Прощай генерал… прости! - Фридрих Незнанский

Словом, убедил. И обещал подъехать за ней часам к десяти, когда совсем стемнеет.

«Да, — сказал себе Филя, отъезжая от больницы, — совсем неожиданный возникает вариант! Это ж надо — всех разом скупить на корню! Не затратив при этом, скорее всего, ни копейки… А мы тут о каких-то правилах, ха-ха!»

Единственное, что в некоторой степени подняло настроение Агеева — это как бы между прочим произнесенная Ангелиной Петровной фраза по поводу Катерины Ивановны: «Кажется, у нас появилась уверенность…» Но одновременно с этим возникла и новая забота — теперь с нее глаз нельзя спускать. А лучше всего упрятать так, чтоб никто не сумел отыскать. Хотя бы до конца расследования. И этот фактически неотложный вопрос надо так же срочно обсудить с Александром Борисовичем… И срочно лететь в Саяны… И… все сразу и все срочно…

Глава седьмая

НЕРВЫ СДАЮТ…

1

А где же наш любезный адвокат?! Отчего это не маячит перед глазами его седая, благообразная шевелюра? Отчего не слышатся вкрадчивые, проникновенные речи?..

Вот уже несколько дней прошло, в течение которых Александр Борисович старательно изображал тягучую, как всякая рутина, трудовую деятельность старшего следователя по особо важным… преступлениям, естественно, а об адвокате — ни слуху ни духу. Будто враз испарился. Нет, конечно, можно было бы и позвонить ему на мобильник, но делать это Турецкому почему-то не хотелось. Он им нужен, пусть сами и проявляют инициативу…

Между прочим, вопросы-то у них к нему уже могли бы и появиться. Вот съездил он к Валерию Леонидовичу Найденову, прослышав, что председатель аварийной комиссии собирается вылететь в Москву, и неизвестно теперь, когда вернется. Они сразу узнали друг друга. Турецкий тут же сослался на Сергея Сергеевича Нефедова, Найденов вспомнил насчет «ватерпаса» и с усмешкой сказал:

— Все возвращается на круги свои… Вот и меня ждут очередные неприятности в Москве. А вы, Александр Борисович, можете поговорить с нашими специалистами, которые практически завершили исследование «останков», так сказать, покойного «мишки». Если желаете знать мое личное мнение, то взрыва, на который указывали отдельные свидетели, не было. А вот соображения по поводу неожиданного в горных условиях снежного заряда я не стал бы отрицать категорично. Но все это вам объяснят и покажут специалисты.

— Значит, диверсию вы отвергаете? — без всякого стеснения, в лоб, спросил Турецкий.

— Боюсь вас разочаровать, — улыбнулся Найденов, — но я не совсем понимаю, что вы называете диверсией? Сознательный бросок машины на высоковольтные провода — это да, диверсия. Но кого вы назовете камикадзе в данном случае? Вам же известны личные дела летчиков… Может быть, имелись другие варианты? Не знаю, комиссия рассматривает голый факт, а не предположения. Удар в днище машины имел место, и значительной силы, на что указывает деформация отдельных элементов корпуса, но происхождение этого удара, его источник, для нас по-прежнему загадка…

Валерий Леонидович не изображал из себя, как считали многие из его окружения и о чем помнил Турецкий, этакого всезнающего Зевса-громовержца. Он тоже был подвержен сомнениям, поэтому и не торопился с окончательными выводами. Работает комиссия, чего вам еще надо? Придем к единому мнению, составим собственное заключение, естественно, проинформируем соответствующие инстанции. И уже одно то, что Найденов усомнился в выводах следствия, которое утверждало, что катастрофа вызвана неверными действиями экипажа, а проще говоря, всему виной— преступная халатность летчиков и так далее, — все это говорило сейчас в его пользу. Хотя, возможно, кое-кто и готов был приписать ему желание защитить, так сказать, честь мундира своего авиационного ведомства. Да, впрочем, какая уж тут защита, если само ведомство, в лице Восточно-Сибирского управления, возглавляемого Нефедовым, поторопилось признать собственную вину… правда, только на восемьдесят процентов. И это, похоже, не кокетство местных руководящих чиновников, демонстрирующих, будто они вовсе не собираются перекладывать ответственность за гибель людей на чужие плечи, нет, похоже, они и в самом деле считают себя виноватыми, но, конечно, не полностью. Значит, подразумевается кто-то еще? И кто же? Службы наземного обеспечения полетов? Которые, кстати, виноваты бывают всегда и во всем. Но, кажется, на этот вопрос Найденов ответа пока так и не нашел…

А вообще, конечно, исчислять в процентах собственную вину за смерть человека — занятие малодостойное и уж вовсе не почтенное, как выражались в старину, когда при аналогичных обстоятельствах и в отставку подавали, и даже пули себе в лоб пускали, чтобы смыть позор… Но это, опять-таки, в далеком прошлом… Куда уж нам, с нашим-то пониманием профессиональной, да и просто человеческой чести!

