Год грифона - Диана Джонс

Остались одни только слуги, которые никак не могли понять, относится ли приказ императора и к ним тоже.

— Продолжайте, прошу вас, не буду вам мешать, — любезно сказал им Тит.

Он сунул голубя за пазуху и отошел в сторону вместе с мажордомом. Слуги принялись деловито прибирать со стола. Тит встал так, чтобы они могли его слышать.

— Семпроний, — сказал он мажордому, — прошу прощения, не могли бы вы прислать ко мне моего целителя?

Мажордом побледнел.

— Вашему императорскому величеству дурно? Ваше величество, я клянусь вам, мы принимаем все мыслимые предосторожности против возможных отравителей!

— Я уверен, что дело вовсе не в этом, — ответил Тит, не кривя душой. — Просто мне как-то не по себе сегодня.

— Я тотчас приведу целителя, ваше величество! И мажордом заторопился прочь, уводя с собой слуг.

Тит позволил себе чуть заметно улыбнуться. Вот и объяснение, отчего он отменит все назначенные встречи. Он вышел из беседки и принялся прохаживаться взад-вперед под ласковым осенним солнышком, дожидаясь целителя и легата Агриколу. Его гнев нарастал с каждым мгновением. Клавдия, считай, единственный его друг во всей Империи, а сенат пытается ее убить! У Тита было ужасно тоскливое и одинокое детство, пока его венценосный отец не женился вторично и не родилась Клавдия. Тит даже не помнил, чтобы он хоть раз смеялся до того дня, когда в возрасте девяти лет он впервые склонился над золоченой колыбелью и зеленокожий младенец радостно загулил, завидев его. А с тех пор как Клавдии исполнился год, она сделалась его другом и союзником, человеком, с которым он делился самым сокровенным, с которым можно было поболтать и пошутить. За это Тит прощал ей все, даже чужую, желчную мачеху, которую он до сих пор недолюбливал. Он выгораживал Клавдию, когда она делала что-то не так, особенно когда начались проблемы с этой ее странной, неуклюжей магией. А потом он обнаружил, что Клавдия, в свою очередь, покрывает его. И к тому времени, как Клавдия выросла, они сдружились еще крепче прежнего. Тит защищал Клавдию в сенате, когда сенат пытался объявить ее врагом государства, ссылаясь на ее невезение, и следил за тем, чтобы его личная гвардия не смела ей хамить. Гвардейцы презирали Клавдию за то, что она была полукровкой, и не скрывали этого. Тит пообещал себе, что за это им придется простоять на плацу в своих полированных доспехах по стойке «смирно» как минимум до вечера. День обещал быть солнечным и жарким.

Пришедший целитель негромко кашлянул. Тит стремительно развернулся, прижав к груди голубя. Когда строишь такие планы, как он сейчас, поневоле занервничаешь, будь ты хоть трижды императором.

— Ваше императорское величество меня звали? — спросил целитель.

Тит практически никогда не болел и потому почти не знал этого человека. Он представления не имел, на чьей стороне лекарь: сената или императора. Впрочем, целителям вроде бы запрещено принимать чью-либо сторону. Авось так оно и есть. Целитель был высоким, худым и надменным, что не сулило ничего хорошего. Ну, что ж поделаешь! Тит напомнил себе, что он все-таки император, и сказал:

— Да, звал, но не для себя. Я прошу вас исцелить этого голубя.

Целитель возмущенно отшатнулся.

— Ваше величество! Я лечу людей, а не птиц]

— Ну, в конце концов, разница не столь велика, правда ведь? — сказал Тит. — А голубь этот не простой. Это один из разумных голубей волшебника Дерка. Мне бы не хотелось, чтобы волшебник Дерк разгневался на Империю.

Целитель поджал губы.

— Что ж, значит, в это дело замешаны боги и отказаться я не смею. Покажите мне это существо, ваше величество.

Тит бережно вручил ему голубя. Целитель взял птицу в ладони и склонился над ней.

— Да ведь он весь в крови! Ни в коем случае не следовало отправлять его в таком состоянии!

— Вот и мне так кажется, — поддакнул Тит. — Я сделаю строгий выговор сенату и обрушу свой гнев на того, кто отправил птицу.

Ему показалось, что голубь одобрительно подмигнул ему розовым глазом.

Целитель поднес голубя к подбородку и сосредоточился.

— Вот, — сказал он примерно через полминуты, явно стараясь не показать, как он удивлен тем, насколько легко это оказалось. — Все в порядке, ваше величество.

Он вернул голубя императору. Глаза у птицы вновь сделались блестящими, и кровотечение остановилось.

— Спасибо! — проворковал голубь.

Целитель вздрогнул.

— Так он еще и говорящий?! Это все, мой император?

