на дизель-топливо. Ни в Пласте, ни в Миассе, ни в Челябинске решить вопрос не удалось. Мы направили ходока в Москву. И все-таки свое доказали, добились. Представитель предприятия или совхоза в этом случае повернулся бы и вышел: нет, так нет. А мы так не можем. Нам надо обязательно решить вопрос.

Думаю, это сказано искренно. И что вне сомнения — убежденно. Артель решает вопросы снабжения прежде всего законными способами. Она завязывает обширные деловые связи. Да, по принципу: ты — мне, я — тебе. Я был свидетелем разговора Немцова с Ковалем. Речь шла о каких-то деталях. Их запас на складе заканчивался. «Через неделю мы встанем». Выясняется, что на заводе, который вытачивает эти детали, нет токаря, станок стоит. А нужен хороший токарь. «Дайте токаря», — сказали на заводе. Этот вопрос и обсуждали Немцов с Ковалем. «Дать?» — «А есть?» — «У нас четыре токаря. Кто-то из них, я думаю, знает эти «карусели». Надо спросить, кто». — «Что ж, делать нечего, отправляй токаря на завод».

Так артель решает вопросы снабжения. В общем-то законно. В основном. Как правило. А если… Допустим, всяко пробовали — впустую. Что тогда? «Санкционирует» ли артель взятку в этом, крайнем случае? Мне кажется, да.

Впрочем, мало ли до последних лет таскали подарки и помимо артели? И те же заводы, и те же совхозы, и те же торги или комбинаты? Причем тратили на подарки не свои личные, заработанные, а государственные деньги. Артели же взять негде, только из общего котла. Это, может быть, и гарантирует ее скупость на подарки.

Ах, было бы четкое снабжение!

— Вообще распределение материалов… — Немцов подыскивает слова и, не найдя, заканчивает фразу: — большой тормоз в работе. У нас в стране все есть, но где взять? А ведь снабжение — основа производства. Вопросы снабжения надо решать в первую очередь. Потом все остальное.

В беседах с руководителями артели мы часто касались того, что считается наукой управления. Этой наукой они занимаются увлеченно. Артель всегда доискивается: зачем, почему, для чего? На веру ничего не принимает. Она стремится в любом случае из хозяйственной «руды» извлечь драгметалл экономической правды.

Как-то с Виктором Васильевичем шли мы пешком от базы до ближайших гидравлик. Дул сильный, но теплый степной ветер. По дороге туда и обратно мы обсудили многие вещи. В том числе и о хозрасчете поговорили.

Я сказал, что вся артель на хозрасчете — это хорошо. Но логично, наверное, перевести на полный хозрасчет каждый участок, каждую бригаду и гидравлику. Это сразу покажет, кто как ведет свою экономику. Кто-то лучше, кто-то хуже. Можно сопоставить. Тут тебе, пожалуйста, и соревнование. Отстал, хочешь не хочешь, — подтягивайся. Явная польза.

— Явный вред, — тихо, но твердо отрезал Виктор Васильевич. И я понял, что этот вопрос им давно обдуман. — Как сопоставить? На одной гидравлике колесо меняют через двадцать дней, на другой — через восемь. Стоит колесо сто рублей. Плюс потери времени на его замену. А разница объясняется не отношением к делу, а составом горной массы.

Этого было достаточно, чтобы я сам развернул цепь рассуждений. Хорошо: руда в разных карьерах разная. А если учесть и ее состав? Учесть сложно. Кроме того, в производстве так много других постоянно меняющихся параметров, что все учесть, значит, слишком обременить себя. А зачем? Стоит ли игра свеч?

Формально можно и хозрасчет внедрить, и соревнование организовать. Но именно формально: да ладно, сойдет, закроем глаза на кое-что. Часто мы так и поступаем. И получаем в результате цифры, искажающие действительное положение дел, и соревнование, которое порождает то явную, высказанную откровенно, то глубоко скрытую обиду.

Что примечательно: формализм порождает кампании, одна мудренее и запутаннее другой, но все — под благообразной вывеской и с претензией. Вспомним: АСУ — автоматическая система управления, КСУКП — комплексная система управления качеством продукции. СБТ — система бездефектного труда; СЭТ, СВОТ, АСЛУ… Где все это? В бумагах. Чаще всего к этому все и сводилось — не к сути, не к реальному результату, пользе, а к бумаге. Чтобы была под рукой на всякий случай. Вдруг спросят: «АСУ есть?» — «Как же, вот АСУ, вот КСУКП…» — и протянут увесистую папку.

А соревнование? У нас сплошь и рядом швец соревнуется с жнецом. Пусть, мол, соревнуются, вреда не будет. Будет! Уже есть! Сравнимость, сопоставимость результатов — главное условие соревнования. На этом настаивал В. И. Ленин.

Условия соревнования во многих случаях превратились в бюрократические талмуды, в которых не всякий разберется. За что только мы не соревнуемся! За работу без брака. За работу без авралов. За работу без простоев. За работу без прогулов. За охват вечерней школой. За участие в субботниках. За пение в хоре. Наконец, есть даже соревнование за лучшую организацию соревнования. Среди всех этих пунктов и не отыскать главный: кто сколько дал натуральной продукции.

Артель формализм отвергла. И отказалась переводить на хозрасчет все свои ячейки, как это, на первый взгляд, ни соблазнительно и логично.

Комплиментов артели достаточно. Для полной ясности, однако, нельзя обойтись без одной очень существенной поправки.

Согласимся, артель «Нагорная» действует в обстоятельствах условных, как бы и в самом деле на экспериментальном полигоне.

Во-первых, работать по 12 и более часов в сутки можно год, два, десять… Можно наверное, и всю жизнь. Но надо ли?

Во-вторых, жить в полевых условиях, в отрыве от семьи можно год, два, десять… Можно, наверное, и дольше. Но чего ради?

И, в-третьих, самое главное — артель освобождена от социальных забот. Ни детских яслей, ни школ, ни клубов, ни больниц, ни бытовых комбинатов — этого и многого еще чего у нее нет. Значит, нет и затрат на социальные нужды. Все артель берет у государства. В том числе, заметим, и квалифицированную рабочую силу. Даже и от подоходного налога артель освобождена.