Русский Север – прародина индославов - Наталья Гусева

Тилак посвятил отдельный раздел своей книги «О колесе Сурьи» этому вопросу, обратив внимание на 164 й гимн Первой книги Ригведы, где колесница солнца называется одноколесной, а в 175 м гимне говорится, что это колесо можно отнять; в 30 м гимне четвертой книги сам солнечный диск называется колесом. Выше уже говорилось о соотнесении слов «хара-хоро» и «коло» и об эпитете бога Вишну «Хари» (Hari) — «светлый, золотой». Слияние образа Вишну с образом солнца восходит ко временам создания гимнов Вед и встречается неоднократно в Ригведе, где Вишну предстает как Савитрь — бог солнца. В ведической и эпической литературе воспроизводится в разночтениях загадочная история о том, что бог солнца на какое-то время года исчезает с неба, погружаясь во мрак, или в подземный океан, или в прибежище змея-демона Вритры, будучи похищен им с неба. И великий акт освобождения светила неизменно приписывается, как уже указывалось, богу-герою Индре. Крайне интересны в книге Тилака его рассуждения об этом событии, неоспоримо указывающие на связь с периодом «вечной» северной ночи. Особенно ярко выступает связь Вишну с солнцем в загадочном повествовании Вед о трех шагах Вишну, где третий шаг явно указывает на временное, а точнее — долговременное исчезновение его в глубинах мрака. Это могло относиться только к восприятию Вишну как воплощения солнца или бога-Солнца. В гимне Ригведы (I, 35) говорится: «(Есть) три неба. Два (из них) — лоно Савитарь. Одно, с мужами-победителями, — в мире Ямы», а мир Ямы — это мрачный подземный мир мертвых душ, мир бога Ямы.

Об одном из воплощений солнца, о боге Агни, тоже говорится, что он попадает в третье свое прибежище, которое известно только Вишну (X, 1). В другом гимне, писал Тилак, важно отметить то, что Агни вместе с Вишну свершает последний третий шаг (V, 3), где бога Агни именуют Рудрой (одним из его условных эпитетов) и снова связывают с третьим шагом Вишну.

Тилак прослеживает в Ведах и много других схождений Вишну с солнцем, что доказывает факт древнейшей связи образа этого бога с великим небесным светилом, и необходимо тут отметить, что и в современной Индии сохраняется осознание этой связи, отчего всем понятно и имя Хари, то есть имя Вишну как бога света, солнечного сияния, имя дарителя жизни и оберегающего всех живущих.

Бог

Вишну покоится в долгом сне на спине извечного змея (рис. С. Потабенко)

По-разному объяснялись три шага Солнца-Савитарь Вишну: то, как восход-зенит-заход, то как шаги в трех пространствах — по небу-атмосфере-земле, то как чисто мистические образы. Но Тилак нашел в Ригведе и других памятниках ведической литературы доказательные строки, явно поясняющие, что речь у древних авторов гимнов шла о сокрытии солнца на долгое время в мир мрака как об описании наступления долгой ночи. (Каждый интересующийся этой проблемой может подробно ознакомиться с данными, приводимыми Тилаком в главе X его книги.)

И не только Агни или Савитарь выступают в той же роли скрывающегося во мраке светила, но даже и утренние созвездия Ашвины имеют те же «три следа», один из которых бывает «скрытым вдали» (VIII, 8); и они же имеют колесницу о трех колесах, одно из которых пребывает в тайном скрытом месте: «Где было одно ваше колесо?» Или «Два твоих колеса, о Сурья, брахманы доподлинно знают, а единственное колесо, которое скрыто, это знают только мудрые» (X, 85).

Все эти множественные упоминания о скрытом солнце, как в образе Сурьи-Сввитарь, так и в образах Вишну, Агни или даже Ашвинов, говорят об одном — о зафиксированном людьми исчезновении солнца не просто на одну короткую ночь, а на такой срок, который не мог пройти незамеченным, так как заметно отражался на жизни в условиях циркумполярных земель. Этот вывод Тилака бесспорен и является важнейшим открытием в понимании Вед.

Живя в далекой от славянских земель Индии, Тилак не мог знать подробно аналитических работ по русским сказкам и преданиям, касающимся реалий севера, но даже те данные, которые стали в то время уже в какой-то мере известны иностранным ученым, были им учтены, и он отметил сразу в своей книге такие факты, как легенды о Кощее и постоянное упоминание в русских сказках такого персонажа, как третий сын.

В Кощее он сразу увидел образ той темной силы, которая поглощала, истребляла свет, и сопоставил его с демоном Вритрой, олицетворявшим собой мрак зимы и силу мороза. В.И. Даль в своем Словаре (т. II) пишет, что имя Кощея происходит от слова «кость», от которого производится и глагол «костенить», применяемый на Руси к действию мороза на человека. В своем коренном значении Кощей обозначал бога (или духа) смерти, погибели, мрака, холода (льда). И это безусловно соответствует древнейшему представлению жителей Приполярья о долгой ночи и временной смерти солнца. Кощей «костит» — превращает в кость, в смертные останки живую плоть, что уподобляется в русских сказках действиям волка, отчего и декабрь месяц в местной календарной терминологии так и назывался — «волчий месяц» [12, с. 42].

