Дом стрелы - Альфред Мейсон

– Смелее, мадемуазель! – Ано ободряюще улыбнулся.

Энн присоединилась к двум мужчинам в темном холле, детектив закрыл за ней дверь и вернулся к часам. Было двадцать восемь минут второго.

«У меня есть две минуты, – подумал он. – Этого хватит, если действовать быстро».

Три свидетеля ожидали снаружи в темноте. Один из них дрожал так сильно, что зубы стучали у него во рту.

– Энн! – прошептал Джим Фробишер и взял ее за руку.

Девушка судорожно вцепилась ему в руку. Ее силы были на исходе.

– Джим! – шепотом отозвалась она. – Вы были так жестоки ко мне!

Из комнаты донесся голос Ано:

– Входите!

Шагнув вперед, Энн нащупала ручку и резким движением открыла дверь. В «Сокровищнице» царила непроглядная тьма, как и в холле. Девушка шагнула в проем и протянула руку к выключателю. На миг вспыхнул яркий свет, и комната снова погрузилась во мрак, в котором послышались возбужденные голоса:

– Половина одиннадцатого! Я видел циферблат! – воскликнул Джим.

– И часы опять находились выше! – подхватила Энн.

– Верно, – согласился Моро.

В дальнем углу комнаты раздался голос Ано:

– Именно это вы видели вечером двадцать седьмого апреля, мадемуазель?

– Да, мосье.

– Тогда включите свет опять, и вы узнаете правду!

Приказ прозвучал подобно набату. Несколько секунд пальцы Энн отказывались ей повиноваться. Она не сомневалась, что движение ее руки повлечет за собой какую-то непоправимую беду.

– Смелее, мадемуазель!

Свет зажегся вновь и на сей раз остался гореть. Три свидетеля окинули взглядом комнату и дружно вскрикнули от изумления.

Часов на шкафчике не было вовсе!

Но выше его, в длинном зеркале, виднелся белый циферблат со стрелками, показывающими половину одиннадцатого. Он отражался предельно четко, и было трудно поверить, что это не сами часы.

– Теперь повернитесь и посмотрите! – сказал Ано.

Часы стояли на каминной полке лицом к ним, показывая подлинное время. Было ровно половина второго: длинная минутная стрелка указывала на цифру шесть, а короткая часовая – между цифрами один и два. Все одновременно повернулись назад к зеркалу, и тайна тут же раскрылась. Короткая часовая стрелка находилась между цифрами десять и одиннадцать, куда бы указывала, если бы сейчас была половина одиннадцатого, а часы находились на месте их отражения. Конечно, цифры в зеркале были перевернуты, но заметить это с первого взгляда было нелегко.

– Понимаете, – объяснил Ано, – закон природы побуждает нас экономить даже малейшие усилия. Мы живем среди часов – они для нас так же привычны, как хлеб на столе. И, повинуясь упомянутому инстинкту, мы определяем время по положению стрелок, а цифры воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Мадемуазель входит из темного холла в темную же комнату и, на миг включив свет, видит, что стрелки показывают половину одиннадцатого! Как вы помните, мосье Фробишер, она сама удивилась, что еще так рано. Мадемуазель было холодно, так как она заснула в кресле, и ей казалось, что она спала долго. Но мадемуазель Энн была права. В действительности было половина второго, и Бетти Харлоу уже двадцать минут назад вернулась домой с бала у мосье де Пуйяка.

Ано завершил монолог с ноткой триумфа в голосе, которая разозлила Фробишера.

– Не слишком ли вы торопитесь? – спросил он. – Когда сняли печати и мы впервые вошли в эту комнату, часы стояли не на каминной полке, а на шкафчике.

Детектив кивнул.

– Мадемуазель Апкотт поведала нам свою историю до ленча, а мы вошли в комнату после. Во время ленча часы переставили. – Он указал на портшез. – Теперь мы знаем, как легко это можно было сделать.

– «Можно было»! – с раздражением повторил Джим. – Это не означает, что все именно так и произошло.

– Верно, – согласился Ано. – Поэтому я сейчас отвечу на один из вопросов в ваших заметках. Что я увидел с Террасной башни? Я увидел дым, поднимающийся из трубы. О, мосье, я обратил внимание на этот дом, на его окна, двери и трубы! Заметив, что в теплый майский день дым поднимается из трубы над опечатанной комнатой, я понял, что туда есть вход, о котором нам ничего не известно, и кто-то только что им воспользовался. Кто же? За дайте себе этот вопрос! Кто вышел в одиночестве из Мезон-Гренель сразу же после моего ухода? Тот, кому нужно было переместить часы и, очевидно, сжечь кое-какие письма.

Джим едва слышал окончание последней фразы. Часы все еще занимали его мысли. Его главный аргумент был опровергнут, и надежда доказать невиновность Бетти, несмотря на все улики и обстоятельства против нее, рассеялась, как туман.