Позже, переговорив с членами комиссии, которые исследовали обломки корпуса и механизмов, доставленные в ангар с места падения машины, Александр Борисович и сам в полной мере оценил суть сомнений начальника аварийной комиссии.

Вот пассажиры утверждали, что был взрыв. Потом они же «переиграли» на пургу. Позже возникали предположения, что мог быть удар воздушной волны от сорвавшейся где-нибудь поблизости лавины. Специалисты из комиссии летали на «точку», или, как они называют, «на яму», осматривали все вокруг, изучали, но свидетельств схода лавин не обнаружили.

Опять же, если говорить об усилении ветра, то на горном перевале, особенно в это время года, ветрено практически постоянно, но ведь и вертолеты летают в тех местах так же регулярно — и не падают. Упертые синоптики, обвиненные во всех смертных грехах, стояли на своем: по их данным, пурги не должно было быть. Не должно или не могло? А вот тут уж черт ее знает, все же погода…

И еще один, важный, скорее уже для себя, вывод неожиданно сделал Александр Борисович.

Все, от кого зависело решение вопроса «кто виноват?», с разной степенью заинтересованности смотрели на него — следователя Генеральной прокуратуры. Создавалось ощущение, будто различные службы, задействованные в расследовании, были уже практически готовы огласить свои вердикты, но терпеливо ожидали, когда произнесет свое последнее слово именно он, Турецкий, чтобы затем вздохнуть с облегчением. И расписаться в честно проделанной работе…

Но Александр Борисович появлялся теперь каждое утро в отведенном ему кабинете, доставал из сейфа папку с делом и углублялся в изучение материалов. Время от времени он передавал следователю Серову распоряжения доставить к нему на допрос того или другого свидетеля, заранее «угадывая», что данное лицо наверняка отсутствует у себя на службе, а дома у него никто телефонную трубку не поднимает и на стук в дверь не реагирует. Такая вот тихая забастовка.

Серов методично рассылал из прокуратуры повестки с нарочными, те возвращались ни с чем, он посылал новые… Игра такая, понимаешь, — кто кого переупрямит или чья возьмет? Даже Юрий Матвеевич перестал удивляться невероятному, прямо-таки фантастическому терпению московского «важняка» и, видимо, ожидал, что же последует дальше. Но «дальше» ничего не происходило! Что и было причиной полнейшего непонимания происходящего в глазах окружающих.

А Турецкий выигрывал время…

Поздним вечером, правильнее было бы сказать глубокой ночью, накануне отлета Агеева на строительство базы, они вдвоем устроили генеральный, можно сказать, «совет в Филях» — с ударением, естественно, на последнем слоге. Перед очередным рывком следовало обсудить имеющиеся наработки и четко определить перспективы.

Самый тщательный обыск в квартире Филенкова, на который только был способен Филипп, практически ничего не дал. Не тот человек, похоже, был молодой бортинженер, чтобы обзаводиться архивом либо прятать у себя какие-то важные вещественные доказательства или улики.

У Агеева, между прочим, о чем он и сказал Турецкому, во время беседы с Лидой мелькнула было мысль, что причина катастрофы вполне может быть гораздо проще, чем им кажется. Ну в плане того, что убийство губернатора если и являлось целью, то побочной. А главное же могло заключаться в том, что тот же Фи-ленков или кто-то другой из экипажа, в паре с ним, занимались, к примеру, транспортировкой наркотиков. Может, и глупость, а вдруг — нет? И это, кстати, кое-что объяснило бы. Скажем, «груз», на гонорар от которого мог рассчитывать бортинженер — недаром же он планы строил! — пропал во время аварии. Исчез. Кто-то ловко подставил курьеров. А такие вещи у бандитов не проходят — отсюда и печальный исход. Логично? Хотя и притянуто, честно говоря, за уши…

К счастью, обыск в квартире никаких результатов не дал. Хотя отрицательный результат иной раз куда важнее всяких сюрпризов. Филя уговорил Лиду, ничего ей, в общем-то, не объясняя, сходить с ним в гараж, где тоже постарался перевернуть, перелопатить весь хлам, и тоже безрезультатно, так что версию можно было теперь безболезненно отбросить.