7 проз - Вячеслав Курицын

Был в Питере. Из тамошних новостей: ослеп художник Тимур Новиков. "Новый академик". Говорят, от СПИДа. Может, врут.

Для истории искусств, да и просто для искусства, это богатый и яркий сюжет. Описывать его, однако, прерогатива сильно пострадавшего человека, который, наверное, испытает некоторые сложности с фиксацией упомянутой яркости: она, яркость, хоть и концептуальная, но без представлений о насыщенности цветов, видимо, невозможна.

Я иногда думаю, что могу ослепнуть. У меня не очень хорошее зрение, и вряд ли с годами - особенно при ежедневном общении с компьютерным снарядом оно улучшится. Скорее процесс будет обратным. И сложно предугадать, как далеко он зайдет.

Может быть, проступание из стены очков без стекол - это как раз постепенное обретение слепоты.

Внутри стены осуществляет себя каким-то образом концентрированная визуальность, и, пройдя через ее валки, шлюзы и перекаты, зрение выпрастывается наружу опустошенным.

Можно ведь отнестись к зрению как к иссякаемому материалу: вот, скажем, мел. Он порождает картинки, а сам стирается, уменьшается, крошится и сходит, наконец, на нет.

(В детстве у меня была книжка "Привет, Каролинка" про польскую девочку, у которой был волшебный мелок: он исполнял желания и параллельно уменьшался; был еще сиквел про голубую бусинку, которая, по мере удовлетворения желаний, теряла окрас, пока не превратилась в слезинку).

Так же и зрение: оно порождает какие-то изображения на сетчатке, но крошится и стирается о шершавую визуальность. Внутри стены мир сжат очень плотно, и протискиваться через эту плотность трудно: крошится вдвойне.

И пустая оправа, как пустой держатель для мела, вываливается из стены на проволочном треугольнике, как испорченный механизм, как кукушка из часов.

Визуальность как аттракцион мила тем, что она всегда, как бы это выразиться, под рукой. Сделай дома темноту, закрой глаза. Попытайся сосредоточиться на том, что ты видишь с закрытыми глазами в темноте. Что ты видишь, Мартина? Расфокусированную серость или черность, какую-то нерезкую невидимость? Как можно с ней обращаться?

Если где-нибудь не очень далеко (в другой комнате, хотя и при закрытой двери, от луны, хотя и при сомкнутых шторах) плещется в пространстве какой-нибудь свет, он давит тебе на глаза, и видимая тобою серость может быть утемнена. Простой способ: положить ладони на глаза. Стало гораздо темнее. Но это - если положить их прямо на глаза.

А если держать руки в десяти сантиметрах, в полуметре перед закрытыми глазами? (Я забыл предположить, что субъект лежит на спине.) Разрешающая способность сомкнутого глаза не настолько велика, чтобы отмечать движение теней, которые отбрасывают на внешнюю сторону век руки, повисшие в темноте. И все же - вот я лежу и делаю этими руками какие-то пассы, переплетаю их, обращаю их в фиги, и мне кажется (не то чтобы я поставил после слова знак вопроса, но хотя бы вставлю в скобки кавычки: не такие определенные, как если бы они седлали само слово, но все же: ""), что по серости, которая распласталась под моими веками, плавают проникшие-таки через плоть тени.

Они еле различимы, если не вовсе фальсифицированы той машинкой, которая отвечает во мне за литературу. То есть, наверное, естественно предположить, что поскольку руки действительно плавают в темноте перед лицом, то и изменения интенсивности темноты перед закрытыми глазами должны иметь место. Сомнительно, что схлопнутое под веками зрение способно их уловить. Однако я сам оказываюсь способен уловить себя на том, что вглядываюсь в темноту уже бог знает сколько времени и вдруг начинаю подниматься корпусом навстречу этим теням. Таким приблизительно образом, каким покойники встают из гроба.

(Здесь, впрочем, необходимо уточнить, что сеансы вглядывания в схлопнутую темность я сопровождаю, вернее, предваряю дыхательными упражнениями, которые придумал сам некоторое время назад; и не придумал даже, что там придумывать, а просто стал делать. Несколько месяцев назад я поймал - уловил! - себя на том, что лежу на спине и сильно - глубоко втягиваю воздух через нос. Потом, когда легкие - они ли? признаюсь, Мартина, я до смешного мало знаю о человеческой анатомии - до отказу набиты вдохнутым, я это дело, как несложно понять, выдыхаю. В общем, глубокое дыхание через нос, всех делов. Сколько сил хватит - нет, сколько будет нравиться и хотеться. Присущие попытки: ощущать оборотом ноздрей, тамошними волосками, как проходит мимо поток воздуха; ощущать внутренними органами ту форму, которую принимает-занимает вдохнутый объем... Так вот: эти сеансы часто заканчиваются тем, что я неожиданно для себя вскакиваю, как помянутый труп - то есть сначала верхней частью тела, - и куда-то иду, не сразу соображая, я сам или просто контур выскочил из акта дыхания).

