Дом стрелы - Альфред Мейсон

– Потому что я сразу же спросил себя: «Откуда Бетти Харлоу знает, что вызвали Ано?» Конечно, я поднял шум из-за болтливости кого-то из моих коллег в Дижоне, но не верил в такое объяснение. В первую очередь меня заинтересовала сама мадемуазель Бетти. Когда мы прибыл! – в Дижон, вы сообщили ей, что показали мне эту телеграмму.

– Да, – признался Джим, – сообщил. Помню, что она ухватилась за подоконник, словно стараясь удержаться на ногах.

– Но она быстро взяла себя в руки, – отозвался Ано. – Бетти Харлоу нужно как-то объяснить мне эту телеграмму, но она не может сказать, что Морис Тевне предупредил ее о моем приезде. Поэтому, когда я спрашиваю ее, не получала ли она одно из анонимных писем, которые, как вы помните, были подлинной причиной моего приезда в Дижон, она сразу же отвечает: «Да, я получила одно в воскресенье утром, где сообщалось, что мосье Ано приезжает из Парижа, чтобы заняться этим делом». Но я знаю, что это ложь, так как до воскресного вечера не возникал вопрос о моем приезде. Я прошу показать мне письмо. Мадемуазель Бетти не говорит, что уничтожила его, дабы я не заподозрил, что она вовсе не получала никакого письма. Напротив, она заявляет, что письмо в опечатанной «Сокровищнице», отлично зная, что может написать его и подложить туда, воспользовавшись потайным ходом из Отеля де Бребизар, прежде чем снимут печати. Но чтобы оказаться там, письмо должно было прийти не позже чем в воскресенье утром, так как именно тогда опечатали комнаты. Бетти не знала, когда именно возникло предложение обратиться ко мне за помощью. Она ответила наугад, по я понял, что это ложь, и еще сильнее заинтересовался Бетти Харлоу.

Детектив умолк, так как Джим с ужасом уставился на него.

– Значит, это я навел вас на ее след? Я, который приехал защищать ее? – воскликнул он. – Ведь именно я показал вам телеграмму!

– Это бы не имело значения, мосье Фробишер, если бы Бетти Харлоу была, как вы считали, невиновна. – серьезно ответил Ано. – После моей первой беседы с ней я прошелся по дому, покуда вы с Бетти разговаривали в библиотеке. В гостиной мадемуазель Энн я обнаружил кое-что, заинтересовавшее меня с первого взгляда. Как вы думаете, что это? – Детектив надеялся, что его загадка отвлечет Джима от самобичевания, и в какой-то степени добился успеха.

– Могу догадаться, – с подобием улыбки отозвался Фробишер. – Это был трактат о строфанте.

– Да. Яд для стрел, не оставляющий следов! Этот яд был моим ночным кошмаром, мосье! Кто впервые его использует? Как я смогу разоблачить отравителя и доказать, что подобное средство не менее рискованно для убийцы, чем мышьяк или синильная кислота? Эти вопросы не давали мне покоя. И внезапно в доме, где только что произошла смерть от сердечного приступа, я нахожу трактат о подобном яде, засунутый под пачку журналов в гостиной молодой леди! Как он там оказался? На обложке я увидел надпись с указанием страницы и обнаружил на этой странице отчет о совершенном образце отравленной стрелы Саймона Харлоу. Анонимные письма сразу же были забыты. Что, если Ваберский, сам того не зная, оказался прав и мадам Харлоу действительно была убита в Мезон-Гренель? Я должен был это выяснить. Спрятав трактат под жилет, я спускаюсь вниз, задавая себе вопросы. Питает ли мадемуазель Энн интерес к таким вещам, как Strophanthus hispidus? Надеялась ли она приобрести что-либо в результате смерти мадам Харлоу? Могла ли она не знать, что трактат лежит под пачкой журналов на ее столе? Моя голова пошла кругом. Потом я замечаю злобный взгляд, который Бетти Харлоу бросает на свою подругу, и покидаю Мезон-Гренель, преисполненный еще большего любопытства на ее счет.

– Тогда почему сразу же после вашего ухода вы удалили полицейского с его поста у ворот Мезон-Гренель? – спросил Джим. – Вы забыли о своих подозрениях?

– Вовсе нет, – невозмутимо ответил Ано. – От полицейского в униформе не было никакого толку – скорее, он служил помехой. Мало пользы наблюдать за людьми, знающими об этом. Поэтому я убрал полицейского и начал сам наблюдать за молодыми леди в Мезон-Гренель. В тот день, покуда мосье Фробишер перевозил свой багаж из отеля, Бетти Харлоу отправилась на прогулку. Никола Моро тайком последовал за ней, но она исчезла. Я не виню Никола – ведь он не мог буквально идти за ней по пятам. Бетти шла по узким аллеям возле Отеля де Бребизар. Несомненно, она скрылась через маленькую калитку в ограде, которой мы воспользовались спустя несколько дней. Ведь нужно было приготовить для меня анонимное письмо, прежде чем распечатают «Сокровищницу». Но тогда я еще этого не знал. Мне было известно лишь то, что Бетти Харлоу пошла прогуляться и исчезла, а через час вновь появилась на другой улице. Вторую половину дня я провел, пытаясь выяснить, какой образ жизни ведут обе молодые леди и кто их друзья. Результаты были не слишком продуктивными, но и не нулевыми. В кругу друзей Бетти Харлоу я обнаружил несколько весьма странных личностей. Для девиц с передовыми идеями в области политики, общественной жизни и культуры странные друзья вполне естественны – этого следует ожидать. Но для девушки, судя по всему, ведущей вполне традиционный при ее социальном положении образ жизни, они выглядят отнюдь не так естественно. Какое удовольствие может находить столь утонченная девушка, как Бетти Харлоу, в компании вульгарных личностей вроде братьев Эспиноса, Жанны Леклер или Мориса Тевне?

