Аку-Аку - Тур Хейердал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С нами был фотограф. Он карабкался по стенкам и узким гребням что твой козел, но трясина на дне котлована его обескуражила. Мы стояли у подножия почти отвесной скалы, а сделаешь шаг вперед — и ты уже на болоте, либо проваливаешься в воду, либо тебя качает на трясине, как на батуте. Пришлось соорудить из веток и камыша помост, иначе на склоне нельзя было лечь без риска скатиться в болото. Скальные стенки чередовались с осыпями, настолько крутыми, что полезешь — сразу обвал устроишь. А где и можно бы влезть, так нас давно опередили деревья и кусты — такие заросли, что не пробиться. Это здесь, в этом кратере, пасхальцы до недавнего времени добывали древесину. Тут можно было нарубить себе дров для трескучего костра, а когда настал час ложиться спать, мы вознесли хвалу неизвестному мореплавателю по имени Уру, который даровал нам такой чудесный камышовый матрац,
До сих пор никто не брал буром проб на этом болоте, поэтому мы рассчитывали провести несколько дней в кратере. Ведь если верить преданию, здесь впервые был посажен тот камыш, из которого в Южной Америке строили лодки. Когда первые испанцы прибыли на остров Пасхи из Перу, они узнали в местном пресноводном камыше тотору инков, и современные ботаники подтвердили их догадку. Теперь мы пришли за пробами торфа с специальным восьмиметровым буром. Ведь в таких болотах герметически сохраняется цветочная пыльца. В Государственном музее в Стокгольме профессор Селлинг изучит наши пробы под микроскопом и определит, как развивалась с древних времен растительность Пасхи. И если нам посчастливится, цветочная пыльца расскажет, был ли остров покрыт лесом и когда попал в кратер южноамериканский пресноводный камыш. Вообще-то сразу видно, что это было очень давно: большое, в полтораста гектаров, кратерное озеро настолько заросло зеленым тоторой, что напоминало плантацию сахарного тростника с пятнами коричневой трясины из старых стеблей.
На первый взгляд казалось, что ходить по такому болоту опасно для жизни, однако это было делом привычки. Из поколения в поколение пасхальцы разведывали надежные проходы к окошкам. Когда деревню поражала засуха, приходилось за водой идти в кратер: сперва восхождение на вулкан, потом трудный спуск. Местные жители считали озеро бездонным. Патер Себастиан рассказывал, что промеры полуторастаметровым линем ничего не дали.
…В глубокой котловине солнце разбудило пас поздно. Пока мы дули на дымящие головешки, пытаясь извлечь из них огонь для утреннего кофе, сверху спустился десятник Эда Тепано, чтобы показать нам путь к точкам, которые я наметил для бурения. Поистине необычная прогулка! Ступив на пружинящий ковер, мы сперва должны были пробиваться сквозь дремучий лес — камыш ростом с одноэтажный дом стоял густо, как щетина в щетке. Сочные стебли коренились в мощных пластах мертвых волокон, которые то и дело предательски расступались. Чтобы не провалиться в очередную волчью яму, приходилось все время делать свежий настил, нагибая зеленый камыш. Но вот пройдена баррикада у берега, и нам открылся вид на все болото — будто пестрое одеяло из коричневых, желтых, зеленых, синих и черных лоскутов.
Дальше опора стала совсем ненадежной. Местами мы шагали вброд по шаткой основе, местами на каждом шагу погружались по колено в ил и мох, все булькало, хлюпало — скорей выдергивай ногу, не то застрянешь! Тут и там торф прорезали канавы с бурой водой, через которые надо было прыгать, а трясина под ногами качается так, что даже жутко. Попадались купы высоченного камыша, и, выбравшись из одной такой рощи, мы с Тепано и Туром вдруг провалились с головой в окошко, прикрытое сплошным слоем ряски. Тепано успокоил нас, мол, здесь нигде не засасывает, и, если умеешь плавать, бояться нечего. Облепленные илом и ряской, мы скоро стали похожи на водяных, к тому же в закрытой со всех сторон котловине солнце нещадно припекало, и соблазн искупаться в бурой болотной воде взял верх. У поверхности вода была теплая, по поглубже — как лед. Тепано заклинал нас не пырять: один пасхалец нырнул здесь и больше не вынырнул — заблудился под трясиной.
Мы никак не могли найти подходящего места для бурения. Бур пронизывал насквозь трясину и уходил в воду. Сплетение мертвых стеблей достигало в толщину и трех, и четырех метров. Пробовали делать промеры в окошках, но дна нигде не достали: каждый раз лот ложился на всплывшую дернину. Тепано рассказал, что окошки все время кочуют по болоту и меняют свои очертания. Все непрерывно перемещалось в этом адском котле.
Еще до вечера Тепано отправился обратно через гребень кратера, Фотограф ушел с ним, мы же с Туром остались еще на несколько дней, надеясь взять более удачные пробы. Теперь мы знали тайны кратерного болота, научились по цвету и виду трясины угадывать, что нас ждет впереди.
На следующий день, пройдя через все болото до противоположной стены кратера, мы вдруг увидели на краю трясины каменную кладку высотой метра в четыре, густо поросшую травой и кустарником. Мы вскарабкались наверх и очутились на старинной искусственной платформе.
На склоне выстроились террасами одна над другой еще четыре-пять таких кладок. Продолжая разведку, мы отыскали низкие квадратные входы в подземные каменные жилища, подобные которым до сих пор видели только в разрушенном селении птицечеловеков — Оронго.
Так, мы невзначай открыли старинные развалины, неизвестные даже самим пасхальцам, во всяком случае они ни разу не рассказывали про них белым. Многие камни были покрыты почти стершимися контурными и рельефными изображениями людей, птиц и мифических животных, гротескных лиц и магических глаз. Лучше всего сохранились два птицечеловека и четвероногое животное с человечьей головой. Террасы были построены для земледелия, и у подножия нижней стены мы взяли на краю болота много проб торфа.
На четвертый день, когда мы сидели, запечатывая пробирки расплавленным парафином, к нам спустился капитан Хартмарк и сообщил, что Арне сделал новое открытие в Рано Рараку. Он откопал торс огромной статуи, которая была врыта в землю почти до подбородка, и оказалось, что на груди у нее высечено изображение большого камышового судна с тремя мачтами и парусами. С палубы тянется длинный канат к черепахе на животе изваяния.
Мы собрали свои вещи и покинули чрево Рано Као. Тур-младший перебрался в развалины Оронго, а я отправился на джипе к Рано Рараку. Арне показал мне свою находку. Его окружали пасхальцы; которые с благоговением и гордостью любовались древним судном на животе моаи. Они не сомневались, что это корабль самого Хоту Матуа, ведь он прибыл на остров во главе нескольких сот человек на двух кораблях, таких вместительных, что злейший враг Хоту Матуа — Орон сумел спрятаться на борту одного из них и доехал зайцем. Теперь на острове нет хону — черепах, но во времена Хоту Матуа один из его людей был даже ранен на берегу Анакены во время охоты на большую черепаху.