Никто не узнает (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

— Карин, прекрати заморачиваться, — одергивает меня Эдик. — Ты красивая женщина, и это нужно демонстрировать!

— Ладно, пошли, — устав от сомнений, я подхватываю клатч и направляюсь к выходу. — Гулять так гулять!

Мы с приятелем выходим на улицу, где нас уже поджидает водитель, и, сев в автомобиль, погружаемся в обсуждение литературы. Мы оба читаем много и запойно, поэтому темы для разговора никогда не иссякают. Все-таки для писателя нет лучшего друга и собеседника, чем человек, увлеченный книгами едва ли не больше, чем он сам.

Машина притормаживает у ресторана, и Эдик, будучи заправским джентельменом, первый выскакивает наружу и галантно распахивает передо мной дверцу.

— Спасибо, — улыбаюсь я, подхватывая его под руку. — Ты лучший кавалер, с которым мне доводилось выходить в свет.

Приятель довольно хмыкает и по-дружески похлопывает меня по руке, дескать, не дрейфь, Гольдман, я буду рядом.

Назвав свои фамилии охранникам, стоящим на входе, мы с Эдиком минуем длинный холл с лестницей и наконец попадаем в основной зал ресторана. Просторный, ярко освещенный и декорированный по последнему слову моду. Столы ломятся от закусок, гости разодеты так, словно пришли на дизайнерский показ, а от изобилия предметов искусства разбегаются глаза.

— Ты же понимаешься, что вся эта роскошь организована на наши средства? — озираясь по сторонам, скептически выдает Эдик.

— Конечно, — усмехаюсь я, подхватывая бокал шампанского с подноса мимо идущего официанта. — Благотворительность — это ведь тоже бизнес. Если фонд не будет ублажать своих меценатов, то они сразу найдут, куда еще пожертвовать свои денежки. Тщеславие — основа человеческой сущности, и попечители умело этим пользуются.

— Тут не поспоришь, — вздыхает приятель и, кинув короткий взгляд влево, полушепотом добавляет. — Держись, Карина Владимировна, прямо на нас движется чета Усмановых. Сейчас будет весело.

Шамиль Усманов — это давний деловой партнер Олега, а его жена — жадная до горячих сплетен болтушка. Поэтому я даже не сомневаюсь, что в разговоре с ними тема не раз и не два коснется моего бывшего мужа и, соответственно, развода.

На секунду прикрываю веки, мобилизуя внутренние силы, а затем натягиваю на лицо вежливую улыбку и бросаюсь в бой. Настало время срывать пластырь, о котором говорила Инесса. Я готова. Я справлюсь.

Спустя сорок минут формальные беседы, сочувственные взгляды и бестактные вопросы типа «А правда ли, что Олег Константинович скоро снова женится?» наконец остаются позади, и я, расслабленно выдохнув, заливаю в себя второй по счету бокал шампанского.

— Ты неплохо держалась, Карин, — подмечает Эдик, который все это время находился рядом. — Вот только твой ответ супруге Стругацкого выйдет тебе боком.

— А что я такого сказала? — удивляюсь я, удовлетворенно ощущая, как алкоголь ударяет в голову.

— Ты назвала ее любопытной Варварой и посоветовала укоротить нос, — посмеивается он. — А, учитывая то, что по этой даме давно плачет ринопластика, твои слова она вполне могла воспринять как личное оскорбление.

— Плевать, что она думает, — равнодушно отзываюсь я. — По рукам, которые лезут мне в душу, я безжалостно бью. Пускай зарубит это на носу.

— Да отстань ты уже от ее носа! — ржет Эдик, и я вслед за ним закатываюсь идиотским смехом.

И вот мы, два взрослых, уважаемых человека, стоим посреди тожественно украшенного зала и хихикаем, будто накурившиеся подростки. Вроде бы приятель не сказал ничего такого, но смешно аж до спазмов в животе. А от недоуменно-осуждающих взглядов, которыми нас окидывают чванливые представители светского общества, становится еще смешнее. Впору ложиться на паркет и дрыгать лапками от удовольствия.

Однако секундой позже, когда мой бесцельно блуждающий по залу взгляд цепляется за смутно знакомую мужскую фигуру у входа, смех мгновенно обрывается. Так резко и без перехода, словно мне кулаком в грудь прилетело.

