Мистики и маги Тибета. - Автор неизвестен

– Когда лама уедет, мы пойдем и попросим на ферме простокваши.

Я говорила очень тихо, но старик, по-видимому, расслышал. Он устремил на нас испытующий взгляд и долго меня рассматривал, повторяя вполголоса: "нииндже". Потом он отвернулся. Лошадь отбежала недалеко, но разыгралась, и трапа было трудно к ней подойти. В конце концов ему удалось набросить ей на шею веревку, и тогда лошадка сразу послушно пошла за своим молодым хозяином. Лама продолжал сидеть неподвижно, устремив взгляд на идущего к нам трапа. Вдруг последний остановился, на мгновение замер на месте в сосредоточенной позе, потом подвел лошадь к скале и, привязав ее там, сошел с дороги и направился к ферме. Вскоре я увидела, что юноша возвращается, неся в руках какой-то предмет. Когда он подошел ближе, этот предмет оказался деревянной миской, полной простокваши. Трапа не поставил ее перед учителем, но продолжал держать в руках, вопрошая ламу взглядом: – это то, чего вы хотели? Что мне теперь делать с этой миской? На эти безмолвные вопросы лама ответил кивком головы, приказывая ученику отдать простоквашу мне.

Второй подобный случай произошел, собственно, не в Тибете, а на пограничной территории, входящей в китайские провинции Кансу и Цзетшуан. На опушке огромного леса, протянувшегося между Таган и перевалом Кунка, к моей маленькой группе присоединилось шесть путешественников. За этой местностью укрепилась дурная слава – по ней бродили дерзкие тибетские мародеры и, когда путникам предстояло пересечь ее, они старались объединяться по возможности в крупные и хорошо вооруженные караваны. Пятеро из наших товарищей были китайскими купцами, а шестой оказался "нгагспа бонпо" – великаном с длинными волосами, замотанными в кусок красной ткани и уложенными в гигантский тюрбан. Как всегда, стараясь узнать что-нибудь новое о религиозных учениях и обычаях тибетцев, я пригласила одинокого странника разделять наши трапезы, надеясь заставить его разговориться на интересующие меня темы. Великан рассказал, что он направляется к своему учителю, магу "бонпо", занятому сейчас совершением большого "дубтхаб" (магического обряда) на одной из окрестных гор. Цель обряда – порабощение демона, ожесточенно преследующего своей злобой одно из небольших местных племен. После многочисленных дипломатических околичностей я выразила желание повидать мага. Бонпо, не раздумывая, возразил – это немыслимо, учителя ни в коем случае нельзя тревожить в течение всего лунного месяца, пока совершается обряд.

Понимая, что настаивать бесполезно, я решила схитрить и поехать вслед нгагспа, когда он с нами распрощается за перевалом. Если я явлюсь без предупреждения, может быть, мне удастся хоть мельком увидеть магический круг и другие ритуальные аксессуары волшебника. План показался мне удачным, и я велела слугам получше следить за нгагспа, чтобы он не вздумал уйти от нас украдкой. Очень возможно, что слуги слишком громко обсуждали между собой мои действия. Во всяком случае нгагспа узнал, какую шутку я собираюсь сыграть с его гуру, и предупредил меня, что все мои попытки заранее обречены на неудачу. Я ответила, что никаких плохих намерений у меня нет, я только хочу дружески побеседовать с магом с целью пополнить свои знания, а слугам приказала еще бдительнее сторожить нашего попутчика. Он не мог не заметить, что превратился в пленника, однако прекрасно понимал, что ничего плохого ему не сделают, а кормят хорошо – последнее тибетцы чрезвычайно высоко ценят – и охотно подчинился этому обстоятельству.

– Не бойтесь, я не убегу, – сказал он мне. – Вы даже можете приказать меня связать, если вам угодно. Мне совсем не нужно спешить, чтобы предупредить учителя о вашем приходе. Он уже предупрежден. "Гнайс лунг ги тенг ла лэн танг тсар" (я ему послал весть по воздуху).

Нгагспа любят хвастаться и приписывать себе множество способностей. Поэтому я отнеслась к его словам не внимательнее, чем к обычной похвальбе его собратьев по черной магии. Но на этот раз ошиблась.

