То самое чувство - Лия Роач

– Я не планирую никакой пакости. Спросила просто так. Не злись.

Он наконец поворачивает голову ко мне и улыбается. Я касаюсь губами его слегка колючей щеки и выхожу из машины.

– До вечера, – говорит он вдогонку.

Шагая к крыльцу, я достаю из рюкзака телефон. Вижу свежее сообщение от Дэна с вопросом:

"Ну так мы увидимся сегодня?"

Пишу ему "Нет" и, догнав на верхней ступеньке Виолетту, смеясь, хватаю ее под руку.

19 То самое чувство: Смущение

– Готова? – спрашивает Никита, привычно паркуясь в кармане во дворе своего дома.

– К чему? – не понимаю я. – Подождать тебя, пока ты сбегаешь домой?

– Нет, сегодня ты поднимешься вместе со мной.

– В твою квартиру?! – я подпрыгиваю на своем кресле.

– В ту, где я живу, – с улыбкой поправляет меня он.

– К твоим родителям?! – Мало сказать, что я в ужасе. Я на панике и буквально готова дать дёру.

– Да, мама очень хочет познакомиться с тобой.

– Твоя мама? Она разве не в Лондоне?

– Сегодня Новый год, – говорит он укоризненно. – Праздник семейный, и мама не могла его пропустить – Беловы чтут традиции и семья для нас превыше всего. Мама вернулась вчера вечером и первым делом спросила о тебе.

– Как она обо мне узнала? – продолжаю я его допрашивать, стремясь оттянуть, быть может, не такой уж неприятный, но очень нервирующий момент.

Никита смотрит на меня взглядом, говорящим "включи мозги, Кира":

– Вообще-то, трудно не догадаться, что у меня есть девушка. Никаких сверхспособностей для этого не нужно.

– Вообще-то, она у тебя и раньше была, – огрызаюсь я, уязвленная его снисходительным тоном.

– Ну ладно, трудно не догадаться, что у меня новая девушка – с прошлой мы почти не виделись, – отвечает он спокойно.

– Но она тоже бывала у тебя дома.

Я понимала, что это прозвучит как упрек, но все равно произнесла то, что вертелось на языке.

– Да, – кивает он, не моргнув глазом, – и за эту ошибку я буду расплачиваться до конца дней.

– Не ёрничай! – бурчу я беззлобно.

– Не буду, – обещает с улыбкой. – Короче, и догадаться нетрудно, и, кроме того, тебя уже видели и мой отец, и бабушка. Маме неприятно быть самой неосведомленной в этой компании.

Я упрямо думаю, что есть еще его братья, которые тоже со мной незнакомы, так что мама не единственная и не последняя, но вслух эту мысль не озвучиваю – уверена, Никита воспримет это как вызов и потащит меня знакомиться еще и с братьями. Мне и его мамы хватит.

– Ну что, идем?

Глубоко вздохнув, я смотрю на него с сомнением и неуверенно киваю. Он улыбается и сжимает мою ладонь.

– Не трусь.

У меня улыбка совсем не получается.

Мы покидаем машину и идем в подъезд. Лифт игнорируем – на третий этаж можно подняться и пешком.

– А что если я не понравлюсь твоей маме? – спрашиваю негромко, медленно переступая со ступеньки на ступеньку впереди Никиты, тем самым тормозя и его.

Воспоминания о "теплом" приеме Никитиной бабушкой еще свежи, и повторения истории мне бы очень не хотелось.

– Ну что ж, – драматично вздыхает он, – тогда мне повезет избежать знакомства с твоими родителями, ну и придется искать себе другую девушку…

Я резко останавливаюсь. Он, конечно же, упирается в меня, и я, не оборачиваясь, делаю движение своей пятой точкой назад, толкая его в живот. Он обхватывает меня руками и мурлычет заигрывающе:

– А это так обременительно. Поэтому ты уж постарайся ей понравиться. Ради меня.

В притворном гневе я вырываюсь из его объятий и продолжаю считать ногами ступеньки. Мы подходим к правой двери на площадке третьего этажа. И прежде, чем позвонить, Никита говорит:

– Не волнуйся. Все будет хорошо. Кстати, маму зовут Галина Аркадьевна.

– Я помню, – киваю отрывисто. – А папу – Юрий Палыч.

– Папу можно просто – папа Юра.

Я приглушенно смеюсь, хотя все внутри меня трясется от страха и неуверенности в себе. Я чувствую себя хуже, чем перед дверью стоматолога. В детстве я их ужасно боялась и динамила школьные профосмотры, едва не доведя свои зубы до катастрофы. К счастью, у меня оказалась хорошая наследственность, и моя трусость не вышла мне боком. И хоть сейчас я по-прежнему боюсь посещать стоматолога и оттягиваю визиты к семейному врачу как только возможно, мой страх уже не такой панический, как раньше. Да и зубы всегда оказываются в порядке. Мне делают чистку и отпускают. Возможно, это слегка притупило мой страх.

Никита не звонит, а просто открывает дверь – Беловы тоже не запираются или нас ждали?

Я вхожу в неширокий коридор следом за Никитой и остаюсь за его спиной.

На звук открывающейся двери из дальней комнаты появляется высокая немолодая женщина со светлыми, слегка вьющимися, уложенными в аккуратную прическу волосами. Она улыбается мне, выглядывающей поверх плеча ее сына, так, будто знает меня сто лет и очень рада видеть. Я смущаюсь, но не могу не улыбнуться в ответ. Никита делает шаг в сторону, чтобы не загораживать меня собой, а я сразу чувствую себя незащищенной, будто раздетой.

– Здравствуйте, Кира. Спасибо, что согласились зайти к нам.

– Спасибо, что пригласили, – мямлю еле слышно.

Из ближайшей двери выглядывает усатый, чуть полноватый мужчина. Он улыбается сдержанней, но приветствует меня, как старую знакомую.

– Привет. Чего встали в прихожей? Проходите в комнату.

Мы входим в гостиную, в центре которой красуется большой накрытый скатертью стол и сервированный посудой и приборами стол. Я быстро считаю тарелки и понимаю, что мы – не единственные приглашенные.

– Будут еще гости? – шепчу на ухо Никите, приподнявшись на цыпочки, пользуясь тем, что мы пока в комнате одни.

– Будут, – отвечает он негромко, – но позже. Придут братья, привезут бабушку. Но мы успеем уйти, – быстро добавляет, наверное, заметив, как я побледнела. – Ма…

Договорить он не успевает – в комнату входит Галина Аркадьевна.

– Да, мы подумали, что знакомство со всей нашей большой семьей сразу будет слишком большим потрясением для вас.

Обращение на "вы" смущает меня, кажется, даже сильнее, чем сам факт первого в моей жизни знакомства с родителями молодого человека.

– Присаживайтесь, Кира, на любое понравившееся место. Сейчас будем пить чай.

Никакого чая я, конечно же, не хочу. Ничего не хочу, кроме как поскорее отсюда убраться. Мне так неловко и так страшно, что я близка к обмороку – конечности холодеют, кровь от лица отливает, а сердце бьется все медленнее, как будто тоже мечтает стать невидимкой. Мама освобождает край стола