Как там было у Крылова? В зобу дыханье сперло? Вот у меня, кажется, именно так. Легкие перестали функционировать, а обезумевшее сердце рвется наружу. Вот-вот грудную клетку проломит.

Смотрю на Богдана, и меня обдает таким сильным ощущением дежавю, что руки сами собой начинают дрожать, а глаза медленно, но верно выползают из орбит. Я окунаюсь в былое, сладкое и вместе с этим болезненное. Вновь и вновь проживаю миг, который стал решающим во многих отношениях.

Погибаю, травлюсь ядом нежных воспоминанию, мучаюсь, страдаю… Но все равно, как какая-то мазохистка, продолжаю таращиться на парня из прошлого, совершенно не переживая о том, что он того и гляди заметит меня. Обомлевшую, перекошенную от удивления и растерянную.

Два года назад Богдан пришел на день рождения фонда ради нашей встречи. Сам тогда в этом признался. А сейчас? Что он здесь делает сейчас? Неужели тот его благотворительный взнос не стал последним?

Боже… Боже мой. Кто бы мог подумать, что судьба сыграет злую шутку и столкнет нас вновь. Ведь столько воды утекло, несколько лет миновало, и тут вдруг — такая встреча. А я от волнения языком еле ворочаю, ни вздохнуть, ни продохнуть не в силах. Вся одеревенела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Поверить не могу — передо мной Богдан. Молодой, высокий, привлекательный. Красивый аж до скрежета на стиснутых зубах. Даже красивее, чем в моих воспоминаниях. А еще возмужал, конечно. В плечах раздался и волосы немного отрастил — теперь вместо ежика у него модельная стрижка с выбритыми висками.

Пока я гляжу на Богдана, улыбающегося и приветствующего знакомых, весь остальной мир стремительно теряет краски. Делается неважным, выцветшим и блеклым. Однако стоит женской руке с длинными алыми ногтями по-хозяйски опуститься на лацкан его пиджака, как поле моего внимания мгновенно расширяется.

Теперь, помимо Богдана, я вижу его спутницу. Ухоженную, фигуристую, в кроваво-красном платье в пол. Беглого взгляда на ее аристократически вылепленное лицо достаточно, чтобы понять две важные вещи.

Во-первых, присутствие на подобных светских мероприятиях ей не в новинку. Девушка держится с достоинством, но без излишнего энтузиазма. Вежливо, но в то же время горделиво. Идеальное сочетание вовлеченности и равнодушия.

Во-вторых, с Богданом их связывает далеко не шапочное знакомство. То, как она на него смотрит, как держится за его локоть, как наклоняется к его уху с интимным шепотом на губах, говорит о многом. Вне всяких сомнений, эти двое — пара. Не знаю, насколько прочная и давняя, но точно пара.

Вы рассмеетесь, если я скажу, что это открытие меня ранит? Доставляет боль и острое желание поскорее залезть под стол, чтобы скрыться от посторонних глаз?

Знаю, что рассмеетесь. Потому что это глупо, ненормально и выходит за границы всякой логики. Даже женской.

Понятное дело, я не думала, что все эти годы Богдан тосковал по мне и оплакивал наши несостоявшиеся отношения. Я знала, что он наверняка живет полной жизнь, встречается с женщинами, занимается сексом, возможно, даже кого-то любит…

Но одно дело — просто знать, и совсем другое — убеждаться в этом собственными глазами.

Нет, я рада за него, конечно, рада… Ведь именно ради этого я, собственно, и уехала в Штаты — чтобы дать ему шанс на счастье. И он, судя по всему, этим шансом умело воспользовался. Что сказать? Молодец. Все правильно сделал.

Но тогда что за глупые чувства скулят у меня в груди? Наверное, это просто ностальгия по давно минувшим дням, по прошлому, по себе прежней… Влюбленной, счастливой, окрыленной.

Надо же, а ведь тогда, много лет назад я не понимала, не ценила своего счастья! Меня любил такой мужчина! Человек с большой буквы любил! Сильный, добрый, искренний, с гигантским сердцем и чистой душой. А я взяла и плюнула в эту душу. Нагадила, растоптала его любовь и свалила.

Нет мне прощенья. Не заслуживаю.

Надо уйти отсюда, причем как можно скорее. Еще есть шанс, что Богдан меня так и не заметит. Тут ведь полно народу. Просто по-тихому прошмыгну к выходу вдоль стеночки и уеду. Незачем ковырять едва зажившие раны. Не его, не мои.