Пройдя перевал, мы вступили в альпийскую зону. На этих огромных плато нельзя было найти ни одного укромного местечка для засады, и особенно бояться разбойников было уже нечего. Китайские купцы, в лесу не отходившие ни на шаг от моих людей ни днем ни ночью, вскоре скрылись из виду, погоняя своих мулов. Я приготовилась ехать за нгагспа, собиравшегося свернуть с тропы, как вдруг из-за пригорка появилась небольшая группа всадников и во весь опор помчалась к нашему каравану. Подскакав ко мне, они сошли с коней и в знак приветствия преподнесли мне "кхадаг"* (*Шарфы служа у тибетцев во всех случаях подношениями в знак вежливости. – Прим.авт.) и несколько кусков масла. Когда церемония вежливости была закончена, один пожилой всадник сказал, что великий маг "бонпо" послал их просить меня отказаться от намерения посетить его. Ему сейчас никого нельзя видеть, и никто, за исключением одного из учеников, получивших приказ, не смеет приблизиться к тому месту, где он соорудил магический круг.

Пришлось отказаться от своего плана. Оказалось, что нгагспа действительно послал своему учителю предупреждение "по ветру". Упорство не привели бы ни к чему. Хотя, невзирая на полученное доказательство необычайных способностей ученика, я все-таки не верила, что оккультное могущество его учителя сможет воспрепятствовать мне приехать к нему, нельзя было сомневаться в реальности окружавших меня хорошо вооруженных сильных горцев. Они держались очень почтительно и, конечно, не испытывали ко мне никакой вражды. Но если бы мое упрямство поставило под угрозу успешное выполнение обряда, их поведение могло бы измениться.

Вручив нгагспа один "кхадаг" и немного денег для его учителя, я поздравила тибетцев с редким счастьем иметь в своей среде первоклассного мага, и мы расстались друзьями.

Зрительная телепатия, по-видимому, тоже существует в Тибете. Если верить жизнеописаниям знаменитых лам в интерпретации тибетцев, мы можем найти в них множество примеров подобных явлений. Но истина и вымысел так тесно переплелись в этих древних "житиях", что в отношении повествуемых там чудес невольно перевешивает сомнение в их правдивости.

Тем не менее и в наши дни встречаются люди, утверждающие, будто у них самих были видения, переданные на расстоянии средствами своеобразной телепатической связи. Эти видения не имеют никакого сходства со снами. Иногда они возникают во время медитации, иногда, когда человек занят посторонними делами.

Один лама "тсипа" (астролог и математик) рассказал мне, как однажды во время еды вдруг увидел одного своего друга, ламу "гиюд" (лама, окончивший школу магического ритуала). Он не виделся с ним уже много лет. Этот лама стоял у дверей своего дома с незнакомым молодым трапа. У юноши была за плечами котомка, и он имел вид собравшегося в дорогу путника. Молодой монах, прощаясь, распростерся у ног ламы, и последний сказал ему, улыбаясь, несколько слов, указывая пальцем на север. Тогда трапа повернулся в указанную ему сторону и снова распростерся у ног ламы. Поднявшись, он перекинул через плечо свой плащ, соскользнувший на землю во время коленопреклонения, и тсипа заметил, что одна из пол плаща была разорвана. Затем видение рассеялось. Через несколько недель к нему пришел этот юноша. Его прислал друг ламы-тсипа, лама-гиюд, с просьбой обучить молодого человека различным астрономическим вычислениям. Трапа сообщил, что при прощании с учителем, тот сказал ему: так как вы отправляетесь теперь к новому наставнику, вам следует приветствовать и его. С этими словами он указал на север, где находилось жилище тсипа. Кроме того, тсипа увидел дыру на плаще своего нового ученика, замеченную им во время видения.

Я спросила, хотел ли этим видением лама-гиюд предупредить своего друга о прибытии к нему ученика, но тсипа не смог ответить на этот вопрос. Рассказанный им случай произошел недавно, и у него еще не было возможности снестись со своим другом.

Нужно сказать, что тибетцы, как правило, совсем не стремятся производить расследование психических явлений, и это составляет одно из главных препятствий в работе исследователя. Тибетцы рассматривают психические явления как факты, если не совсем обычные, то, во всяком случае, и не настолько необыкновенные, чтобы возбудить у свидетелей или людей, просто знающих о них, непреодолимое желание анализировать эти факты. Они не нарушают в сознании тибетцев сложившихся представлений о законах природы, о том, что "возможно", а что "невозможно", как это бывает на Западе. Большинство тибетцев в равной степени как невежественные, так и ученые, непреложно верят, что все возможно для того, кто "умеет", и поэтому происходящие у них на глазах чудеса не пробуждают у них никаких чувств, кроме восхищения ловкостью совершающего эти чудеса человека.

Глава 7

Тибетское духовенство подразделяется на две большие группы. К первой группе принадлежат монахи, признающие средством спасения соблюдение нравственных правил и монастырского устава; ко второй все остальные, предпочитающие чисто интеллектуальный метод, свободный от каких бы то ни было ограничений.