Гамбит старого генерала - Я. Таляка

На этом лекция по азам магии прервалась возмущенным воплем.

БУ-У-УМ… Что за?.. Значит, не показалось? Значит, не показалось! Едва ощутимая вибрация щекоткой отозвалась в ушах. Так… скорее легкий шепоток, чем что-то существенное. Больше всего похоже на скачок давления при резких переменах погоды. Вообще то это свойственно другим широтам, но вероятно случается и здесь. Или это продолжаются фокусы колдовского замка?

Девушка успокоилась настолько, что смогла преодолеть охватившее ее нервное напряжение и немного расслабиться. Полного спокойствия, разумеется, не было и в помине, такой поворот, скорее выверт, что случились с ней, не из тех, что растворяются бесследно. Только сильные могут преодолеть внезапный крах, пережить полное разрушение уже почти воплотившейся мечты, и сохранить хоть что-то что поддержит их в дальнейшем. Для Марисабель этим «чем-то» был ее кодекс служения родному городу. В ту ночь, когда она заново переживала неожиданное и невозможное предательство волшебника д'Аранжа, именно дисциплина и память о Коргадоле стали ее щитом от надвигающегося отчаяния.

Слэг — это жуткое и бесчеловечное чудовище оказалось живо! Колдун избежал кары за все преступления, и все еще угрожает любимому городу. Не из цитадели Соргазы, и не во главе вражеских армий, но, тем не менее… и комната отведенная ему, не многим хуже ее собственной. Такая же спальня, ванная, гостиная. Разве что на окнах, поблескивающие прутья зачарованных решеток.

Марисабель продолжила вспоминать свой разговор с д'Аранжем.

— То есть как это?!! — закричала Марисабель.

— Что, как? — не понял д'Аранж.

— Как это далеко пойдет? Разве он, не… — Жестом, ладонь по горлу, она показала, что имеет в виду. — Там, на поляне?

— А, вот оно что, — догадался чародей. — Нет, ну конечно же нет. И как вы могли такое подумать?

Возмущению Марисабель не было предела.

— Но, ведь… — она даже и не знала как реагировать на подобное заявление. — Ведь… это же Слэг.

— Верно, — не стал спорить волшебник. — Но что ж с того?

Девушка посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Что с того? — переспросила она, не веря собственным ушам. — ЭТО СЛЭГ.

— Я помню про это, — с едва заметной улыбочкой легкого недопонимания заверил ее маг. — Вот только что же из этого следует то?

— Его надо немедленно убить! — воскликнула Марисабель. — Немедленно!

— И откуда такая кровожадность? — задумался д'Аранж. — Знаете, если только дать вам волю, то я совсем останусь без трофеев. Того немедленно убить, от этого сей час же избавиться. Нет… так не пойдет.

— Послушайте. Вы. Господин. Волшебник, — невероятным усилием, взяв себя в руки и стараясь говорить относительно ровно, то есть без рвущихся на поверхность истерических нот в голосе, выдохнула Марисабель. — Вы вероятно так еще и не поняли с кем столкнулись. Он само воплощение зла, жестокости и коварства, каким его только можно представить, он…

— Вот это явное преувеличение, — прервал ее д'Аранж. — Я знавал типов и посквернее… парочка таких, кстати, в соседних с Слэгом камерах…

Вот так вот.

— Никакое это не преувеличение, — едва расслышала последние слова мага Марисабель, а когда их смысл до нее дошел, осеклась. — Что? Какие типы? Какие камеры?

— Уже, э-э-э, лет этак с полста, — невозмутимо подтвердил чародей. — Раньше времени не было, но как я здесь обосновался, так и начал составлять коллекцию. Например последний: Натаниэль Дэфот — неисправимый плут и обманщик. Пытался ограбить меня, притворившись налоговым инспектором…

На Марисабель нельзя было смотреть без содрогания, так подавленно она выглядела. Огромные глаза, на побелевшем словно мел лице, губки сжаты, носик заострился. Провинциальный волшебник, чудной и отзывчивый, д'Аранж Утонченный, стремительно преображался в ее глазах в жестокого и непреклонного Лорда могущественных магов. Пресыщенного аристократа среди чародеев, неумолимого самодержца астрала, князя черного колдовства. И это ее испугало. То есть — нет, не испугало, скорее, сбило с толку.

Д'Аранж сохранил жизнь Слэгу и не собирался делать с ним что-либо. Зачем? Почему? Марисабель была полна решимости не оставлять все как есть, ей надо было лишь переубедить Лорда-Протектора. Но что могло заставить его думать так как этог было нужно ей? Зачем вообще, Слэг понадобился д'Аранжу? И все остальные?

Марисабель необходимо было собраться с мыслями, чтобы продолжить спор. Но собраться не получалось, так растеряна она была.

— То есть? — пробормотала лейтенант. — Вы… их в плену держите? Столько лет?

Теперь уже растерялся д'Аранж. Он то думал, что придется защищать право Слэга на жизнь, а тут вдруг подвергся нападению его собственный уклад жизни.

— Ну да, — смутился волшебник. — Все так делают…

— Но зачем? — не поняла девушка.

— Ну, во-первых, это все же лучше чем отпускать побежденного, но сильного врага восвояси, — резонно заметил чародей. — Кроме того, всякие там… эксперименты. Нет-нет, эксперименты не над ними, скорее консультации. То, да се… ну, вы понимаете, о чем я. И потом, это здорово поднимает престиж мага в глазах остальных.

Марисабель переваривала информацию.

— В детстве я думала, что только злые маги держат в плену других побежденных магов.

— Ага, а добрые их сразу убивают, так что ли? — с иронией произнес волшебник. Приступ растерянности у него прошел, и он опять был готов обсуждать все что угодно. — Немного помучат и того… в расход?

— Вообще-то, я об этом как-то не задумывалась, — пожала плечами Марисабель. — Просто так было во всех тех историях, что я слышала.

— И которые берут начало от россказней тех магов, что сумели откупиться (а это, позвольте заметить, обходится недешево) или сбежать из плена. Нетрудно догадаться в каком свете они выставят своих пленителей. И, хорошо, если просто в грязи поваляют, а то, бывает, пустят в народ такое, что и вспоминать неохота. Сам себя бояться начинаешь, если на ночь глядя, наслушаешься.

Марисабель согласилась, что это совсем не лишено смысла.

— Нет, можно конечно не утруждать себя и тут же избавляться от побежденного коллеги, но что это дает? — размышлял д'Аранж. — Убив «сильного» сам ты не становишься сильней, избавившись от «способного» ты не перенимаешь его талант. Прикончив художника, а всякий маг, это в первую очередь художник, ты лишаешь мир его картин! А значит, делаешь бедней все, что тебя окружает.

— Но, раз так, то получается, что вы совсем друг друга не убиваете? Я имею в виду, что один маг из солидарности никогда не убьет другого? Даже врага?