Корпорация Лемнискату. И начнется отсчет - Наталья Косухина

На лице девушке отразилась такая паника, что я испугалась.

– Помоги! – она посмотрела на меня умоляющим взглядом.

Я не смогла ей отказать.

– Давай мы завтра скажем всем, что ты заболела, и поедем в мое поместье. Я там всегда живу, когда устаю от этого места.

– А князь?

– Он сейчас за границей. Там будем только мы и слуги.

– Отправляемся.

– Сейчас поздно и, думаю, разумнее будет подождать утра.

– Хорошо.

Всю ночь я просидела с Орловой, боясь оставить ее одну, и гадала, что могло вызвать такую реакцию. Когда она перестала плакать, то просто лежала, уставившись в одну точку.

Может, у нее кто-то умер? Но вспомнив, где я ее нашла, поняла, что тут все серьезнее.

Утром, совершенно разбитая, я оставила записку с сообщением, что Ольга заболела, и наказом не ехать за нами, так как мы хотим побыть одни.

Уже через час после рассвета карета увозила нас в сторону поместья.

По прибытии я выделила Ольге комнату недалеко от своей и еще раз предложила вызвать врача, но девушка отказалась, только вот что странно – попросила проводить ее в музыкальную комнату.

Ничего не понимая, я выполнила просьбу и попросила разрешения остаться.

– Я не возражаю, – еле слышно ответила она, взявшись за скрипку.

Ольга играла мелодию невыносимо грустную и печальную. Воздух вокруг девушки светился красным, пылал, переливался, а она играла и плакала.

Я не мешала. Ей нужно было выплеснуть из себя все страдания. Я сидела в кресле, слушала музыку, и из моих глаз текли слезы. Столько боли…

Ольга играла несколько часов, а потом ушла к себе. Ни на что не реагировала, не ела, не пила. Осознав, что добиваться от нее какой-либо реакции пока бесполезно, я отправилась спать.

Ночью меня разбудил шум. Вбежав в комнату Ольги, я увидела, что она снова светится, практически пылает, мечется по комнате, толкает мебель, сбрасывает вещи на пол.

– Ольга, что с тобой?!

Я не знала, что делать.

Девушка посмотрела в мою сторону и сказала ледяным тоном:

– Оставь меня.

Что-то такое было в ее горящем взгляде, что заставило меня подчиниться.

Даже когда все стихло, оставшуюся часть ночи я провела без сна, а наутро все повторилось вновь. Ольга лежала на постели, не ела, не пила и ни на что не реагировала. Периодически заходя к ней, я видела, как по ее щекам текут слезы.

Сначала я терпела, но к вечеру, подойдя к девушке, протянула ей стакан.

– Пей!

Реакции никакой. Я сильно дернула девушку за волосы и прижала стакан к ее губам.

– Пей, иначе волью силой.

Едва сфокусировав на мне взгляд, Ольга сделала несколько глотков.

Вот и хорошо.

Почти весь день я провела у постели Ольги, потом ушла к себе и уже ближе к полуночи услышала, как девушка навзрыд плачет. Когда все стихло, я зашла к ней и увидела, что усталость взяла свое и Ольга уснула.

Облегченно вздохнув, я решила, что буря миновала, и не ошиблась.

Ольга Орлова

Когда я около кабинета услышала всю правду, ничего кроме боли я не чувствовала.

Это была жестокая боль, что горела у меня внутри, выжигая все чувства, все живое, что было во мне. Боль была практически физическая. Мелькнула радостная мысль, что я умираю.

Я малодушно была готова проститься с жизнью, лишь бы не чувствовать то, что чувствовала. Лишь бы не знать этой правды.

Потом пришла Лидия, что-то спрашивала меня, куда-то отвела. Единственное, что пробилось сквозь пелену отчаяния, это слова подруги о том, что за мной придут. Я увижу его. Нет! Не хочу!

Была готова отправиться куда угодно, лишь бы избежать этого.

Мой ад начался для меня неожиданно, он убивал меня, правда убивала меня. Я попыталась выразить чувства в музыке, и это помогло, но было скорее анестезией, чем лечением.

Ночью я особенно отчетливо поняла это, когда закрывала глаза, а в памяти мелькали воспоминания, словно картинки сменяя одна другую. Переживала их заново, но теперь, зная правду, соотнося с тем, что услышала. Настоящая пытка!

В какой-то момент я не выдержала, и со мной случилась истерика. Я понимала, что сильно напугала Лидию, но ничего поделать не могла. Наутро все продолжилось, только бушевать сил не осталось.

Словно наяву слыша его слова, по-другому оценивая поступки и выражение лица, я получала подтверждение каждому слову Корнейси. Как они могли? Как он мог?

