Сталин - Эдвард Радзинский

Никому он так не писал.

Оставил он в Политбюро и Троцкого: нужно было еще приучить партию к новому положению вчерашних вождей. Для этого страшное слово «фракционер» должно вскоре стать их постоянным эпитетом... А пока он назначает Троцкого на рядовую должность в Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), но по Москве распространяются слухи о том, что это лишь ступенька, что Сталин задумал вскоре назначить Льва главой ВСНХ.

Поддавшись этим слухам, Троцкий ждет. Но ничего не происходит, и он понимает: над ним попросту издевались... Весь 1926 год он болеет – нервы. Друг Троцкого Иоффе, используя свои немецкие связи, устраивает ему лечение в Германии. Троцкий покидает Москву.

Сталин тоже уехал отдыхать в Сочи, оставив Москву на Молотова. Именно в этот период Молотов становится его верной тенью, как когда-то Коба при Ленине. Теперь «каменная жопа» почти ежедневно шлет ему письма в Сочи...

Сталин ходил в Сочи в белом чесучовом костюме, заправив брюки в черные сапоги. Насчет сапог он однажды сказал отдыхавшим с ним верным соратникам: «Это очень удобно. Можно так пнуть в морду некоторым товарищам, что зубы вылетят».

Это не было тупой шуткой. Каждый шаг поверженных вождей контролировался ГПУ и тотчас сообщался ему Молотовым в письмах. Вот от него пришла поразительная новость... И Сталин приготовился окончательно вышибить зубы врагам.

Троцкий, вернувшийся после лечения весьма поздоровевшим, жаждал «разогнать политические сумерки». К нему тотчас пришли проведавшие об этом Зиновьев и Каменев – предложили союз. Ему, столько раз преданному, столько раз оболганному ими! Как многие родившиеся в России, они были больны чисто русской болезнью: наивным романтизмом. И верили: как только они появятся вместе, партия немедля вспомнит героическое прошлое и пойдет за прежними вождями.

Они не желали видеть, что партийная масса давно прикормлена новым властителем, бюрократия, управляющая ныне партией, в подавляющем большинстве насаждена им же и страна совсем не хочет воскрешения кровавых революционных идей. Реально оппозиционеры могли опираться лишь на кучку молодых партийных фанатиков-идеалистов. Их выступление должно стать их самоубийством. Но Сталин уверен: они выступят, уязвленное самолюбие бывших вождей победит.

А пока в письмах он разрабатывает стратегию «вышибания зубов».

25 июня 1926 года. «Молотову, Рыкову, Бухарину и другим друзьям... Группа Зиновьева стала вдохновителем всего раскольничьего... Такая роль выпала на долю группы, потому что: а) она лучше знакома с нашими приемами, чем любая другая группа (еще бы – совсем недавно они вместе уничтожали Троцкого. – Э. Р.); б) она вообще сильнее других групп, ибо имеет в своих руках Коминтерн, представляющий серьезную силу... И удар должен быть нанесен именно по этой группе... объединить Зиновьева и Троцкого в один лагерь преждевременно и стратегически нерационально сейчас».

Да, лучше бить их по частям.

30 августа. «Здравствуй, Молотов. Дело идет к тому, что нам не миновать... снятия Григория (Зиновьева. – Э. Р.) с Коминтерна... Работает ли Наркомат иностранных дел в духе устроения Каменева (послом)...»

Каменева делают послом. Судьба оппозиционеров решена. В сытый буржуазный мир отправляет Сталин знаменитых большевиков, прежних ленинских соратников, а ныне его противников, практически высылая их из страны. В Берлине окажется бывший секретарь ЦК и член Политбюро Крестинский, в Праге – когда-то объявивший низложенным Временное правительство троцкист Антонов-Овсеенко, в Париже – бывший глава правительства Украины Раковский и с ним бывшие влиятельные члены ленинского ЦК – троцкисты Пятаков и Преображенский. В Австрию, Аргентину, Швецию, Персию... по всему миру разбросает он своих врагов. Пусть отдохнут, понаслаждаются жизнью. Пока.

В это время Крупская вновь попыталась поддержать старых соратников Ильича.

«Переговоры с Крупской не только не уместны теперь, но и политически вредны. Крупская раскольница...» – пишет Сталин Молотову из Сочи. Вернувшись, он «шутливо» предупредил Крупскую: «Если будете раскольничать, мы дадим Ленину другую вдову».

Он, который даст партии новую историю, где все основатели большевистской власти предстанут ее злейшими врагами, – он смог бы! И Крупская испугалась до конца жизни... Сталин отправит ее заседать в Центральную контрольную комиссию, где она будет утверждать самые дикие вымыслы против бывших сподвижников мужа.

Осенью на Кавказе он узнает: желанное свершилось – оппозиция решила приступить к отчаянным действиям.

