Танец с драконами. Книга 1. Грёзы и пыль - Джордж Мартин

– Умоляя Чистокровных в Зале Тысячи Тронов, чтобы они оставили тебе жизнь, я сказал, что ты всего лишь дитя. «Глупое дитя, – возразил, поднявшись, Эгон Эменос Блистательный, – непослушное и слишком опасное, чтобы жить». В младенческом возрасте твои драконы были диковинкой. Взрослые чудовища – это смерть, разрушение, занесенный над миром огненный меч. – Ксаро вытер слезы. – Надо было мне убить тебя еще в Кварте.

– Я жила под твоим кровом, ела твою пищу, пила твой мед. В память о том, что ты для меня сделал, я прощу тебе эти слова, но впредь не дерзай угрожать мне.

– Ксаро Ксоан Даксос не угрожает. Он обещает.

Печаль Дени сменилась гневом.

– Я тоже обещаю тебе: если не уберешься отсюда еще до заката, мы посмотрим, способны ли лживые слезы погасить драконий огонь. Оставь меня, Ксаро. Без промедления.

Он вышел, не забрав с собой карту. Дени села, поглядела через шелковое море в сторону Вестероса и дала себе слово: «Когда-нибудь я приду».

На следующее утро галеон Ксаро ушел, но тринадцать «дареных» галей остались в заливе. На их мачтах развевались длинные красные вымпелы. Когда Дейенерис сошла в тронный зал, квартийский гонец молча положил к ее ногам черную атласную подушку, где лежала одинокая окровавленная перчатка.

– Что это? – не понял Скахаз.

– Нам объявляют войну, – ответила королева.

Джон

– Осторожно, милорд, тут крысы. – Скорбный Эдд спускался первым, держа фонарь. – То-то визгу будет, если наступите. Так моя матушка визжала, когда я был мальцом. Было в ней что-то от крысы, если подумать: волосы мышиные, глазки как бусинки, и сыр любила. Может, у нее и хвост был – не успел поглядеть.

Под землей весь Черный Замок соединяли ходы, прозванные червоточинами. Летом ими почти не пользовались, другое дело – в предзимье. Как задуют ветра да повалит снег, подземный ход – самое милое дело. Стюарды там уже вовсю шастали. Впереди слышалось эхо шагов, в нишах горели свечи.

Боуэн Мурш вместе с Виком-Строгалем, длинным и тощим, ждали на перекрестке четырех червоточин.

– Счета трехлетней давности – для сравнения с тем, что у нас в наличии на сегодняшний день. – Мурш вручил Джону толстую пачку бумаг. – Начнем с житниц?

Крепкие дубовые двери всех кладовых запирались на висячие замки величиной с суповую миску.

– Что, – спросил Джон, – подворовывают?

– Пока нет, но с приходом зимы неплохо бы поставить здесь часовых.

Кольцо с ключами Вик повесил себе на шею. Все они, на взгляд Джона, были одинаковые, но Вик как-то умудрялся находить нужный. Зайдя в кладовую, он извлекал из кошеля здоровенный кусок мела и метил каждый сосчитанный мешок и бочонок.

В житницах, помимо овса, ячменя и пшеницы, стояли бочки с мукой грубого помола. В овощных подвалах под связками лука и чеснока хранились мешки с морковью, пастернаком, хреном, белой и желтой репой. Круги сыра в особом хранилище можно было поднять только вдвоем. Следующая кладовка предназначалась для соленой говядины, свинины, баранины и трески – штабеля бочек насчитывали в вышину десять футов. Под коптильней висели триста окороков и три тысячи длинных черных колбас. Чулан с приправами вмещал перец, гвоздику, корицу, горчичные семена, кориандр, шалфей простой и мускатный, петрушку и глыбы соли. В других помещениях хранились бочонки с яблоками и грушами, сухой горох, сушеные фиги, грецкие орехи, каштаны, миндаль, вяленые лососи на палках, запечатанные воском кувшины с оливками в масле. Были и деликатесы: горшки с тушеной зайчатиной, оленья ляжка в меду, всевозможные маринады – капуста, свекла, лук, селедка и яйца.

По мере того, как они перемещались из одного подвала в другой, в коридорах становилось все холоднее.

– Мы под Стеной, – догадался Джон, заметив в воздухе пар от дыхания.

– А скоро будем внутри нее, – сказал Мурш. – На холоде мясо не портится – это лучше засола.

Поднявшись по деревянной лестнице за ржавой железной дверью, они оказались в проходе длиной с великий чертог Винтерфелла, но шириной не больше, чем обычная червоточина. На крючьях, вделанных в ледяные стены, висели туши лосей и оленей, говяжьи бока. С потолка свешивались свиньи, бараны, козлы, попадались даже лошади и медведи. Каждую тушу густо покрывал иней.

Считая их, Джон снял левую перчатку и потрогал оленя. Пальцы тут же прилипли и, попытавшись отдернуть руку, он сорвал себе кожу. Чего он, собственно, ждал? Над головой у него столько тонн льда, что даже Боуэну Муршу не счесть, а в кладовой холоднее даже, чем полагалось бы.

