"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Та покорно встала.

— Рожать еще можешь? — коротко спросил даймё.

Белые щеки Мияко-сан заалели — жарко, отчаянно.

— Да кто тебя такую возьмет, — кисло заметил Масамунэ-сан, — ты, конечно, плодовита, но вдова изменника, и вообще — стара и расплылась, после всех этих детей. Сорок лет же тебе? — он помолчал. «Ладно, семейный долг, конечно, не позволяет мне тебя выбросить за порог, хотя очень хочется. Придется кормить и одевать, до смерти твоей, что уж тут сделаешь».

— Спасибо, ваша светлость брат, — дрожащим голосом сказала женщина.

Масамунэ подумал, сцепив смуглые пальцы, и велел охраннику: «Позовите Тео-сан».

— Я беру новую наложницу осенью, — коротко сказал даймё сестре, — Марико-сан. Пойдешь к ней в прислуги сейчас, и в няньки, — ну, - даймё тонко улыбнулся, — следующим летом.

Женщина ты аккуратная, за детьми ухаживать умеешь, все не зря будешь, хлеб есть.

Мияко обернулась. Высокая, стройная женщина с мерцающими зелеными глазами, в скромном, лиловом кимоно, низко поклонилась даймё: «Ваша светлость».

— Как мой цветок сливы? — нежно спросил Масамунэ-сан.

— У нее сейчас урок музыки, а потом Марико-сан будет составлять букет из последних цветов лета, вдохновленный стихами вашей светлости, — вежливо ответила женщина.

Масамунэ-сан о чем-то задумался, глядя на террасу. «Стихи, да — вздохнул он и подумал:

«Хоть бы скорей Масато-сан вернулся из Нагасаки, а то совсем не с кем поговорить о поэзии».

— Так, — он обернулся, — это Мияко-сан, моя старшая сестра. Она будет прислуживать моему цветку сливы, — даймё улыбнулся, — так что покажи ей там все.

Он махнул рукой, и женщины скрылись за створками дверей.

— Принеси мне чернильницу и бумагу, — велел даймё слуге, — я хочу написать о том, что, даже ожидая осень, — мы можем хранить в сердце весну.

Отец Алессандро Валиньяно, глава миссии ордена иезуитов в Нагасаки, оглядел стоящего перед ним самурая с двумя мечами и вздохнул: «Масато-сан, я понимаю, что у вас родился сын, и что вы хотите его окрестить. Это все правильно и прекрасно, но уж больно вы далеко, на северо-востоке, я даже и не знаю, кто к вам поедет».

— Святой отец, — терпеливо, на неплохом испанском языке ответил мужчина, — у меня лодка.

Мой старший сын, Дайчи-сан, отлично управляется с парусом. Ветер хороший, через три-четыре дня мы уже будем в Сендае. И потом, — мужчина улыбнулся, — наш даймё, как и ваш, здешний, интересуется христианством, а из меня, — он развел руками, — богослов никакой.

— Вы не японец, — коротко заметил иезуит, рассматривая белокурые, чуть отливающие золотом волосы мужчины. Голубые глаза усмехнулись и самурай ответил: «Уильям Адамс, в общем, тоже, а он — советник его светлости Токугавы».

— Да, — отец Алессандро покрутил пальцами и взглянул на оживленную гавань у подножия холма, где стояло здание миссии.

— Токугава, — подумал священник, — вот придет он к власти через год, и что тогда? Это сейчас местный дайме, как крестился, так отдал нашему ордену монополию на торговлю из Нагасаки, а что потом будет? Придут голландцы, придут англичане, — Адамс же нашептывает в ухо Токугаве, что надо изгнать католиков из Японии, — и, прощай, прибыль. Вон уже, говорят этот Виллем де ла Марк опять сюда собрался, а Токугава его привечает.

Его святейшество будет доволен, если у ордена появится еще один порт под контролем — пусть и далеко, — все станет легче.

— Вам же нужен священник, который говорит по-японски, — отец Алессандро подумал и спросил у монаха: «А что отец Джованни? В семинарии, со студентами занимается?»

— Да, — прошелестел тот, — позвать его?

— Давайте, — приговорил иезуит. «И отца Франсуа тоже, ну, тот в церкви наверняка, найдете его там».

— Спасибо, — улыбнулся Масато-сан. «Все же исповедоваться хочется, у меня и жена христианка, и дочь, очень давно мы в церкви не были. Конечно, тут, у вас, на юге, легче, — он пожал плечами.

