Возвращение - Готлиб Майрон

– Фантазером быть хорошо до тех пор, пока фантазии не заменяют реальность, – наставительно произнесла Анна.

МАРИ: Ты знаешь разницу между фантазером и лгуном?

– Мне трудно сравнивать. Как оказывается, я лицо заинтересованное.

АННА: Лгун обманывает других, фантазер – себя.

– У меня другое понимание фантазии. Это правда, не похожая на правду. В моей книге жизни это лучшая правда, несравнимо интереснее скучно-очевидной. Как багровый закат, к примеру. Ну, очень красивый, но мне не интересный. А то, что вы называете фантазией, я называю моей правдой.

НЕТА: Приведи еще пример твоей правды.

– Мои отношения с Дали, к примеру.

АННА: С Дали!?.. Вы знакомы?

– В некотором смысле – да.

– Объясни, – потребовала Мари.

– Что такое «Я»? Слышу, вижу, чувствую. Это все «Я». Тут всё просто. Но есть еще и другое «Я», которое останется после того, когда физически удалюсь из этой комнаты. Это невидимое «Я» навсегда поселится в вашей памяти своими взглядами, словами, внешностью, чуть было не сказал, глупостями. А попытаетесь выселить его, то добьетесь как раз противоположного. Еще больше увековечите. Мой контроль над этим «Я» ограничен, но это нисколько не умаляет его. Это мое созерцательное «Я».

Упомянутое «созерцать» возымело неожиданное, но чудесным образом желаемое действие. Сознательно непланируемое, оно прорвалось через толщу моего подсознания, чтобы вспыхнуть (в который раз) изумительной симметрией мыслей и чувств. Марианна сидит в пол-оборота, Нета спиной к портрету. Ни одна не предприняла попытки повернуться. Но глаза каждой чуть увлажнились и поднялись, чтобы встретиться с ней на портрете, если бы сидели повернутыми в сторону … в сторону ее взгляда, рожденного двадцать два года назад и находящего каждую из них в тот момент, когда та нуждается в нем.

Они молчали. Я погрузился в их тишину. Этот момент принесен мною, принадлежит мне. И я должен отпустить его на свободу. Поднялся, подошел к портрету. Если бы это был не портрет, то точно знаю, что произошло бы. Но это все равно произошло. Я почувствовал ее дыхание и ощутил ее почти неосязаемое прикосновение.

Почти неслышимое, едва угадываемое «… спасибо»

Я знал, кто это. Повернулся не для того, чтобы убедиться в правильности догадки, а прикоснуться к ее упругому дыханию и прижаться к ее гладкой как мрамор и нежной как пыльца на крыльях бабочки-дриады, щеке. Марианна смотрела на нас умилительно ласково и с задумчивой печалью.

Она была чуть выше меня. Может быть, поэтому они встречали меня не у дверей, а сидя, не желая уже в первый момент подавить не только внешностью и прямыми спинами, но еще и ростом.

– Назад к Дали?.. – спросил я, и после короткой задумчивой, печальной, чуть рассеянной улыбки получил разрешение. – Он деспотично нуждался в психоанализе и понимал, что его талант непосилен изолированному аналитику. Тогда он гениально, как и все остальное, что делал, своими картинами превратил весь мир в своих психоаналитиков. По крайней мере, ту его часть, которая восторгается им. Я один из них. И Дали знает меня своим созерцательным «Я».

Тема не была исчерпана, но вдруг потеряла интерес и привлекательность. Обламывать ее по живому тоже не хотелось. Она подарила нам несколько замечательных моментов. Мы еще несколько минут искали ее естественное завершение.

АННА: Ты действительно так думаешь?

– Я не считаю, что знаю на единичку ума больше вас. При всех невероятных достижениях науки мы ничего не знаем не только о мире, в котором живем, но даже о самих себе. Одно знаю наверняка – я не намерен выродиться в навозного жука или дождевого червя и не буду ограничивать свою фантазию.

Мари взяла на себя роль штурмана и повела нашу маленькую эскадру по слёту проложенному маршруту.

МАРИ: Как часто ты делишься этими взглядами?

– Все это я только что открыл в себе.

НЕТА: Можно считать, что наше созерцательное «МЫ» сыграло свою роль в твоей находке.

– Не сомневайтесь. Вы поселились во мне. Навсегда. Вы принадлежите мне. Это богатство я заберу с собой. Хорошая новость, вы от этого не обеднеете.

– Я как раз рассчитываю разбогатеть от мысли, что поселилась в тебе, – произнесла Мари в приливе нежности, почти нехотя, смущенно, пытаясь защитить сказанное от грубого толкования, будто оно принадлежало будущему, а мы, запоздавшие в настоящем, еще не готовы правильно понять значение этих слов.

– Все в выигрыше. Моя любимая игра, – но не стал упоминать, что стянул ее у мамы.

НЕТА: Это ты взял от мамы.

– Может, я от мамы, может, она у меня, – сказал я тоном, требующим паузу. Та послушно встряла в беседу, и я почувствовал себя королем пауз. Но вклинить ее недостаточно, надо еще вовремя выбраться из нее, и тогда я становлюсь принцем беседы. Не знаю, для чего мне это нужно. Но если могу, почему бы и нет.

– А можно вернуться к Бальзаку? Как вы читаете? Все разом? Пересказываете друг другу содержание? Кто-то одна экспериментирует на себе, после чего рекомендует остальным. Читать или нет.

АННА: Зачем?

НЕТА: Если одна прочитала, остальные автоматически знают содержание.

МАРИ: Какой смысл перечитывать книгу, прочитанную другой?

Марианета серьезно удивлена и даже чуть разочарована. Как это я не знаком с такими элементарнейшими правилами идентичных близнецов. С терпеливым любопытством ожидает моей реакции. Каждая делает это по-своему. Мари чуть склонила голову на бок. Анна вызывающе скрестила руки на груди, показывая тем самым «ну-ка, покажи, ты в действительности такой проницательный, каким притворяешься». Нета устроилась поудобнее, очень похоже на то, как делает мама. Кажется, пришел момент, когда каждая настроилась отделиться от остальных. Что-то вроде начала второго действия, когда актеры пытаются убедить зрителя в том, что всё, что он увидит, удивит и убедит его в полном непонимании происшедшего в первом действии.

– Это касается только чтения? – прищурив глаза, рассуждаю вслух, обращаясь скорее к себе, нежели к ним, перейдя сразу к третьему действию, в котором зритель оборачивается актером, а у бывших актеров нет другого выбора, как стать зрителями. – А как насчет тенниса или шахмат? А еда? … косметика? Если одна положила румяна, остальным они уже не требуются?

МАРИ: Хорошо. Твоя взяла.

– Уже и пошутить нельзя, – по-детски обиделась Анна и прыснула, не закончив фразы.

МАРИ: Литературные, да и вообще художественные вкусы у нас схожи. Не идентичны, но схожи. Как только одна заканчивает книгу, у нее складывается точное представление, как книга будет воспринята другими. Есть книги, прочитанные одной или двумя, но все же большинство освоено всеми тремя.

– Не отдавая при этом предпочтения жанрам. Короткий рассказ может