– Все еще хуже, чем я опасался, милорд. – Мурш, покончив с учетом, стал мрачнее Скорбного Эдда.

А Джон уж было подумал, что мяса здесь больше, чем во всем мире. «Ничего ты не знаешь, Джон Сноу».

– Как так? Мне сдается, у нас много всего.

– Лето было долгое, урожай обильный, лорды щедрые. Мы накопили достаточно на три зимних года – даже на четыре, если поджаться. Но теперь, когда нам приходится кормить людей короля, людей королевы и одичалых… В одном Кротовом городке тысяча ртов, и их все прибывает. Вчера к воротам явились трое, позавчера целая дюжина. Дальше так не пойдет. Поселить их в Даре, может, и хорошая мысль, но теперь уже поздно сажать и сеять. Не пройдет и года, как мы сядем на репу и гороховый суп, а там уж только кровь собственных лошадей пить останется.

– Мням, – произнес Скорбный Эдд. – Нет ничего лучше горячей лошадиной крови в холодную ночь, особливо со щепоткой корицы.

– Без болезни тоже не обойдется, – продолжал лорд-стюард. – Десны при ней кровоточат, зубы шатаются. Мейстер Эйемон говорил, что эта хворь лечится лимонным соком и свежим мясом, но лимоны у нас с год как вышли, и корму для скота мало. Придется забить сразу весь, кроме нескольких пар на племя. В прошлые зимы провизию подвозили с юга по Королевскому тракту, но с этой войной… Зима еще не настала, знаю, и все-таки я рекомендовал бы милорду перейти на зимние рационы.

«Людям это не понравится», – подумал Джон.

– Надо так надо. Урежем довольствие на четверть. – Братья и теперь жалуются на Джона – что будет, если им придется есть желудевую кашицу и заедать снегом?

– Хорошо, милорд. – Тон лорда-стюарда давал понять, что это далеко еще не предел.

– Теперь я понимаю, для чего король Станнис пустил одичалых за Стену, – сказал Скорбный Эдд. – Нам в пищу.

– Ну, до этого не дойдет, – с вымученной улыбкой ответил Джон.

– Вот и ладно. Больно они жилистые на вид, а зубы у меня уж не те, что в молодости.

– Будь у нас деньги, мы закупили бы провиант на юге и доставили сюда по морю, – заметил Мурш.

Будь деньги и будь у кого-то желание продать им еду. Надежда разве что на Гнездо. Долина Аррен, сказочно плодородная, совсем не пострадала во время боевых действий. Захочет ли сестра леди Кейтилин кормить бастарда своего зятя? В детстве Джону казалось, что она считает каждый съеденный им кусок.

– Охотиться можно, коли нужда придет, – вставил Вик-Строгаль. – Дичь в лесу еще есть.

– Кроме дичи, там водятся одичалые и кое-что пострашнее, – возразил Мурш. – Я бы не стал посылать охотников в лес, милорд.

«Где уж там. Ты и ворота бы запечатал навеки камнем и льдом». Половина Черного Замка согласна с лордом-стюардом на этот счет, другая половина исходит презрением. «Закупорим ворота, сядем черными задницами на Стену, а одичалые переберутся по Мосту Черепов или пройдут в ворота, будто бы запечатанные пятьсот лет назад, – сказал старый лесовик Дайвин за ужином два дня назад. – Нет у нас людей на сто лиг Стены, и Тормунд с Плакальщиком это знают не хуже нашего. Видали когда примерзшую к пруду утку? То же самое и с воронами». Разведчики почти все за Дайвина, а стюарды и строители больше склоняются к Муршу.

Но это пока терпит – сейчас надо что-то решать с едой.

– Отказаться кормить людей Станниса мы не можем при всем желании, – сказал Джон. – Король в случае нужды просто отнимет у нас провизию. И одичалых тоже придется кормить.

– Чем, милорд? – осведомился лорд-стюард.

«Кабы знать…»

– Придумаем что-нибудь.

Когда они выбрались наверх, по земле уже протянулись длинные тени. Тучи на небе напоминали клочья знамен. Оружейный двор пустовал, но внутри Джона дожидался королевский оруженосец Деван, кареглазый парнишка лет так двенадцати. Он сидел, замерзший, у горна, не смея шелохнуться из-за Призрака.

– Он не тронет тебя, – сказал Джон, но волк, стоило мальчику двинуться, тут же оскалил зубы. – Нельзя, Призрак. Уйди. – Волк послушно и совершенно бесшумно вернулся к говяжьей кости.

Деван, бледный ему в масть и весь потный, пролепетал:

– Его в-величество требует вас, м-милорд. – Он был одет в цвета Баратеонов, черное с золотом; поверх его собственного сердца пришили огненное.

– Просит, ты хочешь сказать, – поправил Эдд. – Его величество просит лорда-командующего к себе.

– Оставь, Эдд. – Джон был не в настроении для мелких придирок.