Время перемен - Александр Мазин

Я молчал.

— Отвечай, черт побери! Что еще за недоверие? Может, ты забыл, что месяц назад мы именно из-за тебя пошли на конфликт с североамериканцами?

— Смею предположить, что я был не более чем поводом, — сказал я. — Смею предположить, Комитет уже давно планировал подобную акцию.

— Ну ты нахал, — холодно произнес мой начальник.

Доктор Сунь захихикал.

— Ай да майор! — произнес он. — Право, Танимура, если вы его всё-таки отправите в отставку, я возьму его к себе. Его интеллектуальные претензии тянут на специального координатора, не меньше. Все-таки в этих русских военных академиях дают отменную подготовку. А сейчас позвольте, мы разъясним майору, что именно с ним проделали.

— Извольте, — буркнул Хокусай.

— Вы знаете, что такое гормональные биоимпланты, майор?

— Это когда человеку подсаживают колонию клеток, вырабатывающих определенный гормон?

— Такие биотехнологии применялись лет пятьдесят назад. Потом от этой методики отказались и перешли к так называемой дрейфующей системе, когда имплантированные клетки вводятся не хирургически, а через кровеносную систему, а затем разносятся кровотоком по всему организму, сохраняя, впрочем, все требуемые качества и при этом не будучи опознаны иммунной системой организма-носителя как чужеродные. Именно последнее и было самой сложной проблемой, но ее, к счастью, успели решить до появления феномена спонтанной деструкции. Гормоны же, как вы, вероятно, знаете, — это главный биохимический управляющий обменных процессов. Управляя гормональным фоном, можно добиться фантастических результатов. Например, остановить процессы старения. И более того, запустить его в обратном направлении. Но этот механизм чрезвычайно сложен. Мельчайшая неточность ведет к необратимым последствиям, не менее опасным, чем попытка вмешательства в базовый человеческий геном. Кстати, майор, вы знаете, почему такие попытки были запрещены?

— «Ифрит»? — предположил я.

— Нет. Запрет был введен за десять лет до того, как было зарегистрировано первое проявление «ифрита». Причина — в непредсказуемости последствий. Человек — безукоризненно сработанная система. Любое сколько-нибудь заметное вмешательство, попытка внести в геном дополнительные полезные свойства, наследуемые потомками, скажем, усиленный слух или обоняние, приводила к серьезным нарушениям других функций.

— Почему? — спросил я. — Ведь есть люди, которые видят в три-четыре раза лучше, чем большинство. Например, мой напарник майор О’ Тулл. И с другими функциями, насколько мне известно, у него тоже полный порядок.

— Правильно, — согласился доктор Сунь. — Когда работает Природа, всё нормально. Поскольку изменяется не отдельный участок хромосомы, а весь геном целиком. Существует естественный механизм, поддерживающий баланс. Но нам этот механизм, к сожалению, неизвестен.

Однако вернемся к гормонам. Семнадцать лет назад в одной из индийских лабораторий был создан вирус, способный, если можно так выразиться, законсервировать общий гормональный баланс.

— Прошу прощения, доктор, но разве содержание гормонов в крови — постоянная величина?

— Нет, конечно. Речь идет не о текущем содержании в крови того или иного гормона, а о стабилизации работы клеток, этот гормон выделяющих. К сожалению, иммунная система этой заботы «не понимала» и преспокойно уничтожала измененные вирусом клетки. Понадобилось еще три года, чтобы решить эту проблему. Но нам это удалось. Правда, процедура это чрезвычайно дорогостоящая, но зато на выходе мы получаем человека с многократно усиленными иммунными функциями и, по предварительным данным, не подвластного возрастным изменениям. Вам понятно, что это означает, майор?

— Пожалуй. Можно вопрос, доктор Сунь?

— Разумеется.

— Когда вы сказали, что сумели решить проблему, что имелось в виду?

— То, что я сказал. Мы решили проблему.

— Каким образом?

— А как, по-вашему, решают научные проблемы, майор? Головой и руками.

— То есть вы занимались научными разработками по генной инженерии?

— Да, — не стал вилять доктор Сунь. — Мы это делали, майор. И делаем сейчас. Строго контролируя ситуацию, разумеется, но делаем. Иногда приходится идти на определенные отступления от правил ради стратегических интересов.

«Ну ты и гад!» — подумал я.

— Танимура-сан, это правда?

— Да, — кивнул Хокусай. — Это правда, Артём.

— И вы мне так просто это говорите? А если я пожелаю обнародовать эту информацию?

