Час дракона - Роберт Говард

За спиной у него стояла, внимательно вглядываясь в его рослую фигуру, стройная девушка. Ее мраморная кожа указывала на то, что она происходит из какого-то древнего аристократического рода Стигии: она была высокого роста, с хорошей фигуркой, а на лбу ее, среди разметавшихся черных волос, горел большой алый рубин в золотой оправе. Кроме пары обшитых шелком сандалий и широкой, украшенной драгоценными камнями набедренной повязки, на ней ничего не было.

— Что ты здесь делаешь? — спокойно спросила она.

Раскрыть рот и ответить ей означало бы обнаружить свое иноземное происхождение. Поэтому Конан стоял безмолвно — устрашающий суровый силуэт в омерзительной маске с колышущимися перьями. А глаза его ощупывали мрак за ее плечами, но там никого не было видно, хотя могло случиться, что по ее зову сюда может сбежаться целая толпа воинов.

Она бесстрашно подошла ближе.

— А ведь ты не жрец, — произнесла она. — Ты воин, и это видно даже под плащом и маской. Между жрецом и тобой разница такая же, как между мужчиной и женщиной. О, господи! — вскрикнула она, широко раскрыв от изумления глаза. — Да ты ведь даже не из Стигии!

Быстрым движением он протянул к ней руки и слегка сжал ее хрупкую шею.

— А ну-ка тихо! — шепнул он. Ее гладкое белое тело было холодно, как мрамор, а во внимательных темных глазах не было заметно и тени страха.

— Не беспокойся, — спокойно сказала она. — Я тебя не выдам. Но ты безумец, если пришел в запретное для всех непосвященных святилище Сета!

— Я ищу жреца Тутотмеса, — ответил он. — Этот человек здесь?

— А зачем он тебе?

— Он украл у меня принадлежавшую мне вещь.

— Хорошо, я провожу тебя к нему, — заверила она с такой готовностью, что у него сразу же появились подозрения.

— Ты лучше не играй со мной, девочка! — предупредил он.

— Я не шучу. Мне незачем выгораживать Тутотмеса.

Некоторое время поразмыслив, он, наконец, решился. В конце концов — теперь он был точно так же в ее воле, как и она в его.

— Ладно. Иди рядом, — согласился он, сжимая ее руку и отпуская горло. — Но смотри! Если сделаешь хоть один подозрительный шаг…

И она повела его вниз по коридору, все ниже и ниже. Вскоре светильники исчезли, и он скорее чувствовал, чем мог различить во мраке ее силуэт. А один раз, когда он обратился к ней, она повернула к нему лицо и он с изумлением заметил, что глаза ее светятся во тьме золотистым огнем. И вновь в душе его проснулась тревога, но отступать было поздно, и он продолжал следовать за ней по лабиринту темных ходов и коридоров, под конец утеряв свое природное чувство направления. Он уже клял себя за то, что влез в эти темницы, но ничего не мог поделать. В один из моментов он ясно ощутил в темноте перед собой присутствие живого существа и исходящее от него резкое ощущение голода, и, если его не обманул слух, до него донеслось какое-то слабое движение, быстро стихшее в отдалении после едва различимого ответа девушки.

И вот, когда он уже совсем впал в отчаянье, они внезапно вошли в освещенную алым пламенем свечи небольшую комнату. Каким-то шестым чувством он определил, что место это находится глубоко под землей. Он осмотрелся. Комната эта со стенами, выложенными полированным черным мрамором, была почти квадратной и обставленной согласно обычной стигийской моде. А посреди комнаты стояло прикрытое черной шелковой накидкой ложе, неподалеку от которого возвышался на каменном основании расписанный барельефами саркофаг.

По всем четырем стенам комнаты располагались двери из черного дерева. Конан выжидающе поглядел на них и с удивлением отметил, что девушка не собирается никуда дальше идти. Томно распростершись на ложе, она закинула руки за голову и взглянула на своего гостя из-под длинных тяжелых ресниц.

— Ну и что? — раздраженно спросил он. — Куда ты меня привела? Где Тутотмес?

— Не спеши, — ответила она лениво. — Всему свое время… Что теперь значит час… день, год или даже столетие? Сними маску. Я хочу увидеть твое лицо…

Усмехнувшись, Конан стянул тяжелую маску, и девушка с одобрением кивнула, окидывая горящим взглядом его скуластое, покрытое шрамами лицо.

— В тебе есть сила… огромная сила…

Все это совершенно перестало ему нравиться. Он положил ладонь на рукоять ножа и обошел комнату, с беспокойством заглядывая за портьеры, не переставая следить за хозяйкой этих апартаментов.

— Если ты заманила меня в ловушку, — угрожающе произнес он, — то долго не проживешь. А ну слезай с топчана и делай то, что обещала, а не то…

И вдруг он замолчал, поглядев на саркофаг, на инкрустированной слоновой костью крышке которого было вырезано изображение, поразительно жизненное и потому пугающее. И оно что-то до боли напоминало. И тут, словно в шоке, он понял, что это: перед ним был портрет лица девушки, что в небрежной позе лежала перед ним на ложе. Ее портрет! Но этого не могло быть — не было никаких сомнений, что этому саркофагу уже не менее, чем несколько сотен лет. На расписной крышке проступали архаичные иероглифы, и, покопавшись в своей богатой памяти, Конан перевел:

— Акиваша!

— Ты слышал о княжне Акиваше? — отозвалась девушка.

— А кто ж о ней не слышал? — иронично буркнул он. Имя этой дьявольской, но тем не менее прекрасной женщины ходило по всему свету в легендах и песнях, несмотря на то, что уже десять тысячелетий минуло с тех пор, когда жена правителя Стигии Тутхамона предавалась кровавым вампирским пиршествам в черных подземельях древнего Луксура.

— Единственным ее преступлением было то, что она очень любила жизнь и все, что та с собой несет, — произнесла задумчиво хозяйка комнаты. — И, чтобы сберечь себе жизнь, она сеяла смерть. Она не могла вынести мысли, что будет стариться, покрываться морщинами, слабеть и в конце концов умрет, как старая ведьма. Она служила Мраку любовницей, и он подарил ей за это жизнь, но не такую, что ведома обычным смертным: она с тех пор не могла ни постареть, ни умереть…

Еще несколько мгновений Конан молча буравил ее лицо своим пронзительным яростным взглядом, а потом резко обернулся и сорвал с саркофага крышку. Тот был пуст. Зато за спиной у него раздался взрыв смеха, от которого в жилах у него застыла кровь, а на голове зашевелились волосы.

— Значит, ты и есть Акиваша? — скрипнул он зубами. Она рассмеялась, тряхнув матово блестящими темными волосами и томно поведя плечами.

— Да, я и есть Акиваша! Я та, что никогда не познает старости и никогда не умрет! Та самая, что, как говорят глупцы, унесена богами на небо в расцвете молодости и красоты, чтобы стать королевой небесных садов! О, нет! Лишь Тьма может дать человеку бессмертие. И я умерла десять тысяч лет назад, чтобы обрести вечность. Поцелуй меня, мой милый!..