Я задал себе вопрос: та серость-темность, которая упластована под закрытыми веками, имеет ли она глубину? Или это просто экран, простыня для призраков и теней? Отвечал я на вопрос так: концентрировался на верхней, по моим представлениям, точке доступной мне визуальности и повторял фигуру встающего из гроба (с инверсией: ложащегося позже обратно). Я полагал, что при таком движении глубина должна меняться, то есть точка концентрации зрения должна пройти по эдакой дуге, и я пойму, что это дуга. Но очень быстро, после второго или третьего опыта, темность-черность обратилась в раздражающую мельтешню. Это было похоже на усталость.

Возможно, свою роль сыграла специальность, отрефлектированность намерения. Когда во время сеанса зрения-в-темноте мне удается расслабиться, сами собой приплывают - по ощущению именно из глубины - разные картинки. Скажем, я вижу лица. Очень маленького размера. Где-то сверху и справа от поля моего черного зрения возникает кружочек с рожей лица. Поток мыслей, очевидно, не отключен (мне трудно выбраться из вечно струящейся через сито мозга литературы), но рассовмещен с другими потоками: я фиксирую, что вижу и рассматриваю лица как бы с удивлением. Это для меня "оказывается": оказывается, вот я чем занят уже какое-то "время". Бог весть почему оно попало здесь в кавычки: может быть, это просто свойство встроенной литературы: обнаруживать всякое действие как длящееся откуда-то, то есть имевшее по дороге возможность обрасти какими-никакими смыслами. Но вот оно уже потеряло кавычки, и через какое-то оно я теряю из вида лица, пытаюсь снова вызвать их из темноты, стараюсь, подвинчиваю тумблеры зрения, и начинается уже упомянутое - мельтешня. Вплоть до того, что на края поля начинают врываться какие-то то ли белые, то ли зеркальные пятна. В этот момент я не выдерживаю и открываю глаза.

Вот вопрос: а мог бы я не открывать глаза, а просто перестать вглядываться в темноту? Ведь далеко не всегда, лежа с закрытыми глазами, я это делаю? И оказывается, что попытка не-смотреть, то есть разрефлектировать свою субъектность, напоминает упражнение типа "не думать о сахаре". Что, в общем, было и так ясно.

Из неясного: лежа на спине, с закрытыми глазами, плавая руками перед собой, я начинаю как бы лепить ладонями в воздухе шар. Нащупывать в пространстве пазуху в форме шара. Сбить потоки пустоты в шар. Что-то такое.

Я пытался приколоться к плотности ощущений. Думал почувствовать под ладонями шарообразную поверхность, по которой можно скользнуть рукой, на которую можно надавить, которая может иметь температуру... Нет, вот литературность, пойманная за что ни на есть шкирку. Во время опыта я не ждал внятных форм, а ждал, что пустота под руками, пустота в границах формуемого шара будет иметь несколько другую плотность и я сумею это различить, как ухитряюсь различать скольжение теней по пустому экрану. Сосредоточившись на этой жажде, я упустил из виду, как край поля зрения словно бы приподнялся (или поле на миг стало прозрачным, или просто потерялось из виду) и мелькнуло что-то шарообразное и живое. Мне стало очень грустно, даже погано: я очень расстроился - тогда, в ходе опыта, - что не успел сосредоточиться на видении. И мне повезло: оно мелькнуло еще и второй раз, и третий! Это были на редкость краткие вспышки где-то на самых краях зрения, но все же я рассмотрел внятно: это был шар со зрачком или болтающийся (кажется, вращающийся - хотя именно вращение есть, очевидно, первое, что сфальсифицировала бы в данной ситуации литература) в пустоте шарообразный глаз. Культурный опыт бьет под дых: сейчас, пытаясь как-то прикинуть эту картинку, я вижу (метафоричность этого "вижу" настолько откровенна, что кавычки и не нужны; конечно, не "вижу", а так что-то, представляю) этот глаз вращающимся подобно голубой планете Земля на снимках из космоса. Хотел бы я иметь то же самое видение до космической эры.

Если бы я захотел вытащить этот образ на самый передний план, если бы я захотел, скажем, оставить живописную память о нем, я бы нарисовал что-нибудь очень тупое. У меня бы получился какой-нибудь сюрреализм: шар, чья оболочка радужна и переливчата, и странное варево внутри, из которого восходит зрак что твой дух из первоводы. Хотя по ощущению это было ближе к раскрашенной капле ртути.