Каменный пояс, 1987 - Михаил Фонотов

(Уточню, если из артели кого-то выпроваживают досрочно, до окончания сезона, до получения конечного результата, то его рассчитывают по тарифу, а это в три раза меньше, чем у всех остальных).

— Еще вопрос. Артель старателей создается для добычи золота. А вы дома строите.

— Вынуждены. В Пласте много лет жилье не строили. Некому. Теперь вот мы строим два больших дома. И не только дома. И промобъекты. Сгуститель и цех известкового молока для золотоизвлекательной фабрики — ЗИФ. Газоочистку для обжигового завода, рудоподъемник для шахты. Профилакторий. Стадион. Всего почти на два миллиона рублей. Строителей набрали сто человек… Оно бы ничего, обошлось бы без убытков, но снабжают нас плохо. И платят скупо, по самым низким ставкам. А вообще работу мы ищем. Охотно заключаем договора с совхозом — силосную траншею проложить или еще что, с автодором — строим дорогу на Степной.

— Артель не загружена?

— Да. Сейчас мы приедем на карьер «Светлый» и я вам объясню почему.

— В чем еще разница?

— В чем? А в том, что у нас настоящий хозрасчет. На предприятии как? Сэкономил, скажем, бензина на сто рублей — на тебе десять рублей премии. То, что мы экономим, все нам и достается. Но зато нам никто ничего не простит, не спишет, не скорректирует. Мы получаем только то, что зарабатываем: доходы минус расходы.

Карьер «Светлый». Он светлый и есть. Борта его выложены белыми породами. Местами попадаются залежи мрамора, не очень, однако, пригодного, не успевшего «созреть».

Дан артели план вскрыши, план вывозки горно-рудной массы, но цифры эти ее мало интересуют. То, что планировалось на год, артель могла бы выдать и за полугодие; но только развернулась, пришлось попридержать себя: фабрика не успевает переработать руду, новый ЗИФ в Пласте строится еле-еле.

То же — и на карьере «Куросан».

А людей занять надо, они нанимались работать на полную катушку. Вот и ищет артель работу на стороне.

На карьере «Светлый» я познакомился с тремя старателями. Перепишу из блокнота беседу с ними.

Виктор Бирянов. Из Свердловска, где в управлении «Строймеханизация» зарабатывал примерно 250 рублей в месяц. Семья: двое детей, жена-учительница, теща. Квартира хорошая — четыре комнаты. В артели второй сезон. Экскаваторщик.

— Одного сезона мало?

— Да. Мебель купил. Часть заработка положил на книжку.

— А теперь?

— А теперь машину бы купить.

— И хватит?

— Я бы и третий сезон поработал в артели, но жена не отпустит.

— Чем привлекает работа в артели?

— Тут можно заработать. А на производстве чуть что — наряды не закрывают.

Слесарь Владимир Падалка только что из отпуска. В Учалы ездил, к родителям. Неделю отдохнул и заскучал: «Чего-то не хватает». Вернулся. Теперь все нормально. В артели он тоже второй год. Нравится ли здесь? Нравится. Правда, нынче его наказали — трудодни сняли. Но претензий нет, за дело: баллон уронил товарищу на ногу. Технику безопасности нарушил.

Сергей Мясоедов, водитель КрАЗа. 23 года, холост. Мать живет в Магнитке.

— Этот сезон и еще один отработаю.

— Зачем?

— Квартира нужна. Обстановка. Ну, и приодеться.

Возвращаемся. Заезжаем к геологам: у Немцова к ним важное дело. Долго его ждем. Солнце палит, душно.

Как я понял, председатель артели не уйдет, пока не добьется своего. Какой иначе от него прок, от председателя?

Воспользуемся свободным часом, побеседуем с шофером, с Вячеславом Степановичем Скорыниным. Черная «Волга», на которой разъезжает председатель артели, принадлежит шоферу. На покупку машины затрачены заработки прежних лет. Теперь и сама «Волга» как бы принята в артель. Условия проще простого: в любое время дня и ночи машина должна быть на ходу. За это водитель получает трудодень. Расходы на бензин артель взяла на себя.

Участки артели разбросаны, а кроме того, председатель, если того требуют интересы производства, в любое время может махнуть и в Миасс, и в Челябинск, и куда угодно еще. Шоферу же запрещено даже поворчать: никто не неволил, не нравится — уходи.

После обеда (обед был вкусен), по пути заехав на карьер, откуда самосвалы вывозят грунт для засыпки дорожного полотна, мы оказались у бывшей конторы артели. Собственно, это одинокий дом, который издали можно принять за дачный. Извне и изнутри дом обит где планкой, где пластиком. Сейчас он пустует. Александр Викторович показал мне образцы минералов, которые между делом собрал здесь — он страстный коллекционер, но эта коллекция — побочная, для украшения интерьера. О своей же коллекции он сказал, что она «богатая».