— Отправлю с вами двух опытных священников, — сказал ему отец Алессандро, — может быть, у вас там кто-то еще захочет крещение принять. Ну, посмотрим, — он благословил мужчину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Езжайте с Богом. А как вы в Японии оказались? — вдруг поинтересовался иезуит.

— Так получилось, — усмехнулся мужчина и, поклонившись, вышел.

Хосе вымыл руки в медном тазу, и посмотрел на японца, что стоял напротив трупа.

— Я, в общем, и сам могу вскрыть, — пробурчал юноша, — я все-таки врач, и умею это делать.

Он обвел глазами прохладную, выложенную камнем комнату, и добавил: «Так что вам не обязательно затрудняться».

— Что вы, сэнсей, — на хорошем португальском, испуганно, ответил японец, — наши врачи ни в коем случае не будут трогать труп, это же скверна. Для этого нас и берут в служители морга — мы же и так из касты неприкасаемых, называется «эта», нам можно.

— А вроде умные люди, — вздохнул Хосе. «Глаза — это одно, а пощупать пальцами, — совсем другое. И не называйте меня сэнсеем, я вас на сорок лет младше».

— Вы — врач, — коротко сказал эта и потянулся за ножом.

— А как переводится — «эта»? — внезапно спросил Хосе, наблюдая за ловкими руками пожилого человека.

— Грязная масса, — коротко сказал тот, и, раздвинув ребра трупа, добавил: «Зайдите с этой стороны, тут отлично ее видно».

Хосе взглянул на печень и задумчиво спросил: «Он пил?».

— Не больше, чем другие, — хмыкнул эта. «Я вскрывал тела португальских моряков, знаю, о чем вы. У нас этой болезни мало, не то, что у вас».

— Опухоль, — Хосе посмотрел на служителя и сказал: «Вот, что, любезный Акико-сан, я не японец, так что мне на все эти касты наплевать. Я врач, и вы врач, так что давайте без церемоний. Нож, будьте так добры.

Эта побледнел: «Как вы меня назвали?»

— Акико-сан, я слышал ваше имя, — Хосе вырезал опухоль, и, опустив ее на фарфоровую доску, поинтересовался: «А что, я неправильно произношу?»

— Дело не в этом, — служитель сглотнул, — нас просто запрещено так именовать, мы не господа, я же вам сказал, мы — грязная масса.

Хосе усмехнулся и подумал: «А я тогда кто — сын индианки и еврея?».

— Дайте мне, пожалуйста, более тонкий нож, — сказал он вслух, и давайте сравним здоровую и пораженную ткани. У вас больше опыта во вскрытиях, помогите мне, пожалуйста.

Акико-сан аккуратно отрезал маленький, тонкий ломтик опухоли и задумчиво предложил:

«Потом надо будет посмотреть на другие внутренние органы, эта болезнь часто распространяется по всему телу».

Хосе улыбнулся, и, вырезав здоровую часть печени, устроив ее на подносе, передав Акико-сан лупу, попросил: «Вы тогда диктуйте, а я буду записывать, ладно?».

Джованни и отец Алессандро медленно прогуливались по ухоженному, большому саду миссии. Послушники-японцы, в простых, голубых кимоно, прореживали траву.

— Я посмотрел на карту, — Джованни взглянул на спокойную гладь океана вдали, — это и вправду, недалеко. Там хорошая гавань, так, что я вас понимаю, отец Алессандро.

— Ну что ж, — он улыбнулся, — давайте я возьму с собой Хосе и съездим туда, до зимы. Только вот зачем вы хотите, чтобы отец Франсуа с нами отправился? Он — Джованни приостановился и взглянул сверху вниз на иезуита, — сами знаете, предпочитает молитву и размышление, а не общение с людьми.

— Именно поэтому, — сварливо ответил отец Алессандро, и, остановившись у пышной клумбы, полюбовался цветущими, — бронзовыми, белыми, желтыми, — хризантемами.

— Вот же, — пробормотал он, — как в Европе, так монарх непременно ставит на свою печать льва, или орла, или еще что-нибудь такое, а тут…

— Цветок, да, — Джованни коснулся длинными пальцами особенно красивого, — даже и рвать их не хочется, настолько они прекрасны. Я тут, кстати, на досуге вздумал переводить Сайгё, на итальянский, хотя, конечно, сложно сохранить ритм, все слоги надо подсчитывать. Он как раз об этих цветах писал.

Отец Алессандро задумался и процитировал:

Осенью поздней  Ни один не сравнится цветок  С белою хризантемой. Ты ей место свое уступи, Сторонись ее, утренний иней!