23 сентября 1926 года, Молотову: «Если Троцкий в бешенстве и он думает открыто ставить ва-банк, тем хуже для него...»

В октябре оппозиционеры выступили в заводских ячейках, требуя дискуссии. Правда, тут же испугались и признали свое выступление «нарушением партийной дисциплины». Но поздно – Сталин изгоняет из Политбюро всех вождей Октября. Зиновьев перестает руководить Коминтерном. С этого момента оппозиции терять нечего – и начинается яростная война. Война обреченных.

Накануне XV съезда партии и десятой годовщины организованного им Октябрьского переворота Троцкому в созданном им государстве приходится организовывать... подпольную типографию, чтобы напечатать свою программу! Он знает: на съезде ему не удастся ее огласить – зал, послушный Сталину, заглушит его криками. Но ГПУ, конечно же, было в курсе, и Сталин ждал этого шага. За подпольную типографию сторонников Троцкого тотчас выгоняют из партии и арестовывают.

На очередном пленуме ЦК Троцкий произносит свою речь. Она еле слышна, ее прерывают проклятия и ругательства, неумолчные крики «Долой!», «Вон!». Под те же крики покидает трибуну Зиновьев. Сталин может гордиться: день ото дня все четче работает созданная им система.

Утром 7 ноября оппозиционеры устраивают демонстрации в Москве и Ленинграде – две последние демонстрации против власти Сталина. Более такого никогда не случится.

Конечно, ГПУ доложило ему о подготовке демонстраций, но он дал им состояться. Вынос партийных разногласий на суд беспартийной толпы считался величайшим преступлением в ленинской партии. Оппозиционеры сами подписывали себе приговор. И конечно, Сталин – сам блестящий организатор демонстраций – хорошо подготовился...

7 ноября небольшая толпа (в основном студенты) двинулась к Красной площади. Они несли транспаранты с лозунгами оппозиции: «Повернем огонь направо – против кулака и нэпмана!», «Да здравствуют вожди мировой революции – Троцкий и Зиновьев!».

Вскоре к колонне примкнул подобранный ГПУ «народ». Колонна доходит до Охотного ряда. Здесь, недалеко от Кремля, с балкона бывшей гостиницы «Париж» оппозиционеры должны были обратиться к беспартийным. И Сталин дает им это сделать. Члены ленинского ЦК троцкисты Смилга и Преображенский вывешивают лозунг «Назад к Ленину!». Находящиеся в колонне представители оппозиции кричат: «Ура!»

И тотчас последовали «протестующие действия трудящихся» – начали свистеть в заготовленные свистки, бросать принесенные помидоры. Подъехавшая на автомобилях группа во главе с секретарем райкома партии Рютиным врывается в запертое парадное. Одновременно красноармеец лезет по отвесной стене на балкон и срывает лозунг на глазах веселящейся толпы. Рютин и его компания проникают в дом и начинают избивать оппозиционеров...

Они все погибнут – и избиваемые Смилга и Преображенский, и избивавший их Рютин.

А пока в толпе начинают громко кричать: «Бей оппозиционеров!» И еще громче: «Долой жидов-оппозиционеров!» Демонстранты избиты и арестованы.

В это время готовилось торжественное заседание в Большом театре, посвященное юбилею Октября.

После заседания Эйзенштейн должен был показать свой фильм «Октябрь». Он не успевал и все ночи напролет монтировал картину. Г. Александров, бывший тогда вторым режиссером у Эйзенштейна, вспоминал:

"В 4 часа в монтажную вошел Сталин. Поздоровавшись, спросил:

– У вас есть в картине Троцкий?

– Да, – ответил Эйзенштейн.

– Покажите эти части".

После просмотра Сталин был категоричен: картину с Троцким показывать нельзя. И Эйзенштейн начинает вырезать из картины «Октябрь» того, кто был отцом Октября.

14 ноября Троцкий и Зиновьев исключены из партии. Вскоре сто кинотеатров одновременно демонстрируют революционный боевик «Октябрь» – без Троцкого. Фильм горячо одобрила Крупская, написав в «Правде»: «Чувствуется, что зародилось у нас и уже оформляется новое искусство. У этого искусства колоссальное будущее».

Она была права – зарождалось новое искусство. Ему Сталин заставит служить и Эйзенштейна, и прочих своих гениев.

На состоявшемся в декабре XV съезде под привычное сопровождение зала, одобряющего (его) и негодующего (по поводу оппозиции), он сказал: «Условие у нас одно: оппозиция... должна отказаться от своих взглядов, открыто и честно и перед всем миром. (Возгласы „Правильно!“, продолжительные аплодисменты.) Она должна заклеймить ошибки, ею совершенные... Она должна передать нам свои ячейки, чтобы партия имела возможность распустить их без остатка. Либо так, либо пусть уходят из партии. А не уйдут – вышибем. (Возгласы „Правильно!“, продолжительные аплодисменты.)».