Некогда контора стояла у карьера. После рекультивации он превращен в водоем. Это озерко в желтых пологих берегах. Желтизна от грунта, который, впрочем, постепенно зарастает травой. Вода в озерке отстоялась, высветилась. Мы с удовольствием в нем искупались.

Слово «артель» выражает сущность коллектива старателей, но не масштабы его деятельности. Без техники артель — пустое место. Нравственные нормы в артели внушают уважение к физическому труду. Какой бы ты ни был начальник, но не побрезгуй, разок-другой испачкай руки на людях, это только поднимет твой авторитет. Однако в артели все держится не на ручном труде, а на механизации, на инженерном расчете, на рационализации, на четком порядке.

Артель перебрасывает с места на место миллионы тонн грунта. Чтобы начать работу, ей надо к весне запрудить дол, запастись водой, поставить насосные станции, протянуть электролинии и трубопроводы. Кто в артели главные действующие лица? Электрик, сварщик, машинист бульдозера и водитель самосвала. А техника? Достаточно перечислить: 12 экскаваторов, 27 бульдозеров (в том числе ДЭТ-250 и даже один Т-800), 16 БелАЗов, 50 КрАЗов, МАЗов и других самосвалов, 2 гидроэлеватора, 2 скрепера, 3 грейдера.

Может быть, самое трудное — наладить круглосуточную работу этой техники.

— Нам дали не автомобили, а номера от них, — сказал Александр Викторович. — У заборов подбирали мы технику. И я уверен, если вернуть наши машины в объединение, через два-три месяца они опять окажутся у забора.

Артель организовала ремонт (тоже едва ли не круглосуточный) двигателей. Она восстанавливает другие узлы и агрегаты, чтобы, начиная с голой рамы, собирать автомобили.

У нее удивительно высокая выживаемость. Кажется, она творит из ничего.

В чистом поле — лагерь Андрее-Юльевского участка. Общежитие в два этажа. С торца — широкая лестница на второй этаж. Здесь кабинет начальника участка Виктора Васильевича Коваля. Никакой полировки. Два стола, две табуретки, стул, топчан. На столе — два телефона, журнал заданий. Из окна — каре двора как на ладони.

В смежной комнатке Виктор Васильевич ночует. Дальше по коридору — еще комната, в которой у окна моя койка.

Спал плохо. Сначала комары мешали, потом сон пропал.

Вечером, уже на закате, ездили с Немцовым на гидравлический разрез, на гидравлику, как говорят старатели.

Попробую нарисовать картину. Котлован. Струя гидромонитора бьет в его борт, обваливая стену. Чтобы ускорить работу, бульдозеры сверху сбрасывают рыхлый грунт, который струя тут же размывает. Пульпа стекает к землесосу, а от него по трубам поднимается к промприбору, где, собственно, и промывается золотой песок.

Это впечатляет: шесть Т-130, один ДЭТ-250 и один Т-800 как бы утюжат полосу желтой глины, то с ревом нанизывают на лопату кучу грунта, то пятятся обратно. Белая струя с грохотом стегает сброшенный грунт, разбрызгивает его желто-белым облаком, сбрасывает вниз. Склон холма тает на глазах.

В тельняшке, в спортивных брюках с кантом, в сапогах, гидромониторщик Александр Гоголев уступает мне место у монитора. Поводя дышлом, я до дна смываю сброшенную сверху рудную массу и чувствую, как рвется из рук неистовая струя воды. Ничего, работать можно. Александру, однако же, стоять тут до утра.

А тракторы снуют, и рев их в вечерней степи так могуч, что невольно напрашиваются красивые слова о музыке механизации, о симфонии труда. Т-800, конечно, особенно внушителен. В облаке дыма из двух выхлопных труб, напрягаясь до сотрясения земли, он сдвигает целую гору грунта. Не машина, а желтое железное здание. Непривычно.

Т-800 здесь на испытаниях. Конструкторам надо побыстрее набрать моточасы, им и посоветовали отдать технику в артель — там ей отдыхать не дадут.

Однако, отъехав в сторону, Т-800 остановился. Тракторист Игорь Устьянцев спустился вниз. Объясняет: в кабине похлеще, чем в бане, — кондиционер сломался. Днем не дольше четверти часа усидишь в кабине.

Александр Викторович усмотрел погрешность в организации труда трактористов. «Пожалуй, — предположил он, — тракторов тут более, чем требуется». Когда мы приехали на базу, он сказал об этом Ковалю: «Съезди, посмотри».