Выплакавшись и иссушив себя до дна, я вновь смогла забыться сном. А утром ощутила лишь опустошение.

Как тень пришла и снова ушла служанка, потом мне принесли поесть, и я даже что-то смогла проглотить. Тут в дверь вновь заскреблись.

– Войдите, – прохрипела я.

В комнату заглянула Лидия.

– Тебе получше? – с тревогой спросила подруга.

Я кивнула.

– Разинский прислал записку, волнуется. Напишешь ему? – осторожно предложила княгиня.

– Нет, – мотнула головой.

– Не хочешь, чтобы он приехал сюда?

– Не надо, у него сейчас плотный график, – безучастно ответила я.

Лидия нерешительно спросила:

– Расскажешь, что случилось?

Встретившись с ней глазами, я поняла, что мне нужно кому-то довериться и попробовать расставить все по местам. Может, тогда в душе воцарится если не покой, то хотя бы мир?

– Да, – решилась я. – Но поклянись, что это останется между нами.

Лидия задумалась.

– Это как-то касается корпорации?

– Косвенным образом, – безучастно ответила я, усаживаясь в кресло и рассматривая колышущуюся за окном березу.

Немного подумав, подруга дала клятву.

– Твои подозрения насчет Разинского оказались верны, – голосом, лишенным эмоций, начала я.

– Он тебе изменил?! – удивленно раскрылись глаза Лидии.

Я рассмеялась немного сумасшедшим, горьким смехом.

– Если бы… Он предал меня.

– Ничего не понимаю, – замотала головой подруга. – Рассказывай по порядку.

– Тогда мне нужно начать с самого начала…

Вздохнув, я решилась.

– Для меня все началось много лет назад, когда при проверке дара я увидела молодого творца. Для него, думаю, тоже, но в ином смысле. Тогда блестящий юноша, первый творец, ошибся, невольно обрекая меня на муку и годы одиночества. У него же все было прекрасно. Он жил, получая от жизни удовольствие, принимал восхищение и считал себя непогрешимым.

Лидия хмыкнула.

– А потом, ты представляешь, появляюсь я – и ставлю весь его авторитет под сомнение, свергаю его с пьедестала, который он привык воспринимать как должное, – тихо продолжала рассказывать я. – Я понимаю, почему он невзлюбил меня. Все мы люди, и он не собирался сопротивляться страстям и своим порывам, во всем обвинив меня. Косвенным образом, отчасти так оно и было.

– А ты?

– А я любила его с того первого дня, как увидела. Сначала для маленькой девочки он был олицетворением героя, потом, для юной барышни – непогрешимым идолом и образцом кавалера… Первой любовью… Я по возможности наблюдала за ним издалека. А потом мой секрет стал известен, и, получив возможность быть рядом с ним, я старалась обманывать себя, не поддаваться чувствам. Ведь они были безответными, и не мне надеяться на взаимность.

Во мне все сжималось от боли.

– Но ведь он полюбил тебя!

По моей щеке скатилась слеза.

– Полюбил… Да, так могло показаться. Неожиданно для меня его поведение изменилось, появилась забота, дружеское, как мне тогда казалось, участие. Он стал внимателен, предупредителен, старался, чтобы я освоила тонкости работы, всегда был рядом, заботился. Я была счастлива.

– На самом деле все было не так?

– Нет. Он меня обманул, – выдохнула я.

– И ты тогда ему так легко поверила? – изумилась подруга.

– Неправда. Я сомневалась, но Разинский имеет репутацию прямого человека, человека чести. Он не скрывает свои порывы и бывает до скандального прямолинеен и резок. Я так хотела работать в мирных условиях, а не во вражде, хотела, чтобы кто-то увидел мой потенциал, способности. Я любила его, и тем приятнее для меня было, что тем, кто меня оценил, был он…

– А на самом деле?

– На самом деле ему навязали отношения со мной. Я и так была противна ему до этого, а под давлением обстоятельств его неприязнь возросла еще больше.

– И ты не заметила? – изумилась подруга.

– О-о-о! Он умело это скрывал, изо всех сил. Иногда у него проскальзывало раздражение, иногда он странно морщился или резко себя вел, а его обычно подвижное лицо словно застывало. Я удивлялась, но не придавала значения, а теперь поняла… Завести дружеские отношения со мной было для него настоящим испытанием, но он, как герой, крепился и не сдавался. Ты сама говорила, что он не знает, как вести себя с юными девушками, – и тут я. Представляешь, какое испытание?

– И что потом?

– Его действия не давали нужного эффекта, я не подпускала его к себе. Вернее, не так, как ему нужно было. Он хотел дружбы, а я любила. И тогда он совершил подвиг – начал ухаживать за мной. Представляешь? – горько усмехнулась я.