Образ же третьего сына прямо сопоставим с неудачами, с неприятием его двумя другими, старшими, и даже с тем, что его, как подчеркивает Тилак, предают, топят и т. п. Вот этого третьего сына он и сопоставил с третьим шагом Вишну, с уходом солнца на долгий срок. «Персонифицированная треть года, названная именем Трита — «третий», описывается как скрывавшаяся в темноте, или в колодце, или в яме, или в водах нижнего мира, ибо солнце именно на этот период уходило за горизонт на родине древних предков арьев. И такие сюжетные моменты, как связь Триты с мраком и водами, или его участие в борьбе с Вритрой, или даже то, что на староирландском языке море обозначалось словом «триатх», — «все это теперь становится понятным и объяснимым», — писал Тилак в главе X своей книги (с. 356).

Помимо приведенных в этом разделе нашего очерка примеров точных наблюдений Тилака и верного раскрытия им истинного значения гимнов Вед, его книга содержит много других данных об отражении в Ведах реалий Приполярья.

Обращаясь к материалам Авесты, он пишет, что «святые книги брахманов и парсов — братья-близнецы арийского происхождения… подобное качество обеих книг ясно выявляется при рассмотрении отдельных сюжетов» [155,с. 376].

В Авесте говорится, что светлый бог Ахура Мазда создал благодатную область Арьянам Ваэджо, что в дословном переводе означает «зерно арьев». Эти перворожденные там арьи жили в блаженстве в теплых условиях рая, но злой дух Ангра Майнью напустил на эту страну холод и мрак, чем вынудил первожителей покинуть свой рай. Спрашивается, когда это могло произойти? Ведь там сделалось десять месяцев зимы и два месяца лета. Мы можем полагать, что два месяца лета являли собой те годы, когда солнце полностью стояло в небе, а дни рассветов и закатов, не считавшиеся, возможно, днями солнечного света, входили в понятие зимы. Тогда эти сведения памятника можно сопоставлять с данными Ригведы о высоких северных широтах, хотя из-за отсутствия более точных указаний обратиться к цифровому подсчету мы и не можем.

Важно другое — Тилак отмечает, что это подтвердили «к счастью, недавние открытия в геологии и археологии… установив на научной основе наличие в древности теплого и мягкого климата вблизи Северного полюса в межледниковый период и показав также, что в полярном регионе наступало, по меньшей мере дважды, оледенение, нарушавшее этот мягкий климат» (с. 592).

Наука приписывает именно оледенению изменения к худшему, наступившие в теплом климате древнего Приполярья. Тилак приводит много материалов, доказывающих, что в древности год считался десятимесячным (о чем говорит и римское название последнего календарного месяца — «децембер», то есть «десятый»), а два не учитываемых самым древним календарем месяца как раз и «отводились» под зиму, а значит, и под долгую ночь.

Нельзя выяснить ни по каким более конкретным показателям Авесты истинные данные о местонахождении Арьянам Ваэджо, а приведенные выше могут относиться к неопределенному моменту передвижения арьев, вытесняемых наступлением зимы, — можно увидеть лишь то, что в некий момент зима и мрак свелись к двум месяцам, но неизвестно, на каком этапе пути к югу. Важно то, что Тилак отметил совпадение этих указаний с упоминающимися в Ригведе десятью Адитьями как месяцами солнца, а значит, речь в обоих памятниках идет об Арктике как месте исхода арьев в южную сторону. Повторим, что следует делать поправку, ориентируясь на то, что по Авесте нельзя определить, так сказать, «качество» зимы, то есть выяснить, входили ли в эти два месяца зимы-ночи и периоды сумерек, длящиеся до появления солнца, а если входили, то ночное (зимнее) время было более долгим, чем два месяца, а значит, и описываемое место было расположено к северу дальше, чем подсчитанное выше. Тем более что в Авесте же есть описания десятимесячной зимы наряду с описаниями двухмесячной. Вот первое и относится к тем изменениям в теплом прежнем климате родины арьев, которые внес Ангра Майнью. И это произошло, по мнению Тилака, тогда, когда благодатный климат межледниковья был резко изменен наступающими холодами последнего оледенения. Приводимые Тилаком переводы отрывков из Авесты (из «Вендидада») ясно и выразительно говорят о наступлении снега, льда и холода на теплую страну, а это не может относиться ни к какому более позднему периоду, чем начало последнего наступления льдов. Все эти данные в одиннадцатой главе книги подтверждают тезис о межледниковом периоде в истории предков индоевропейцев, который мог сохраниться лишь в воспоминаниях, отраженных в сообщениях Авесты и Вед.