Хокусай испепелил меня взглядом, а Сяо Сунь опять захихикал.

— У вас все офицеры такие свободомыслящие, Танимура? — осведомился он.

Хокусай промолчал. Я видел, что он с трудом сдерживает гнев, но мне было наплевать. Я столько лет боролся с теми, кто провоцирует «ифрит», а теперь мне сообщают, что главным преступником является сам «Алладин».

— Вам никогда не говорили, майор, о том, где лучше прятать лист?

— В лесу, — буркнул я.

— Загляните на информационные узлы тех, кто обличает наш Комитет, и вы убедитесь, что на каждом нас обвиняют именно в запрещенной научной деятельности. Причем эти обвинения порой выглядят довольно убедительно. А знаете, почему?

— Потому что это правда.

— Потому что мы сами их составляли. Разве вас не учили в русской военной академии, майор, что самая сложная задача — не добыть информацию, а определить степень ее достоверности. В сети есть всё. Все секреты всех государств и сообществ. Во всяком случае, там есть все данные, позволяющие узнать правду. Более того, мы знаем, что можно взломать любую защиту любой информации. Это всего лишь вопрос времени и квалификации. Но как определить, что лежит за взломанной дверью: истина или фальсификация? А теперь скажите мне, майор, зачем в таком случае вообще ставить защиту?

— Чтобы выявить факт проникновения, — сказал я. — Доктор, я не намерен сливать информацию в общую помойку. Но если я поделюсь ею с моими соотечественниками, думаю, мне поверят…

— …И попросят вас держать язык за зубами, — перебил меня Сяо Сунь. — Россия — наш естественный союзник на мировом поле.

— В борьбе с кем?

— С Китаем, разумеется. В настоящий момент именно Китай активнее других претендует на мировое господство.

— Вы считаете, что это плохо? Вы же китаец, доктор Сунь.

— Прежде всего я — сотрудник Международного координационного Центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции. Так же, как и специальный координатор Хокусай. Так же, как и вы, майор. Мы защищаем интересы не отдельного государства, а всего человечества. Всего вида хомо сапиенс.

— Хомо сапиенс сапиенс, — уточнил я. Все-таки я сын археолога с мировым именем.

— Да, верно, — согласился Сяо Сунь. — Интересы нашего человеческого вида. И чтобы мы могли это делать, мы должны иметь возможность принудить то или иное государство к выполнению наших требований…

— …Требований Мирового Сообщества, — уточнил я.

— Заткнись, — сказал Хокусай. — И слушай.

— Вы любите свою страну, майор? — спросил доктор Сунь.

— Разумеется. Как можно не любить родину?

— Можно, майор. Уверяю вас: даже в вашей прекрасной стране найдется множество граждан, которые родину не любят. А лет сто назад таких граждан было в десятки раз больше. А еще через сто лет, вполне возможно, их снова станет больше. И это, скорее всего, будет совсем не та страна, в которой вы родились. Мир меняется, майор, и меняется очень быстро. Пройдет сто лет — и ваша родина изменится радикально. Вот увидите!

— Это вряд ли, — заметил я. — Сто лет я не проживу.

— Проживете, — сказал доктор Сунь. — Если, конечно, не умрете насильственной смертью. Вы имеете все основания на это рассчитывать. Так же, как я. Да, майор. И я — тоже. Потому что двенадцать лет назад мне тоже сделали аналогичную операцию. Правда, в отличие от вас, я не испытал никаких негативных ощущений, и, признаться, очень этому рад. Мой организм не так крепок, как ваш. А теперь скажите мне, майор, как вы думаете, почему мы, управляющий совет, решили подарить вам бессмертие?

— «Трехглазый пессимист»? — предположил я.

— Отчасти. Мы, майор, готовим эксперимент, ключевой эксперимент. Если нам удастся его осуществить, то, вполне возможно, мы докопается до причин и «ифрита», и всех прочих феноменов, направленных против человечества. И вы, майор, будете одним из главных действующих лиц этого эксперимента.

Не скажу, что я запрыгал от восторга.

— И в чем он состоит, этот эксперимент? — спросил я.

— Вы узнаете в свое время, — с хитрой улыбочкой заявил доктор Сунь. — Этот листик еще не проклюнулся из почки. Но вы очень важны для нас, майор. Не думайте, что мы вам не доверяем. В доказательство сказанного я готов санкционировать ваш допуск к любой другой информации, какую вы пожелаете получить.