Девяносто девять гробов - Дэвид Веллингтон

Она повернулась, чтобы в последний раз взглянуть на не-мертвого. Она знала: когда она уйдет, Аркли прикончит оживленный труп, раздробив ему голову, и кремирует останки. Он не будет пытаться связаться с семьей профессора, по крайней мере, пока все не кончится. Прекрасно, подумала она. Пусть выспятся. Пусть у них будет хоть одна спокойная ночь перед тем, как услышать, как Джон Гейстдорфер во второй раз нашел свою страшную смерть.

— Прежде чем я уйду, еще один, последний вопрос, — сказала она. — На этот раз никаких пыток и угроз. Я просто хочу поговорить с человеком, который когда-то был в этом теле.

Глаза не-мертвого были желты и сухи. Они остановились на ней, будто приклеенные.

— Когда вы нашли меня, профессор, вы забрали мое оружие. И наручники тоже. Вы нашли сотовый, но оставили там, где он был. Я не понимаю, почему вы это сделали. Вы должны были понять, что вы нашли.

— О да, офицер. Я знал, что это, — ответил он раздражающе высоким писком.

— Тогда почему? Вы пытались помочь мне? Вы думали, что возникнет оказия и это поможет мне остановить вампира?

He-мертвый облизнул серым языком пересохшие губы. Его нос сморщился, словно он нюхнул что-то противное.

— Наверное, — сказал он наконец. — Если я скажу «да», вы меня отпустите?

— Нет, — сказала она, нахмурившись.

— Тогда, наверное, я не думал, что вы можете кому-нибудь позвонить. Ведь мы оба за вами следили. — Он отвернулся от нее. — Я негодяй. Если вы закончили со мной, просто убейте меня!

Она покачала головой и схватила его за рубашку и свитер. Он забился, пытаясь отстраниться, отвернуть свое лицо от нее, но Кэкстон это не интересовало. Вместо этого она сунула руку в его карман и вытащила ключи от машины.

Быстрым шагом Лора дошла до главного входа в музей и распахнула дверь. Снаружи небо светилось яркой синевой, цветом предрассветной ночи. Все, что произошло с ней с тех пор, как она отправилась в колледж Геттисберга, чтобы поговорить с Гейстдорфером, произошло в течение одной ночи. Машины на улице и деревянные телеграфные столбы были покрыты слоем инея, готового превратиться в утреннюю росу. Поблизости пронзительно и однообразно чирикала какая-то пичуга, и Кэкстон почувствовала, как пухнет голова. Ей на самом деле нужно было хоть немного поспать.

Позади себя она услышала шуршание одежды, и руки параноидально дернулись. Когда она повернулась, перед ней оказался всего-навсего Аркли, стоявший в дверном проеме.

— Мне следовало бы поехать с тобой, но я не могу.

Его глаза горели синим огнем. От холода, ярости и злости.

— Это должно было быть мое дело, но я слишком слаб, чтобы закончить его. Тебе придется быть моими руками.

Это ее расследование. Кэкстон была уверена в этом. И она все еще не понимала уныния Аркли. Большую часть своей сознательной жизни Аркли потратил на то, чтобы истребить вампиров. Должно быть, он с растущим ужасом следил за ее промахами и ошибками, понимая, что сам бы справился лучше. Если бы только его тело заработало снова, если б у него оставались силы.

— Я из Гейстдорфера вытяну все, что смогу. Если он выдаст что-нибудь, я тебе позвоню. Я помогу, чем смогу, на расстоянии.

Он опустил голову.

— Сделай все как следует, — сказал он. — Будь умницей и не дай себя прикончить.

Это было самое сильное, что он мог выдавить из себя, желая ей удачи. Она только кивнула и двинулась навстречу новому заданию. Именно так она и справится — принимая по одному простому решению зараз.

Она побежала по аллее к стоянке, где ее ждала машина Гейстдорфера. Ветровое стекло было покрыто тоненьким слоем белого инея, Кэкстон счистила его рукавом. Потом забралась внутрь и завела двигатель, прислушиваясь к его бормотанию. Небо светлело с каждой минутой. Когда Лора почувствовала, что машина прогрелась, она тронулась и поехала, положив сотовый на пассажирское сиденье рядом с собой. Предстояло сделать множество звонков.

Желудок громко урчал. Она не ела уже очень давно. Мозг противился ей, голова болела. Тело отказывалось двигаться. Ей нужны были сон, еда и покой.

Она ничего не могла с этим поделать. Но была в силах кое-что поправить.

Спать пока она не могла, рано еще. Покой был абстракцией. Зато еда — это шанс. На данном участке Пенсильвании было несколько закусочных. Большинство из них были семейными ресторанчиками вроде тех, которые открывались, когда фермеры начинали свой день. Для них еще рано. Кэкстон отыскала круглосуточный фастфуд и решила потратить несколько минут, чтобы немного успокоиться и восстановить силы.

Она выехала на подъездную площадку. Опустила стекло старой машины, впустив внутрь холодный воздух, хлестнувший ее по лицу. Крикнула в микрофон заказ, но ей никто не ответил. Через некоторое время посигналила клаксоном. Громкое бибиканье спугнуло несколько птах с придорожных деревьев. Наконец заспанный голос захрипел в динамике.

— Чего изволите? — спросил он.

— Сэндвич с яйцом и чашку кофе, — попросила она.

— С молоком, с сахаром? — выпалил голос.

На заднем плане раздавались какие-то помехи, практически заглушавшие слова.

— Не надо! — прокричала она.

— Доплатите тридцать девять центов и получите хаш-браун.

Кэкстон вцепилась в переносицу и сжала ее.

— Если ты, мать твою, не положишь, мать твою, сэндвич в пакет и не дашь его мне, мать твою, будет много трупов! — сказала она.

Динамик отключился с электронным щелчком. Потом включился снова:

— Простите, не понял.

Может, оно и к лучшему. Кэкстон шумно выпустила воздух.

— Да, еще хаш-браун, — смирилась она.

— Большое спасибо, забирайте.

Она подъехала к следующему окошку, забрала свою еду, расплатилась и впилась в жирный сэндвич, прежде чем выбралась обратно на шоссе.

Дорога исчезала у нее под колесами. Добравшись до пункта сбора дорожной пошлины, Кэкстон свернула на фиолетовую дорожку у автомата. Квитанцию выдали на имя Гейстдорфера, и Кэкстон двинулась дальше.

56

Сторроу восстановил равновесие и схватился за разрушенный край купола.

— Возвращаться тем же путем, которым мы пришли сюда, больше смысла нет, — сказал он с улыбкой на лице. — Тяжко будет пробиваться через полную партизан местность, но, раз уж Симонона нет, у его конных, которых мы видели, в строю будут беспорядки. Может, и вернемся все-таки к своим.

Я вытер руками лицо. Что мне теперь делать? Чего ради мне жить дальше? Билл был мертв. И тогда я решил, что у меня есть долг перед моей страной. В этом я мог черпать силы, сказал я себе. Я протянул руку, чтобы Сторроу взялся за нее. Он моей руки не принял, вместо этого издав исполненный муки крик. Я повернулся, чтобы взглянуть на него.