Убийство на острове Марты - Дэвид Осборн

На этот раз фонарик ему не понадобился: вода поднималась вровень с краями люка, и в ней, лицом вверх, плавали две женщины: одна из них Эстелла Перкинс, раненная в грудь и, по-видимому, еще в сознании. В наполовину разложившемся трупе с трудом можно было узнать Грейс Чедвик, умершую пять лет назад.

На свое счастье, я ничего этого не видела.

Эпилог

Однажды мне случилось проезжать по Ти-лейн мимо усадьбы «Марч Хаус». Всегда грустно смотреть на заброшенный дом с заросшими дорожками и лужайками, с клумбами, заглушенными сорной травой и колючим кустарником, с хлопающими ставнями и облезшей краской на стенах.

Однако есть дома, которые не выдерживают ударов судьбы и сдаются. Некогда горделивый семейный дом становится гостиницей либо придорожной харчевней. Его стены больше не греют постоянных хозяев, платящих ему заботой и любовью; они теперь служат лишь для мимолетного удовольствия бесконечного потока туристов, для которых остановка здесь — лишь краткий эпизод.

«Марч Хаус» теперь гостиница, носящая название «Ти Лейн», слишком, пожалуй, для нее претенциозное. Теперь здесь с июня по сентябрь живут чужие люди, занимающие спальни; веранда и передняя гостиная, превращенные в ресторан, заполняются по вечерам посетителями из Эдгартауна и других мест, которые приезжают сюда отведать изысканной и дорогостоящей морской кухни, не подозревая, к своему счастью, о разыгравшейся здесь трагедии.

Элджер Микель с семьей так и не переехали в старый дом — Хедер не захотела и слышать об этом. Я ее понимаю. «Не могу себе представить, как я буду смотреть на тот злосчастный сарай, не говоря уже о том, чтобы войти в него, — заявила она. — Артур Хестон будет постоянно видеться мне. А пруд? Бедная Роза…»

Их денежные дела были запутаны. Элджер продал усадьбу какому-то нью-йоркскому синдикату, а они с Хедер купили меньший по размерам, но гораздо более уютный дом в Уэст-Тисбари. Элджер перенес симпатии, которые он питал к усадьбе Грейс, на новое жилище.

Я пролежала десять дней в больнице. Не прошло и суток, как ко мне заявился Элджер. Хедер со слезами на глазах призналась мне, что все это время он прятался у меня на чердаке, в доме на Уотер-стрит. Я была слишком измучена, чтобы всерьез и долго на нее сердиться. Элджер извинился передо мной за невольный обман, и я постаралась обратить эту нерядовую ситуацию в шутку. И то сказать, я была не единственной, кого провели за нос. Лейтенант Фишер чувствовал себя посрамленным куда больше, чем я: серьезно пострадало его представление о собственной значимости и профессиональная гордость.

Прошло немало времени, прежде чем я встала на ноги после моих злоключений. Телесные раны зажили довольно быстро, хотя до конца лета моя рука оставалась в гипсовой повязке, а шея — в «воротнике». Но психологически я была совершенно выбита из равновесия. Виной тому было не только предательство Эсси — вдребезги разбились все мои мечты и надежды. Никому и ничему не нравится уходить со сцены: весна и лето весьма неохотно уступают свое место осени, еще в большей степени это справедливо в отношении нас, женщин. Наши с Эсси полеты значили для меня слишком много, давая ощущение молодости. Я держалась в седле до последнего: с одной стороны, я не скрывала своего возраста, каждое лето привозя с собой внучат, а с другой стороны, отвергала звание бабушки, предпочитая, чтобы меня принимали за их мать. Я хотела усидеть между двух стульев.

Не по годам умный Питер разгадал эту мою черту. «Маргарет, — говорил он, — зачем вам эти возрастные комплексы? Почему не принимать все, как оно есть?» Какие они, однако, жестокие, эти молодые люди!

Лежа на больничной койке, я осознала, как смешно это мое увлечение юношей моложе меня более чем вдвое. Но потом случилось нечто совсем уж из ряда вон. Когда я вернулась на долечивание домой, Питер стал навещать меня все реже и реже, пока я не узнала, что он влюбился в Эстеллу Перкинс, а она — в него. Вот такие фантастические события произошли всего за одно лето! Я тем не менее бережно храню три симпатичные ракушки, которые он подарил мне на пляже в Чаппакуиддике.

Мне помогло поправиться после болезни нежданное расположение и дружба, которыми одарила меня Саманта Сандерсон. Она настояла, чтобы по вечерам я работала в ее театре, и, невзирая на мои болячки, умудрилась так меня загрузить — вплоть до конца сезона, — что времени жалеть себя не оставалось.

Саманту и Гленна Ротенберга я должна благодарить за то, что я считаю самым дорогим рождественским подарком в тот год: они приехали ко мне в Нью-Йорк на целую неделю — Гленн участвовал в конференции медиков, Саманта — знакомилась с новейшими достижениями бродвейского театра.

Однажды Гленн привез ко мне на обед старшего ординатора университетской больницы, специалиста по заболеваниям мозга. Это был необычайно галантный и светский мужчина, немногим более шестидесяти лет и — хотите верьте, хотите нет — на том этапе своей жизни неженатый. На следующий день Саманта передала мне, что я его совершенно очаровала.

Должна признаться, что и я, в свою очередь, нашла его весьма привлекательным. Две-три недели спустя я снова давала у себя обед. Когда другие гости ушли, он показал мне несколько фотографий, где был снят за несколько лет до этого в Колорадо, где плавал через речные пороги, ходил по горам и, что удивительнее всего, занимался воздухоплаванием.

— Вы знаете, что это такое? — спросил он. — Это увлекательнейшая штука на свете.

Я призналась, что несколько раз летала на аэростате. Ни Саманта, ни Гленн, по-видимому, не говорили ему об этом.

— Не хотите ли подняться снова — вместе со мной? В следующий уик-энд я собираюсь принять участие в специальном ралли, в Вирджинии.

Он ждал ответа. Как сейчас вижу его перед собой: волосы с проседью, бронзовое от загара лицо, а глаза синие-синие. Но больше всего мне запомнился его пытливый взгляд, желавший, казалось, охватить все, его молодой энтузиазм, с которым он стремился открывать для себя новое, неизведанное.

Я изучала выражение его лица. Если я скажу «да», это, по всей вероятности, будет означать нечто большее, чем только воздухоплавание. В моем мозгу пронеслось мимолетное воспоминание о лазурного цвета бабочке, выпущенной погожим летним днем в ясное небо.

— Да, — сказала я. — Почему бы нет? Я думаю, мне это понравится.

Примечания

1

РПА — ассоциация родителей и педагогов, занимающаяся вопросами улучшения образования.

2

Серенгети — национальный парк в Танзании (Вост. Африка).

3

День труда празднуется в США в первый понедельник сентября.

4

Саронг — кусок клетчатой либо полосатой ткани, обертываемый вокруг бедер; национальный костюм в Малайзии, Шри-Ланке.

5

Водные сани — плоская доска с парусом.

6

То есть в стиле, воспроизводящем архитектуру времен I, II и III Эдуардов.

7

Кульверт — водопропускная труба. (Здесь и далее примечания переводчика.).

8

Речь идет о сооружении в виде двух высоких ступенек, с помощью которых перебираются через ограду пешеходы.