— Да, благодарю вас, — ответил Тит, который увидел идущего через сад легата Агриколу. — Ну и, разумеется, я никому не скажу, что вам пришлось опуститься до лечения птиц. А то пойдут слухи, начнутся шуточки… Если вам угодно, можете говорить, что у меня заболело горло.

— Спасибо, спасибо, ваше величество! — Целитель поклонился с неподдельной благодарностью и поспешил прочь.

«Вроде сошло», — подумал Тит. Он бережно усадил голубя в развилку дерева, где птица тотчас же принялась охорашиваться и чистить перышки, и зашагал навстречу командиру легионов Империи.

— Мой император! — воскликнул Агрикола, прежде чем они подошли друг к другу достаточно близко, чтобы беседовать, не повышая голоса. — Как удачно, что вы послали за мной! Я как раз собирался просить вас об аудиенции.

Агрикола был одним из немногих ветеранов, оставшихся в армии со времен туров. Тит лично выдвинул его из простых солдат и назначил на этот пост, когда в конце последнего тура король Лютер объявил войну Империи. Агрикола был широкоплечий, с мощными ногами, невысокий, со шрамом на длинном носу и по-прежнему смахивал на простого солдата, но легат из него вышел очень хороший. Тит надеялся, что он по-прежнему верен Империи. Вся проблема была в том, что слово «Империя» могло означать как императора, так и сенат. Так что в следующие несколько секунд предстояло выяснить, кому именно верен Агрикола.

— Зачем я вам понадобился? — спросил он.

— Причин немало, — ответил Тит, — и, по правде говоря, ни одна из них не имеет отношения к южным легионам. Во-первых, благородные сенаторы Антонин и Эмпедокл возвращаются в Империю из поездки в университет. Мне хотелось бы, чтобы вы отправили к северным границам надежных людей и арестовали сенаторов, как только они появятся.

Суровое лицо Агриколы начало потихоньку расплываться в улыбке. Тит увидел это, и в нем затеплилась надежда.

— А какое обвинение следует предъявить сенаторам, мой император? — осведомился Агрикола.

— Измена отечеству, разумеется, — ответил Тит. — Если они вдруг вздумают сопротивляться и их случайно убьют при аресте, я не особо огорчусь. Ну а если эти ублюдки… то есть благородные сенаторы послушно дадут себя арестовать, Антонина следует поместить в подземелья Тиволо, а Эмпедокла — на вершину башни Аверно, и любой, кто попытается передать им какое-либо послание или помочь чем-то еще, должен быть казнен на месте. Пусть эти благородные господа ждут суда.

Улыбка Агриколы сделалась шире. Да, возможно, этот человек верен все-таки императору…

— И сколько им так ждать, мой император?

— Погодите, дайте прикину.

Тит вчуже сам дивился тому, какая кровожадность в нем вдруг пробудилась.

— Антонину семьдесят лет, Эмпедоклу шестьдесят семь… Ну, пусть подождут годков двадцать. К тому времени все как-нибудь уладится. Во-вторых, мне нужен отряд кавалерии, преданный мне, лично мне, и никому другому. Есть ли у меня такие люди?

Агрикола теперь улыбался во весь рот. Да, все должно получиться.

— Да все легионы верны вам, и только вам, мой император! Ну, не считая сенатского, разумеется. Когда и где вам понадобится этот отряд?

— Пусть ждут меня через полчаса у северных ворот города, — сказал Тит. — Пусть каждый возьмет припасы с расчетом на неделю быстрой езды и заводного коня. Я присоединюсь к ним со своими лошадьми. И пусть скажут страже на воротах, что они нас не видели.

Улыбка Агриколы немного поувяла.

— А могу ли я спросить, куда…

— В университет, — ответил Тит. — Мне нужно лично убедиться, что Клавдия в безопасности. Мы поедем обходными путями, чтобы не встретиться с сенаторами. И в-третьих, можете ли вы мне сообщить, чем сейчас занимается сенат?

Агрикола перестал улыбаться и вновь посуровел.

— Они собрались на заседание. Всех созвали, даже старого немощного Сильвана.

— Замечательно! — воскликнул Тит. — Я так и думал, что к ним тоже прибыл голубь.

Агрикола взглянул на императора исподлобья, озабоченно и озадаченно.

— С вашего разрешения, мой император, я бы не сказал, что это замечательно. Поговаривают, что они намереваются вас сместить. Они, по слухам, созвали толпу юристов и адвокатов, чтобы все было законно. Я, собственно, именно по этому поводу и хотел вас видеть, ваше величество.

«Ах вот как! — подумал Тит. — Значит, они охотились не только за Клавдией! Они целились в меня. Дурень я, дурень!»

— Сместить меня, значит? На том основании, что я тайно готовлю волшебницу, чтобы с ее помощью захватить абсолютную власть и сделаться тираном?