Джим кивнул. Его тоже слегка покоробило фамильярное общение Эспиносы и Бетти.

– Тот вечер, когда вы наслаждались прохладой в саду с двумя молодыми леди, – продолжал Ано, – я провел с трактатом эдинбургского профессора и приготовил маленькую ловушку, которую и расставил, придя рано утром в Мезон-Гренель. Я вернул книгу о стрелах на пустое место на полке, где она явно находилась ранее.

Детектив сделал паузу, чтобы взять очередную черную сигарету из голубой пачки и предложить другую Джиму.

– Во время нашей беседы с Ваберским он рассказывает странную историю о Бетти Харлоу на улице Гамбетта, неподалеку от лавки Жана Кладеля. Возможно, Ваберский лжет, возможно, говорит правду, а возможно, виденное им имеет вполне невинное объяснение. Но его рассказ соответствует теории убийства мадам Харлоу, которая кажется мне все более вероятной. Если этот яд был использован, какой-то специалист должен был приготовить раствор из пасты на стреле. Когда Ваберский уходит, я отпускаю пружину моей ловушки, и успех превосходит все ожидания. Я показываю на трактат эдинбургского профессора, которого вчера не было на своем месте и который сегодня там появился. Кто вернул его туда? Я задаю это вопрос, и мадемуазель Энн в полном недоумении. Она ничего не знает об этой книге. Это так же очевидно, как Монблан на фоне неба. С другой стороны, Бетти Харлоу сразу догадывается, кто вернул трактат, и с весьма неблагоразумным сарказмом дает мне это понять. Она знает, что я нашел его вчера и вернул после изучения. И это ее не удивляет, ибо ей известно, где я его нашел. Подобно Ваберскому, я знаю в сердце, что Бетти положила книгу под журналы в комнате Энн Апкотт, хотя знаю это в голове. Бетти готовилась отвлечь подозрения с себя на Энн, если такие подозрения возникнут. Но невиновные так не поступают, мосье.

Затем мы идем в сад, где мадемуазель Энн рассказывает нам свою историю. Сразу же после этого, мосье Фробишер, я сказал вам, что все великие преступницы являются также великими актрисами. Но я никогда в жизни не видел, чтобы кто-нибудь играл свою роль так превосходно, как Бетти Харлоу во время рассказа Энн. Только вообразите! Убийце внезапно приходится слушать рассказ о своем преступлении в присутствии детектива, который его расследует! Бетти не может чувствовать себя в безопасности до самого последнего слова повествования. Представьте себе ее чувства, вопросы, которые теснятся у пес в голове! Не прокралась ли Энн Апкотт вперед и не заглянула ли в освещенный проем? Быть может, она знает правду, но хранила молчание вплоть до прихода Ано и Фробишера, чтобы сообщить обо всем, не подвергаясь опасности? Не скажет ли она под конец: «А убийца сидит рядом со мной»? Да, для Бетти Харлоу это были ужасные минуты!

– Тем не менее она не проявляла никаких признаков беспокойства, – заметил Джим.

– Но приняла меры предосторожности, – отозвался Ано. – Она внезапно убежала в дом.

– Мне показалось, что вы собирались остановить ее.

– Так оно и было. Но я позволил ей уйти, и она вернулась…

– С фотографиями миссис Харлоу, – вставил Фробишер.

– И более того. Бетти повернула свой стул лицом к мадемуазель Энн и села, прижав ко лбу носовой платок и с сочувствием слушая подругу. Но когда мадемуазель Энн сказала, что убийство произошло в половине одиннадцатого, она расслабилась, уронила платок и сразу же подобрала его, поставив на это место ногу. Когда рассказ был окончен и мы поднялись, Бетти резко повернулась на каблуках, так что во влажном дерне осталась вмятина. Мне захотелось узнать, что она принесла из дому в носовом платке, уронила вместе с ним и вогнала в дерн всем весом своего тела, чтобы никто не мог это обнаружить. Я намеренно оставил в саду перчатки, чтобы вернуться и выяснить это. Но Бетти меня опередила. Она сама принесла мне перчатки, обведя меня, Ано, вокруг пальца! Но я обнаружил спрятанный в дерне предмет, когда вы, Жирардо и остальные ждали меня в библиотеке. Это была таблетка цианистого калия, которую я показал вам в префектуре. Бетти не знала, о чем именно намерена поведать Энн Апкотт. Яд для стрелы был спрятан в Отеле де Бребизар. Но у пес под рукой имелся более быстродействующий яд, и она сбегала за ним в дом. Требовались железные нервы, чтобы сидеть в саду, держа смертоносную таблетку возле рта. Бетти сильно побледнела, и это неудивительно. Меня удивляло, что она вообще не свалилась со стула в обморок. Но нет! Она слушала рассказ, готовая, в случае необходимости, проглотить таблетку, прежде чем я успею ее остановить. И опять же, невиновные так не поступают.