Аполлинария Суслова - Людмила Ивановна Сараскина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но такова бывает судьба почти всех передовых людей, идущих вразрез с застарелыми привычками и взглядами общества, и если даже такая страна, как Америка, всячески мешала первым попыткам женщины к медицинской карьере (как мы это знаем из биографии Елизаветы Блекуель[119]), то тем более это понятно у нас.
…Подвиг Елизаветы Блекуель, как мы знаем, имел громадное влияние на положение женщин: он открыл женщинам доступ к медицинской деятельности; сотни тружениц тронулись по ее следам, и вследствие этого даже вскоре были учреждены там особые медицинские коллегии, предоставленные исключительно женщинам…
Конечно, наши притязания не простираются так далеко; у нас еще не хватает смелости верить, что и в России очень скоро откроются академии для медицинского образования женщин, мы не уверены в этом на том простом основании, что Россия ведь не Америка; но мы смеем надеяться, что успех дела Н. П. Сусловой убедит наше общество в способности русской женщины к этой новой для нее деятельности и тем даст возможность и другим женщинам испытать свои силы в том же деле. Мы хотим верить, что в это дело не вмешаются те дряхлые скептики и враги нашей самодеятельности, которые из разных видов стараются очернить в глазах правительства и общества все хорошие начинания нашей женщины и подорвать доверие к ним в самом их зародыше. А там хорошее дело скажет само за себя – лишь бы дали ему развиться.
Первая русская женщина-медик // Женский вестник. 1867. № 8. С. 82–84.
Я Вам пишу, чтобы просить Вас об одолжении [?][120]
Кроме удовольствия видеть представительницу новых начал лучшего общественного устройства, до которого [?] Старая Европа [?] Общий интерес нашего пола заставляет меня добиваться своей цели [?] Высокое положение, которое Вы себе приобрели, дает Вам возможность [обязывает Вас] помогать и указывать дорогу младшим сестрам, которые хотели бы следовать за Вами на поприще труда одной дорогой с Вами. Я русская и для [многих сестер моих] других русских женщин, начавших серьезно изучение медицины и не имеющих возможности его продолжать вследствие тех условий [?] в которые поставлена европейская женщина [?]
Прошу Вашего совета и указания [?]
[?] моя сестра [готова] решилась ехать в Америку[121] по неизвестности настоящего положения тамошнего порядка [?] много препятствует ей [?] той решимости, по какой… трудный путь [?]
А. П. Суслова – неизвестной (Жорж Санд?). Черновик письма // РГАЛИ. Ф. 1627. Оп. 1. Д. 6.
30 августа, Версаль
Сегодня разговорились с Е[вгенией] Тур по поводу Свифта. Она сказала, что он был дурной и злой. Я говорю: Он был озлоблен. – Чем, на кого? Что он терпел? Разве он не был богат и уважаем? – Это еще более оправдывает его озлобление, что лично он был счастлив.
– Чем же он был озлоблен? Что род людской нехорош; откуда этот низменный взгляд? Не доказывает ли он отсутствие высших стремлений? Отсутствие уразумения, что человечество назначено для высокой цели. Я знаю человека образованного, развитого, который был в Сибири, где его секли, и то верит и любит человечество. Значит, высокая душа.
Значит, мистик, подумала я.
– А Свифт, – продолжала она, – который добивался места архиепископа, снедаемый честолюбием, и для этого менял партии.
– Может быть, он добивался, чтобы иметь влияние.
– Какое влияние? Вы говорите, чтоб противоречить.
Я не спорила. Может быть, и правда, что он был глупо честолюбив, но разве за это можно обвинять? Это грустный факт, но нам обвинять, не имея доказательств! Я слишком уважаю людей, которые страдают, даже несмотря на материальное довольство и личное счастье, я понимаю это страдание.
Раз она при мне бранила девушку, которая не вышла замуж за хорошего человека, которого не любила, но с которым верно была бы счастлива. Я вступилась за девушку и говорю, что урезывать своих требований нельзя. – Ну так вот и сиди старой девой с ведьмой-матерью. – Тем более я уважаю эту девушку, что при дурных обстоятельствах она не пошла на сделки.
Она меня упрекала за хандру, представляя выгоду моего положения перед другими девушками. Как будто в моей грусти есть об них вопрос.
Потом она напала на Помялов[ского][122] за его любимую мной фразу, говоря, что человек создан для исполнения обязанностей, а не для наслаждения. Обязанности! Какие обязанности у частного человека перед обществом, что он может сделать для него?[123]
Версаль, 17(5) сентября 1864 г.
А. П. Суслова – Ф. М. Достоевскому (несохранившееся письмо).
Петербург, 2(14) сентября 1864 г.
Ф. М. Достоевский – А. П. Сусловой (несохранившееся письмо).
15 сентября. Париж
Сегодня был лейб-медик. Он говорил, что читал «Накануне» и восхищается счастьем Инсарова. «Неужели, – говорит, – есть такие девушки?» – Я говорю, что удивляюсь встречать в нем, в медике, внимание и интерес к художественным произведениям. Он доказывал, что не химия, а они (худож. произведения) воспитывают людей. «Я теперь прочитал и имел такие минуты, что не даст никакая химия».
– Да, я понимаю, что можно иметь минуты.
– Эти минуты западают и составляют развитие.
Потом мы говорим о Пек., о Стоянове[124], о Лугинине, которого он назвал русским жирондистом. Он рассказывал, что, когда встретил его в первый раз, Лугинин сидел над книгой Прудона о федерализме[125], которую только что прочел, и толковал, что патриотизм и национальность – вздор. – «Молодец Лугинин, прочел Прудона, и баста, значит, готов».
С самого моего приезда я почти все молчала