– Вы все это так быстро поняли, – с горечью произнес он, опускаясь на стул.

– Не так уж быстро, – отозвался Ано. – Не приписывайте мне никаких необычайных талантов, мосье. У меня просто есть опыт. Я провел на арене мои двадцать минут. – Он с улыбкой посмотрел на Фробишера. – Жаль, что здесь нет нашего молодого друга Мориса Тевне – ему бы пошел на пользу этот урок. Прежде всего, я понял, что мадемуазель Бетти занята в этой комнате чем-то очень важным. Это могло быть не только сожжение писем в камине. Нужно было подождать дальнейших событий. Стоя перед зеркалом, мадемуазель Энн заметила, что роковой ночью часы находились выше. Понял ли я тогда, в чем дело? Нет! Но меня это заинтересовало. Затем я обратил внимание, что великолепное изделие Бенвенуто Челлини стоит на каминной полке, где никто не может его видеть. Я снял его с полки, отошел с ним к окну и вернул на место, обратив внимание на четыре маленьких отметины на деревянной полке, которые были скрыты плоским футляром. Именно такие отметины оставили бы ножки изящных часиков времен Людовика XV, если бы они находились там постоянно – на своем естественном месте. А инкрустированный шкафчик гораздо ниже полки был бы вполне естественным местом для изделия Челлини. Там оно было бы видно всем. Поэтому я сказал себе: «Мой дорогой Ано, эта молодая леди переставила свои безделушки!» Но догадался ли я, почему? Нет, друг мой! Я уже говорил вам и повторяю вновь, что мы всего лишь слуги Удачи. Удача – хорошая хозяйка, если ее слуги не спят, и в тот день она хорошо со мной обошлась. Я стоял в холле, погруженный в раздумье, так как все нити казались ведущими в никуда. На стене позади меня висел большой барометр, а на противоположной стене передо мной – зеркало. К счастью, мое внимание привлекло то, что стрелка барометра указывала на бурю, что казалось нелепым. Повернувшись, я увидел, что стрелка Указывает на прекрасную погоду, и все понял. Когда я смотрел на сам барометр, стрелка указывала на хорошую погоду, а когда я видел его отражение в зеркале – на бурю, я вернулся в «Сокровищницу» и запер за собой дверь, не желая, чтобы меня там застали. Переставлять часы со шкафчика я не стал бы ни за что на свете. Вместо этого я вынул мои собственные часы, поднес их к зеркалу и передвинул стрелки таким образом, чтобы они в зеркале показывали половину одиннадцатого. Потом я посмотрел на сами часы. Стрелки показывали половину второго. Нужно ли мне было еще какое-нибудь доказательство? Если да, то я его получил. Отперев дверь, я столкнулся лицом к лицу с мадемуазель Бетти. Хотя я уже подозревал ее, это явилось для меня шоком. Видит бог, я готов к любым неожиданностям. Но на миг маска упала с лица мадемуазель Бетти, и у меня по спине забегали мурашки, ибо в ее прекрасных глазах светилась жажда убийства. Брр! – Ано встряхнулся, словно огромный пес, вылезший из воды. – Однако мы говорим слишком много, мосье Фробишер, и не даем мадемуазель лечь в постель, где ей давно пора находиться. Пошли!

Детектив вывел своих спутников в холл, зажег свет, запер дверь «Сокровищницы» и спрятал ключ в карман.

– Мы оставим свет включенным, мадемуазель, – обратился он к Энн, – а Моро будет держать вахту в доме. Вам нечего бояться – он будет неподалеку от вашей двери. Доброй ночи.

Энн протянула ему руку с печальной улыбкой.

– Я поблагодарю вас завтра. – сказала она и начала подниматься по лестнице, пошатываясь и волоча ноги.

Ано посмотрел ей вслед и с усмешкой повернулся к Фробишеру:

– Какая жалость! Вы и она… Хотя, в конце концов, все возможно… – Он поспешно оборвал фразу, так как Джим побагровел и начал выглядеть «подобающе», а Ано меньше всего хотелось его оскорбить. – Приношу свои извинения. Я нахал и сплетник. Но если я допустил оплошность, то желая вам добра. Надеюсь, вы это понимаете? Отлично! Завтра мадемуазель поведает нам, что произошло с ней ночью. Я хочу, чтобы вы при этом присутствовали. Тогда я расскажу вам, как шаг за шагом пришел к своим выводам, и отвечу на все ваши вопросы. Я позабочусь, чтобы вас не вызывали давать показания о том, что вы видели этой ночью. А когда все закончится, мосье, вы поймете, что правосудие должно вершиться, каким бы болезненным ни был этот процесс.

Фробишер видел перед собой совсем другого Ано. Все трюки и буффонады исчезли полностью. Не было даже триумфа. Этот человек словно излучал достоинство, оставаясь при этом добрым и предупредительным.