Хозяин Древа сего - Павел Виноградов

— А другого младенца где возьмешь? — оборвал его Варнава, оставаясь нейтрально-темным.

Кажется, Дыя это немного беспокоило.

— Где-где, — буркнул он, сбившись с высокого штиля, — там же, где и раньше…

— То есть, — корректно уточнил Варнава, — если я тебя правильно понял, я должен буду возобновить отношения со своей бывшей супругой, она же — моя сестра, зачать тебе другого внука, который будет принесен в жертву Тьме, от чего Древо разрушится, Рагнарек настанет, и все прочее… После чего семейство наше сделается Древа нового Хозяином, единым в своей троичности, что подчеркнут наши крайне запутанные кровнородственные и сексуальные отношения? Так?

— Истинно! Гений! Иммануил в натуре! Мишель вылитый! Карлос Сезар Арана! -

возопил Дый, видимо, сочтя полезным вновь изобразить безудержное ликование, лишь глаз его темнел все больше.

Теперь в нем не было уже человеческого, да и животного, да и вообще живого — Тьма одна непроглядная. Только сейчас Сунь до конца осознал, что за противник перед ним. Но не это потрясло Царя обезьян, а то, что глаза ученика его, Маленького Кота, быстро становились похожими на жуткое око древнего дива. Теперь он не сомневался в их родстве — словно два Дыя явились ему. И тут Суню стало страшно, так страшно, как еще не бывало. Он, наконец, понял, насколько все серьезно. Мир, его мир, который он, не смотря ни на что, так любил, хотят уничтожить. И уничтожат, если он не помешает. Еще никогда не сражался он за большее, и сознание этого лишало сил. В ожидании слов Мао старый обезьян дрожал всем телом.

— Да не я гений, а ты, папаша, — устало произнес наконец Варнава, мгновенно оборвав поток дыевского ликования. — Все предугадал, все предусмотрел. Разве что только…

— Что? — подозрительно бросил Дый.

— Его.

— Кого?

— «Итак, если скажут вам: «вот, Он в пустыне», — не выходите; «вот, Он в потаенных комнатах», — не верьте»…

— Опять за свое! Заканчивай, а?..

— Заканчивай? — вкрадчиво переспросил Варнава, — Да я еще и не начал…

Тут с ним стали происходить удивительные вещи. Сначала протянул руки к Дыю, при этом сам не сделал попытки сдвинуться с места. Но руки вытягивались все дальше, и, не успел див среагировать, на его шее сомкнулись огромные ладони. Одновременно фигура Варнавы принялась раздаваться во все стороны и расти. Это происходило столь стремительно, что Сунь смог уловить последовательность метаморфоз лишь усиленным восприятием Продленного. Но таким же обладал и Дый, и ответ его ждать не заставил. Сперва у него каким-то диким рывком колоссально вспухли голова и шея — за доли секунды на нормальном туловище закачалось что-то вроде бородатого воздушного шара с бешено вращающимся глазом. Это произошло так быстро, что Варнава, не успевший еще вырасти, принужден был разжать руки и отпрянуть. А фигура Дыя все увеличивалась, поднявшись почти вровень с Башней. Колонноподобные ноги попирали почву, в пыль кроша каменные плиты. В руках у великана уже сияло во много раз увеличенное копье с крылышками. Устрашающий монстр завертел им так, что гул пошел по всему озеру, и возопил трубным гласом, проникшим во все уголки долины:

— Чанг Шамбалин дайн!

При этом кличе все вдруг пугающе изменилось. Спокойно сиявшее небо сперва осквернили несколько жирных изжелта-фиолетовых туч, их стремительно прибывало, наконец, они съели почти весь небосвод, лишь несколько кусочков голубизны проглядывало за ними. Но и эти небесные клочья вскоре изменили цвет, стали грязно-пурпурными, словно окна дома, выгорающего внутренним пожаром. И свет в этом мире изменился, стал красноватым, зловещим, каким-то непрочным, будто это Тьма лишь прикинулась светом, с трудом играя чуждую роль. Все предметы в замогильном этом сиянии словно изнутри высветили злое свое начало, став отчужденными и опасными. В голове Суня сами собой возникли строки из любимого романа:

Сильный ветер клокотал и бился,Желтизной окрашивая небо,И туман клубился темно-красный,Нагоняя сумерки на землю.

«Только сейчас не в романе», — подумал он тоскливо, но живо стряхнул с себя вредные эмоции.

Серой смердело невыносимо. Стихли звуки — шелест листвы, плеск озера, клекот птиц. Гнетущая вязкая глушь озвучивалась лишь жестокими ударами ледяного ветра. Под нависшими, злом беременными тучами два чудовища изготовились к дуэли. Варнава предстал в образе жутком, не лучше вражьего. Яростью искажалось лицо, борода и длинные волосы, казавшиеся в порочном свете темно-огненными, метались безумной орифламмой. Руки пустовали, но было такое чувство, что оружие ему и не нужно — он принял Стойку тигра. Между великанами возвышалась…нет, уже просто торчала Башня, похожая на древнюю могильную стелу. Под непомерной тяжестью гигантских тел склон холма вместе с кустами и валунами стал медленно наползать на пляж. Казалось, вот-вот островок не выдержит, начнет погружаться в воды.

Сверху нарастал какой-то гул, но тут Сунь краем глаза уловил движение в стороне. Повернувшись, узрел удивительное: ниоткуда возникла экзотичная фигура. Была она в странных светлых одеждах, кое-где украшенных тускло блестящими золотыми бляшками — короткая туника, длинные штаны, заправленные в низкие мягкие сапожки, по щиколоткам прихваченные ремешками. На плечи был накинут короткий кожаный плащ, голову покрывал башлык с загнутым вперед острым концом. В одной руке у пришельца было что-то вроде большой раскрытой книги, другой он придерживал закрепленный на груди ремешками увесистый сверток, завернутый в одеяла.

Сунь, отвлекшись от имевшей вот-вот разразиться битвы титанов, любопытно оттопырил губу и круглыми глазами уставился на сенсационное явление. Между тем вновь прибывший повернул к нему лицо, и обезьян его узнал. В его памяти зазвучала спокойный уверенный голос, внушительность которого не страдала от сильной картавости. Голос незнакомого Продленного, словам которого он как-то сразу поверил и без разговоров обещал исполнить просьбу: «Итак, Прекрасный царь обезьян, если случится, что вы увидите раба вашего в Шамбале, прошу снизойти к моему ничтожеству, не удивляться и не подавать вида, что его заметили. Умоляю вас заниматься своим делом, тогда как никчемный слуга ваш будет заниматься своим». И тогда, и сейчас, Сунь откуда-то знал, что это хороший совет, потому отвернулся. Таинственный господин удовлетворенно кивнул, спрятал книгу в поясную сумку, и, помедлив, словно принимая окончательное решение, твердо ступил внутрь Башни, не замеченный более никем из занятых в мизансцене актеров.

Между тем Суню действительно пора было заняться делом. Гул нарастал, становясь невыносимым. Обезьян поднял голову и увидел, как с бесноватых небес спускается воинство Шамбалы. Из смутно видневшегося портала Зала Убитых по направлению к острову, как струя черного дыма, вытекала вереница летучих существ. Первые уже достигли места событий — то были эйнхерии в полном вооружении, летящие верхом на неописуемых насекомоподобных существах. А некоторые и сами имели что-то вроде крыльев, перепончатых, как у рептилий или летучих мышей. Пикировали на островок и бросались в битву, размахивая мечами и топорами с механической четкостью. При этом лица их оставались опавшими и бессмысленными — лицами мертвецов.